Обычные люди в фэнтези мире
Предисловие:
Всем привет, это мой первый пост, и первый опыт художественного письма. Что бы сразу отсеять незаинтересованную аудиторию кратко поясню о чем рассказ.
За основу взята вселенная WarCraft (но пока не уверен, что в последствии буду полностью ее придерживаться). Я предпринял попытку рассказать о том как живется в мире магии, масштабных войн, демонов, друидов, духов, героев и т.д. обычным людям, которые не обладают типичными для фэнтези миров сверхспособностями. Хотелось бы на этой стадии написания представить получить какую то объективную обратную связь, поскольку жена и друзья говорят, что все круто, но хотелось бы услышать мнение со стороны, не заинтересованное. Спасибо огромное всем кто прочитает это :)
Текст:
«Ни одно великое и значимое дело не проходило без кровопролития, поскольку лишь жизнь имеет вес…»
Кристаф Раун "Sangrua Lawei"
4-я страница дневника Гориоза (смотрителя стойл преподобного отца Марла)
Массовая добыча шкур. Близятся холода, шкуры всегда использовали для обогрева зимой. Однако звери не были готовы к тому, что их тела станут атрибутами диких ритуалов. Волков и медведей стало меньше. Лес перенасыщен грызунами. Они выжирают все, что может дать лес, деревья слабеют, листва начала падать раньше обычного, мир наполняется зимним духом уже в середине осени, ветер усиливается, жить на верхних этажах леса становится невозможно, птицы покидают этот край. Из-за этого черви и насекомые не теряют львиную долю своего потомства в пищу. Земля болеет от такого количества червей, насекомые терзают урожай близлежащих поселений. Народ в надежде восполнить изувеченный урожай все чаще ходит в лес, за его плодами. В последнее время люди не редко замечают силуэты неестественно крупных путников в лесу. Звук напоминающий удары топором и бой барабанов уже невозможно было оправдывать грозами в горах. По ту сторону леса готовится что-то великое и значимое.
страница 5
Солнце только разлилось за горой. Утренние сумерки, уже достаточно светло, чтобы не тревожить закопченную масленую лампу с письменного стола преподобного, но еще не достаточно света, чтобы отбрасывать глубокую тень. Мир без теней – то за что борются праведные паладины Штормграда, и за что молятся прихожане в нашей часовне, и во всех божьих домах Азерота. Но мир без теней тускл, пуст и холоден. Я знаю, о чем говорю, так каждый раз начинается мой день.
Каждое утро я кормлю лошадей. Поздней осенью и зимой я хожу недалеко в лес, там преподобный еще при жизни своей жены построил стойла, в то время ходила хворь, скот болел, и было много желающих поживиться здоровыми, сильными жеребцами, поэтому отец Марл прятал лошадей в лесу. Сейчас эти стойла служат ангаром для сена. Рановато еще для кормления лошадей сеном, возле леса росса насыщенней, и там еще хватает изумрудной травы. Но лошади отказываются подходить к лесу, гогочут и брыкаются. Еще на службе в армии Штормграда я понял, что у лошадей слух гораздо острее, чем у людей. Мой конь однажды услышал приближение медведя гораздо раньше, чем понял это я. Он тогда спас нам жизнь. Но даже на разъяренного гризли не реагировал так мой конь, как на приближение к лесу лошади преподобного. Видимо они и в правду слышат что-то большее, чем отдаленные, глухие редкие удары. Но без всякого сомнения все мы чувствуем тревогу, необъяснимую и нарастающую.
страница 6
Адский оркестр наполняет бесконечно нестерпимым шумом мою голову, как будто тысячи разъяренных диких пчёл окружили меня, этот резкий гул слегка оттесняется навязчивым монотонным бесконечным писком, пронзающим виски и уголки челюсти; не могу остановить взгляд, образы сменяют друг друга, путаясь с обрывками воспоминаний моей встречи с этим существом. Я куда-то бегу, уже не чувствую ног, но ощущаю как ветки деревьев раздирают одежду и кожу на плечах. В груди загорелся огонь, как будто меня клеймили прямо в сердце, я разразился в ужасающем хриплом вопле и вцепился руками во что-то теплое. Сжал. Сильно. В руках было что-то пульсирующее и хрупкое. Чувствовал, что хочу это сжимать, пока руки не сомкнутся в кулак. Удар, как мне рассказал преподобный, пришелся на затылок. Старый рыбак Шон однажды вырубил здоровенного кроколиска с одного удара весла, с ним он умел обращаться не хуже, чем с удочкой. Очнулся я в подвале часовни, с закованными в настенные кандалы руками и связанными ногами. Передо мной стоял Шон с нацеленным на меня ружьем и отец Марл с большим деревянным крестом в одной руке и с маленькой ветхой книжкой в другой, их глаза были напуганными, но полны решительности. Я хотел спросить что происходит, но как только я попытался пошевелить челюстью раздался громкий щелчок, отдавший резким уколом в скулы и тупой болью по всей голове, изо рта на пол мерзко шмякнуло что-то окровавленное, старик взвел затвор и поморщил лоб, но преподобный крестом опустил ствол старого мушкета и одобрительно кивнул рыбаку…
Каждый раз… каждый раз, когда я прохожу мимо этого треклятого подвала, я вновь оказываюсь там, закованный и обессиленный и каждый раз вспоминаю голос рыбака Шона:
-Дышит. – сказал Шон таким тоном будто только что проиграл пари, которое вовсе не хотел выигрывать. – Я уж думал, что ты сегодня будешь кормить мою любимую наживку, сынок. Хе-хе!
- Воды… - слабо прохрипел я. Шон снял с ремня походную фляжку и осторожно напоил меня, умыв мне лицо остатками содержимого.
- Еще 2 часа назад ты жаждал задушить Миссис Гринстоун, а не воды. Улучшения на лицо. – с облегчением, улыбаясь, сказал старик.
- Сейчас мы тебя освободим, и отведем в твои покои, тебе нужно поспать, как проснешься – вернется память, и сразу ко мне. Я буду у себя. Ты должен мне все рассказать, пока слухи не дошли до королевской церкви и за тобой не явились паладины Святой Длани. – строго, но с тревогой сказал отец Марл.
Они разомкнули кандалы, в руки хлынул поток крови, я почувствовал покалывание в кончиках пальцев, и резкую боль на запястьях. Шон разрезал веревки на ногах ножом для разделывания рыбы, я попытался встать, но лишь судорожно дернув ступнями, рухнул на бок, я по-прежнему не чувствовал ног.
-Тебе нужен сон, в ноги вернется сила, не переживай за это. – сказал Марл и подхватил меня на плечо.
Рыбак сделал тоже самое, и они поволокли меня вверх из подвала.
…Мы вышли из подвала, в залы часовни сквозь разноцветную мозаику било солнце, глаза пощурились от резкого света, заслезились, но это не мешало мне заметить женщину на одной из коек, которые я строил во времена Северной Войны, для расположения раненых солдат. Ее шея была перевязана, а вокруг нее стояли трое мужчин, среди которых я узнал местного врача. Лицо женщины было искаженно муками, а мужчины заметив нас, испуганно бросили на меня косой взгляд. Вот и мои покои, меня бросили на кровать, выдохнув преподобный поблагодарил рыбака и они покинули комнату. Глаза сомкнулись, и я провалился в сон.
страница 7
«Чертыхательство – древняя брань, употребление которой в речи осуждалось церковными догмами даже на поле боя.»
Словарь Думелин Светоносной, жрицы культа Палящего Света
В комнате было темно и душно, когда я пришел в себя. Шея затекла, пошевелившись я прохрустел каждой косточкой своего тела. Видимо, я даже не шевельнулся с того момента как меня швырнули на кровать мои спасители. Как и говорил преподобный, в ноги вернулась сила, я на удивление легко встал. В горле стоял песчаный ком, губы и язык пересохли. Я взял глиняный кувшин со стола и плеснул воды в свою старую армейскую чашу. Собравшись испить я на секунду увидел свое отражение в воде и вдруг что-то сковало мою голову, она налилась свинцом и я согнулся сжимая ее руками. Тугая боль наполнила глаза и ко мне вернулась картина недавних, ужасных событий. О права боже, зачем я заглянул в эту чертову кружку, как теперь жить с этим? Я вспомнил все, не только что со мной случилось, и что я делал, но и что при этом чувствовал. Не хотелось в это верить, хотелось проснуться еще раз и с облегчением вздохнуть, что это был всего лишь сон. Боль прошла, но легче не стало, страх сжал горло, живот сотрясался в судорогах. Я упал на колени и по щекам побежали слезы.
Собравшись с мыслями, я понял, что нельзя ждать до утра, нужно как можно скорее рассказать все преподобному. Как только я вышел из комнаты я почувствовал запах жженого масла. Эта старая лампа всегда так пахнет, когда горит больше пяти часов. Темнеет к девяти, что бы читать лампа требуется к десяти, если лампой пахнет уже возле моей комнаты, значит, горит она уже больше пяти часов, где то семь-восемь, то есть сейчас где-то пять-шесть утра. Сколько же я был в беспамятстве? Не важно, главное, что отец Марл не спит и наверняка ждет моего пробуждения.
Дверь в покои преподобного была открыта. Он сидел за своим широким дубовым столом, заваленным книгами самых разных мастей, от запрещенной во всем Азероте вуду-алхимии троллей до священнописаний жрецов древних королей. Таким я его еще не видел… Отец Марл это пожилой мужчина сорока семи лет, достаточно высокий и крепко сложенный, темные волосы с седыми висками, придавали его и без того серьезному выражению лица еще более строгий и мудрый вид. Одет он обычно был в белую рубашку и в коричневые брюки с широким ремнем из кожи камнеклыка. На службу он поверх всего этого одевал темно синюю робу с белым окаймлением, как и положено жрецам. Его темные глаза не просто смотрят, они общаются с твоей душой. Когда он смотрит на тебя, казалось, что он знает все о тебе, и все прощает. Однако сейчас передо мной сидел потухший старик, сгорбившись, одной рукой потирая поясницу, искажаясь гнусной гримасой боли, а другой, водя увеличительным стеклом по ветхим страницам странных книжек. Взгляд пустой и измученный. Таким старым я видел его последний раз 9 лет назад, когда умерла его жена.
Он не мог забыть, не типичного для такого предмета как кочерга, леденящего прикосновения и избавился от нее, выкинув ее в колодец во дворе часовни. Одно только воспоминание о том ужасном разговоре и том, что открыла ему эта чертова кочерга вводили его в состояние полной обреченности и отчаяния.
-Ты спал дольше, чем я предполагал, времени совсем нет, рассказывай все, что вспомнил. – не поднимая головы буркнул преподобный уставшим голосом.
-Как всегда утром я отправился в ангар за сеном для лошадей. Связывая стоги, я увидел кровь у себя на руках, осмотрев руки я понял, что кровь не моя, тогда я откатил стог сена в сторону и увидел, что там алые, значит совсем свежие пятна крови на сухой листве. Я встал и стал осматриваться вокруг, заметил еще несколько пятен неподалеку, в этот раз они были гораздо крупнее. Я пошел по их следу, подумав, что кому-то нужна помощь, а если вдруг это какой то дикий зверь, то с такой раной он не представляет особой опасности. Я был прав. Это был волк. Он лежал не подвижно с торчащей из шеи деревянной трубкой. Я никогда не видел и не слышал о подобном орудии охоты. Волк был мертв, я вынул трубку из его шеи и рассмотрел ее. Это была заостренная с двух концов полая трубка, из обычного дерева. Когда я понял, как работает этот инструмент - мне стало не по себе. Им нужно попасть точно в артерию жертве, это не прикончит ее на месте, но эта трубка очень быстро «высосет» всю кровь из животного, особенно, если оно будет бежать. Охотник, который может попасть в артерию волку с большого расстояния, может запросто убить животное обычной стрелой в сердце или голову, зачем нужно так изощряться, я понять не мог. Помимо диковатого применения, трубка удивляла своим видом. На ней были странные руны. Я видел прежде руны в столице эльфов - Дарнасе. Эльфийские руны исполняются плавной росписью, а эти резкие и кривые, будто были…
-Начерчены когтями. – закончил за мной жрец.
-Да, точно, ты видел уже что-то подобное?
Отец Марл ничего не ответив, встал, взял кочергу с камина и приподнял ею штанину на моей левой ноге, и у меня в горле встал ледяной ком, а мозг отказывался верить глазам, начиная с щиколотки, по моей ноге бежали вверх уродливо вырезанные знакомые руны. Знаете, когда видишь эти надписи, сразу становится жутковато и хочется уйти подальше от них, не смотреть на них, забыть как страшный сон, но куда бежать, если это твоя чертова нога?! Тем более прошлая моя пробежка ничем хорошим не закончилась… «Чертова» это не пустые слова, нога действительно выглядела, как будто я оступился прямо в преисподнею, и сам дьявол приложил к ней руку, или…что там у него. Ирония помогала мне не впасть в беспамятство, слишком многое зависит от меня сейчас.
-Судя по твоему застывшему лицу, ты не знаешь, как они у тебя появились? – с разочарованием задал риторический вопрос преподобный.
-Когда я размышлял об этой отвратительной трубке, я вдруг вернулся к тому, что этот волк - чья-то дичь, и за ней наверняка шли попятам. Когда я это осознал, все мои чувства обострились, мне начали казаться шорохи, непонятные звуки, видеться всякая чепуха, но одно из всего этого я различил очень четко, и это не было плодом замкнутого в оковы ужаса разума. Смех. Высокий, хриплый, гадкий смех. Нельзя сказать был это смех мужчины, или старой женщины, или хворьного ребенка. Это был грязный, издевательский звон, который нарастал и приближался, через пару мгновений кусты с севера начали шевелиться и хрустеть, вскоре сквозь кусты показались два желтоватых огонька, они были похоже на пару восточных светлячков, но эти огни отдавали зеленоватым, как будто не из этого мира оттенком.
-194-я страница. – брякнул преподобный, швырнув мне в руки небольшую, пыльную книжку, из тех что лежали у него столе.
Открыв книгу на указанной странице, я увидел до ужаса знакомую пару глаз, принадлежавшую именно тому, кого я встретил в то злополучное утро.
-Бесы…- тихо прочитал я название главы. - Вчера меня спас демон?
Преподобный, скрипнув зубами, кинул на меня холодный взгляд, требовавший объяснений.
-Я пытался разглядеть огоньки в кустах, как вдруг удар ноги в спину опрокинул меня лицом в землю, дыхание сбилось, в глазах сверкали огни, я резко развернулся на спину и увидел перед собой возвышающуюся гигантскую, мощную, мускулистую фигуру зеленокожей женщины, с клыками как у вепря, злобным оскалом на морде, и длинной косой на гладко выбритой голове, ее руки и робу покрывали ужасающие узоры. В полной немоте и с каким-то неземным хладнокровием она нанесла следующий удар. Она ударила меня ногой в грудь и кажется попыталась просто раздавить меня как букашку. Я пытался вырваться из под ее ноги, тяжелой словно винный пресс, но все было тщетно. Невозможно было дышать, мир вокруг угасал, и в момент, когда я уже простился с жизнью, те самые огоньки в кустах резким движением приблизились; из кустов выскочило маленькое худощавое, горбатое тельце, все покрытое короткой черной шерстью и вцепилось своими когтями мне в ноги. Казалось оно попросту начало меня жрать, не дождавшись пока его громадная спутница закончит свое дело. Последнее что я видел в ясном уме, это как, разодрав мне все ноги, на землю рухнула обмякшая тушка той твари. Ее глаза потухли, были черными и пустыми. И тут мой разум будто связали и посадили в углу моего сознания, тело перестало ему подчиняться. Казалось, будто меня сделали зрителем в собственном теле, я мог только ощущать.
Преподобный тяжело сглотнул и у него выступили слезы, я решив, что он вспомнил от чего умерла его жена, сделал вид, что не заметил этого и продолжил свой рассказ.
-Моя рука врезалась пальцами в ногу моему палачу, сжала ее как охапку хвороста, я чувствовал как под кожей ноги рвутся сухожилия, эта тварь взревела от боли, но это ее не только не остановило, а казалось наоборот, привело в исступление и давление усилилось, тогда моя вторая рука вцепилась ей в ногу и опрокинула ее на землю. Моментально оказавшись сверху этой твари, моя челюсть впилась зубами ей в шею и стала пить ее кровь. Зеленокожая заливалась ревом, словно раненый медведь, и сквозь отчаянный рык я разобрал попытки произнести что-то членораздельное, на незнакомом мне языке, и тут ее кровь словно вскипела! Мой рот словно был полон пылающем керосином, а лицо залито кислотой гадюки. То что управляло моим телом, тоже явно ощутило это и отвратительно высоко и громко прохрипело моим горлом. Резко, не разжимая челюсти оно отринуло голову от ее шеи и, вырвав кусок ее плоти, кинулось в агонический побег, не жалея моих ног, в сторону нашей деревни. Миссис Гринстуон не посчастливилось встретиться на моем пути… Я помню, как мои руки душили ее. – Я видел ее на койках для раненных, она в порядке?
Казалось, преподобный не слышал вопроса, он застыл измученным и одновременно злобным взглядом на огонек лампы, подперев сложенными руками подбородок. Только я собирался повторить вопрос о Мисс Гринстоун как, словно прочитав мои мысли, он неожиданно ответил мне, от чего я вздрогнул.
- Жить будет… Вот говорить, или глотать что-то больше руковичной пуговицы вряд ли, но жить вполне. – ответил печально не раскрывая подробностей мой старый друг Марл.
…Вину, что я чувствую не передать словами, она буквально придавила мое сердце. Мисс Гринстоун самая добрая женщина во всех семи королевствах! Она и мухи в жизни не обидела. 12 лет ждала мужа с войны, всегда помогала соседям, приглядывала за детьми, и не раз составляла мне компанию, когда я ездил в город на базар. Что самое главное, она единственная на кого преподобный мог смотреть как женщину после смерти жены. Как теперь она придет к нам в часовню? Как теперь мне смотреть ей в глаза? Что сказать Марлу? Может мне и вовсе уйти?
Если конечно я останусь жив, после суда ордена паладинов Штормгарда, ведь судя по всему в меня вселялся чертов Бес!
Страшно жить, когда слово «черт» в твоей жизни, это не просто брань.
Спасибо за прочтение! :)