О работе в похоронном бюро
Город Одесса. Похоронный дом "Анубис"
Похоронное бюро. Когда шёл туда работать, не строил иллюзий, что меня там примут с распростёртыми объятиями, да ещё и сразу нормальную должность дадут. Ожидал серьёзного собеседования и даже заранее готовил ответы на возможные при нем вопросы. Но все оказалось куда более простым и обывательским. Оказалось, что берут туда всех подряд, лишь бы ростом не меньше метра восьмидесяти пяти был.
И не удивительно, что, первым-наперво, меня оценили по этому важнейшему критерию. Я был тщательно измерен. Затем главный менеджер задал несколько обыденных, но жизненно важных для работающей с неживыми компании, - где раньше работал, где учусь и по каким дням могу работать. Я ответил, что учусь на стационаре во вторую смену и работать могу каждый день до 2-х часов дня.
На следующий день я уже был на стажировке и являлся теперь «помощником организатора похорон». Хотя неофициально моя должность именовалась просто «сносщик», что прямо указывало на мои функциональные обязанности – сносить гробы. Работа оказалась не пыльной, но довольно деликатной и ответственной. Ведь ты должен был носить драгоценности – усопшие тела.
Сбор «сносчиков» рано утром у здания морга. Выгляжу, как и надлежит по велению начальства, выглядеть «помощнику организатора похорон». Ботинки начищены до такой степени, что можно увидеть свое отражение. Брюки классического кроя выглажены так, что муха напополам расколется, случись ей врезаться в стрелку. И Главная внешняя деталь – лицо – серьезное и гладко выбритое. Эх, если бы в кармане осталось не 5 гривен, лежал бы я дома в тёплой кровати под телевизором и не мерз под зданием морга, пересчитывая личный капитал в кармане.
Хотя, не все так плохо, как кажется У «сносчиков», то есть у меня, — абсолютно свободный график работы, хочешь — идёшь работать, хочешь — делаешь себе выходной. Но легкий вес кармана чаще всего заставляет, все-таки, остаться у морга и дождаться начальства с поручениями.
И все вроде бы неплохо. Если бы только сделали официальное оформление (хотя там все работаю нелегально) и не шпыняли все, кому не лень -от насквозь больного синдромом вахтера организатора до водителя катафалка.
Был случай, когда бригада «сносчиков» получила задание где-то на юге Одесской области и обратно ехала, пересекая границу Молдовы у …. Водитель катафалка, вот уже 20 лет работающий в моей новой компании, что-то не поделил со «сносчиком» и … придумал хитроумный план расправы с неугодным - высадил его на трассе в Молдавии. Пограничники взяли беднягу «под белы ручки» и отправили в КПЗ, где тот и просидел 3 дня, пока за ним родственники не приехали. И конечно же, этому водителю ни чего не было по официальной линии. Начальство его пожурило, и даже хотело наказать рублем, но вовремя вспомнило о 20-ти годах верной службы на катафалке.
Мы стоим возле морга небольшой компанией. Все как на побор высокие, в черных штанах и ботинках, и все как один дрожим и пританцовываем от холода. Я уже в который раз пожалел, что у меня нет по настоящему зимней куртки, а то от этой дерматиновой на рыбьем меху толку.... но на сносе на новую куртку не заработаешь. Мы переговариваемся, жалуемся на погоду, рассказываем забавные истории из рабочей жизни (да, в похоронном бюро такие тоже бывают). Подходит ещё один:
- Что ржете, уроды? У людей горе, а они тут ржут стоят! - все засмеялись ещё громче, чем прежде. За несколько месяцев (а у некоторых и лет) работы в подобной организации, пиетет к мертвым как то сам по себе улетучивается. Похороны для нас превращаются в работу. Скучную работу. Тело в гробу, который ты несешь оценивается только по критерию «рост-вес», а слезы и надгробные рыдания не вызывают сочувствия, а только раздражение.
На самом деле печально не когда собираются 100 человек и приносят столько цветов, что мы ими целую газель забиваем, а когда над гробом стоят два самых близких при жизни человека, с двумя зачухаными гвоздиками. Теперь только это может вызвать у меня скупое соболезнование.
Подъезжает катафалк. Из него бодро выпрыгивает организатор. Иногда мне жалко наших организаторов. Мало, что они работают по 12 часов в сутки (а иногда и больше), почти без выходных (2-3 в месяц), и никого не интересует болен он или нет, если что не нравится — всегда можно уволиться, так они ещё и круглый год ходят в форме. Что представляет из себя форма организатора похорон: бардовая синтетическая ветровка ниже пояса, с логотипом компании, и фуражка (зимой — шапка-ушанка). Стоит ли говорить, что при температуре минус двадцать в ней ужасно холодно. Вот и стоит он перед нами жалкий, дрожащий, нахохлившийся как снигирь. Впрочем они тут мёрзнут за деньги, за очень хорошие деньги. Мы с ребятами как-то считали, сколько «орган» получает за месяц. Вышло около трех с половиной тысяч (без учета чаевых), а если учитывать чаевые, и то как редко организаторы ими делятся, то получается весьма внушительная сумма.
Вся жалость моментально улетучивается, когда он начинает с нами разговаривать. Голос надменный, с командирскими нотками. Он разговаривает с нами, не просто как с подчинёнными, а как высшее существо с низшими. Можно подумать, что сам полгода-год назад точно также не носил гробы. Как быстро все забывается.
Он подходит к нам и делает небольшую перекличку. Все на месте.
- Хорошо, ребят, проходим одеваемся.
- Что у нас за программа хоть?
- Программа у нас — что надо. Прощание на адресе, потом — на завод «Стройгидравлика», там прощание. Ну а потом гвоздь программы — «западное» с отпеванием на могиле.
Долго сегодня будем. Два адреса, это — ужасно. Но ещё ужаснее это «Западное кладбище» с отпеванием на могиле. Западное — это в нашей профессиональной среде - просто притча во языцах. Весной и осенью на западном болота по колено, и мало, что это само по себе неприятно, так ещё и и водители ругаются, мол мы им машину пачкаем. И что делать? Приходится изголяться. К примеру, надевать на ноги по 3-4 кулька, чтобы болото на ботики не налипло и тебя оттуда забрали. Зимой на западном ещё хуже. Западное кладбище находится возле 2-х столбов, там, как известно, пустырь, а где пустырь, там и ветер. И это особенно плохо в двадцатиградусный мороз. И ладно бы просто попрощались бы и все, так нет ещё и отпевание там, а это — не меньше получаса... И о чем заказчики думали? Ладно мы — ребята закаленные, но «скорбы» померзнут как пить дать. Впрочем, это не мои проблемы.
В чем заключается наше переодевание? Заключается оно в том, что мы натягиваем поверх курток жуткий балахон и одеваем белые перчатки (купленные за свои деньги естественно). Хоть балахоны дают и не высчитывают за их прокат, и то радость.
Катафалк подъезжает к дверям морга, мы достаем гроб и венки, и заносим их в траурный зал морга. Гроб ставим на постамент, венки выставляем вдоль стенки.
Санитары выкатываю тело и бесцеремонно укладывают его в гроб. Помню, когда впервые попал в обласной морг, долго не мог понять чем там сильнее воняет разложением или перегаром от санитаров.
Мы выстраиваемся по обе стороны от тела. Заходят заказчики. Организатор говорит несколько шаблонных фраз о том, что ноги и руки не связаны и командует, чтобы мы выносили.
Выносим, грузим, укладываем в катафалк венки и рассаживаемся сами.
По приезду на адрес, вынимаем венки и ставим их у стенок подъезда. Достаем гроб, ставим его на подставки. Люди потихоньку начинают собираться. Мы принимаем у них цветы, развязываем ленточки на букетах и аккуратно укладываем их в гробу. Я люблю это делать. Для меня это своего рода развлечение: красивенько так их разложить, чтобы приятно смотреть было.
А холод такой, что пробирает до костей. Тряпичные белые перчатки ни капли не помогают, и руки уже практически ничего не чувствуют. Впрочем, это ещё ничего, особенно не повезло тому, кто с крестом стоит. Мало того, что руки тем вообще не спрячешь от ветра (мы не смотря на то, что положено стоять скрестив на животе, можем хоть в рукава их попрятать, пока организатор не видит), так ещё и крест ужасно холодный.
На адресе стояли около 20 минут. Стояли бы ещё дольше (по расписанию положено не менее 40, а организатору то все равно — он в машине сидит под печкой), но люди уже замерзли и стали возмущаться. Грузим все в машину, выезжаем с адреса.
Следующая наша остановка — завод «Стройгидравлика». Там все немного сложнее. Сперва мы достаем из прибывшей уже туда второй машины, кованые подставки для венков, выставляем их у фойе административного корпуса. Затем уже во второй раз достаем тело, заносим в фойе, ставим на подставки. Собираются коллеги покойного. Директор завода объявляет митинг по поводу кончины сотрудника (серьезно прям так и говорил!) открытым. Директор и зам-директора говорят скупые слова о том, как они сожелеют, какой это прекрасный был человек, и о том, как им его будет не хватать. Да, не умеют инженеры читать гражданскую панихиду. Вот один раз хоронили одного общественного деятеля, так его коллега говорил настолько проникновенно, что даже меня проняло (впрочем, не сильно), а родственники тогда вообще чуть с ума не сошли от скорби.
После прощания, мы выстраиваем траурную колонну. Организатор просит людей принять у нас венки и пронести их до катафалка, который уже стоит на выезде из завода. Началось самая сложная часть похорон — пронос (так и называется). В этот раз он ещё и ужасно большой — метров 150-200. Мы вскинули гроб на плечи и медленным шагом проследовали за колонной. Когда мы были уже у ворот, заводские ревуны 3 раза загудели, отдавая покойному последние почести.
На «западном», как я и предполагал, сильнейший ветер. Там нас уже ждут копщики и батюшка с хором. Помню, как только узнал сколько батюшка получает, всерьез подумал а не забросить-ли мне универ и пойти в семинарию. Посчитайте сами: батюшка получает 150 гривен за одно отпевание, о оно у него в день далеко не одно, плюс службы, сколько он «задержит» из пожертвований да плюс бонусы в виде «панихидки». Совсем неплохо получается.
Часть 2 http://pikabu.ru/story.php?id=1031840
Похоронное бюро. Когда шёл туда работать, не строил иллюзий, что меня там примут с распростёртыми объятиями, да ещё и сразу нормальную должность дадут. Ожидал серьёзного собеседования и даже заранее готовил ответы на возможные при нем вопросы. Но все оказалось куда более простым и обывательским. Оказалось, что берут туда всех подряд, лишь бы ростом не меньше метра восьмидесяти пяти был.
И не удивительно, что, первым-наперво, меня оценили по этому важнейшему критерию. Я был тщательно измерен. Затем главный менеджер задал несколько обыденных, но жизненно важных для работающей с неживыми компании, - где раньше работал, где учусь и по каким дням могу работать. Я ответил, что учусь на стационаре во вторую смену и работать могу каждый день до 2-х часов дня.
На следующий день я уже был на стажировке и являлся теперь «помощником организатора похорон». Хотя неофициально моя должность именовалась просто «сносщик», что прямо указывало на мои функциональные обязанности – сносить гробы. Работа оказалась не пыльной, но довольно деликатной и ответственной. Ведь ты должен был носить драгоценности – усопшие тела.
Сбор «сносчиков» рано утром у здания морга. Выгляжу, как и надлежит по велению начальства, выглядеть «помощнику организатора похорон». Ботинки начищены до такой степени, что можно увидеть свое отражение. Брюки классического кроя выглажены так, что муха напополам расколется, случись ей врезаться в стрелку. И Главная внешняя деталь – лицо – серьезное и гладко выбритое. Эх, если бы в кармане осталось не 5 гривен, лежал бы я дома в тёплой кровати под телевизором и не мерз под зданием морга, пересчитывая личный капитал в кармане.
Хотя, не все так плохо, как кажется У «сносчиков», то есть у меня, — абсолютно свободный график работы, хочешь — идёшь работать, хочешь — делаешь себе выходной. Но легкий вес кармана чаще всего заставляет, все-таки, остаться у морга и дождаться начальства с поручениями.
И все вроде бы неплохо. Если бы только сделали официальное оформление (хотя там все работаю нелегально) и не шпыняли все, кому не лень -от насквозь больного синдромом вахтера организатора до водителя катафалка.
Был случай, когда бригада «сносчиков» получила задание где-то на юге Одесской области и обратно ехала, пересекая границу Молдовы у …. Водитель катафалка, вот уже 20 лет работающий в моей новой компании, что-то не поделил со «сносчиком» и … придумал хитроумный план расправы с неугодным - высадил его на трассе в Молдавии. Пограничники взяли беднягу «под белы ручки» и отправили в КПЗ, где тот и просидел 3 дня, пока за ним родственники не приехали. И конечно же, этому водителю ни чего не было по официальной линии. Начальство его пожурило, и даже хотело наказать рублем, но вовремя вспомнило о 20-ти годах верной службы на катафалке.
Мы стоим возле морга небольшой компанией. Все как на побор высокие, в черных штанах и ботинках, и все как один дрожим и пританцовываем от холода. Я уже в который раз пожалел, что у меня нет по настоящему зимней куртки, а то от этой дерматиновой на рыбьем меху толку.... но на сносе на новую куртку не заработаешь. Мы переговариваемся, жалуемся на погоду, рассказываем забавные истории из рабочей жизни (да, в похоронном бюро такие тоже бывают). Подходит ещё один:
- Что ржете, уроды? У людей горе, а они тут ржут стоят! - все засмеялись ещё громче, чем прежде. За несколько месяцев (а у некоторых и лет) работы в подобной организации, пиетет к мертвым как то сам по себе улетучивается. Похороны для нас превращаются в работу. Скучную работу. Тело в гробу, который ты несешь оценивается только по критерию «рост-вес», а слезы и надгробные рыдания не вызывают сочувствия, а только раздражение.
На самом деле печально не когда собираются 100 человек и приносят столько цветов, что мы ими целую газель забиваем, а когда над гробом стоят два самых близких при жизни человека, с двумя зачухаными гвоздиками. Теперь только это может вызвать у меня скупое соболезнование.
Подъезжает катафалк. Из него бодро выпрыгивает организатор. Иногда мне жалко наших организаторов. Мало, что они работают по 12 часов в сутки (а иногда и больше), почти без выходных (2-3 в месяц), и никого не интересует болен он или нет, если что не нравится — всегда можно уволиться, так они ещё и круглый год ходят в форме. Что представляет из себя форма организатора похорон: бардовая синтетическая ветровка ниже пояса, с логотипом компании, и фуражка (зимой — шапка-ушанка). Стоит ли говорить, что при температуре минус двадцать в ней ужасно холодно. Вот и стоит он перед нами жалкий, дрожащий, нахохлившийся как снигирь. Впрочем они тут мёрзнут за деньги, за очень хорошие деньги. Мы с ребятами как-то считали, сколько «орган» получает за месяц. Вышло около трех с половиной тысяч (без учета чаевых), а если учитывать чаевые, и то как редко организаторы ими делятся, то получается весьма внушительная сумма.
Вся жалость моментально улетучивается, когда он начинает с нами разговаривать. Голос надменный, с командирскими нотками. Он разговаривает с нами, не просто как с подчинёнными, а как высшее существо с низшими. Можно подумать, что сам полгода-год назад точно также не носил гробы. Как быстро все забывается.
Он подходит к нам и делает небольшую перекличку. Все на месте.
- Хорошо, ребят, проходим одеваемся.
- Что у нас за программа хоть?
- Программа у нас — что надо. Прощание на адресе, потом — на завод «Стройгидравлика», там прощание. Ну а потом гвоздь программы — «западное» с отпеванием на могиле.
Долго сегодня будем. Два адреса, это — ужасно. Но ещё ужаснее это «Западное кладбище» с отпеванием на могиле. Западное — это в нашей профессиональной среде - просто притча во языцах. Весной и осенью на западном болота по колено, и мало, что это само по себе неприятно, так ещё и и водители ругаются, мол мы им машину пачкаем. И что делать? Приходится изголяться. К примеру, надевать на ноги по 3-4 кулька, чтобы болото на ботики не налипло и тебя оттуда забрали. Зимой на западном ещё хуже. Западное кладбище находится возле 2-х столбов, там, как известно, пустырь, а где пустырь, там и ветер. И это особенно плохо в двадцатиградусный мороз. И ладно бы просто попрощались бы и все, так нет ещё и отпевание там, а это — не меньше получаса... И о чем заказчики думали? Ладно мы — ребята закаленные, но «скорбы» померзнут как пить дать. Впрочем, это не мои проблемы.
В чем заключается наше переодевание? Заключается оно в том, что мы натягиваем поверх курток жуткий балахон и одеваем белые перчатки (купленные за свои деньги естественно). Хоть балахоны дают и не высчитывают за их прокат, и то радость.
Катафалк подъезжает к дверям морга, мы достаем гроб и венки, и заносим их в траурный зал морга. Гроб ставим на постамент, венки выставляем вдоль стенки.
Санитары выкатываю тело и бесцеремонно укладывают его в гроб. Помню, когда впервые попал в обласной морг, долго не мог понять чем там сильнее воняет разложением или перегаром от санитаров.
Мы выстраиваемся по обе стороны от тела. Заходят заказчики. Организатор говорит несколько шаблонных фраз о том, что ноги и руки не связаны и командует, чтобы мы выносили.
Выносим, грузим, укладываем в катафалк венки и рассаживаемся сами.
По приезду на адрес, вынимаем венки и ставим их у стенок подъезда. Достаем гроб, ставим его на подставки. Люди потихоньку начинают собираться. Мы принимаем у них цветы, развязываем ленточки на букетах и аккуратно укладываем их в гробу. Я люблю это делать. Для меня это своего рода развлечение: красивенько так их разложить, чтобы приятно смотреть было.
А холод такой, что пробирает до костей. Тряпичные белые перчатки ни капли не помогают, и руки уже практически ничего не чувствуют. Впрочем, это ещё ничего, особенно не повезло тому, кто с крестом стоит. Мало того, что руки тем вообще не спрячешь от ветра (мы не смотря на то, что положено стоять скрестив на животе, можем хоть в рукава их попрятать, пока организатор не видит), так ещё и крест ужасно холодный.
На адресе стояли около 20 минут. Стояли бы ещё дольше (по расписанию положено не менее 40, а организатору то все равно — он в машине сидит под печкой), но люди уже замерзли и стали возмущаться. Грузим все в машину, выезжаем с адреса.
Следующая наша остановка — завод «Стройгидравлика». Там все немного сложнее. Сперва мы достаем из прибывшей уже туда второй машины, кованые подставки для венков, выставляем их у фойе административного корпуса. Затем уже во второй раз достаем тело, заносим в фойе, ставим на подставки. Собираются коллеги покойного. Директор завода объявляет митинг по поводу кончины сотрудника (серьезно прям так и говорил!) открытым. Директор и зам-директора говорят скупые слова о том, как они сожелеют, какой это прекрасный был человек, и о том, как им его будет не хватать. Да, не умеют инженеры читать гражданскую панихиду. Вот один раз хоронили одного общественного деятеля, так его коллега говорил настолько проникновенно, что даже меня проняло (впрочем, не сильно), а родственники тогда вообще чуть с ума не сошли от скорби.
После прощания, мы выстраиваем траурную колонну. Организатор просит людей принять у нас венки и пронести их до катафалка, который уже стоит на выезде из завода. Началось самая сложная часть похорон — пронос (так и называется). В этот раз он ещё и ужасно большой — метров 150-200. Мы вскинули гроб на плечи и медленным шагом проследовали за колонной. Когда мы были уже у ворот, заводские ревуны 3 раза загудели, отдавая покойному последние почести.
На «западном», как я и предполагал, сильнейший ветер. Там нас уже ждут копщики и батюшка с хором. Помню, как только узнал сколько батюшка получает, всерьез подумал а не забросить-ли мне универ и пойти в семинарию. Посчитайте сами: батюшка получает 150 гривен за одно отпевание, о оно у него в день далеко не одно, плюс службы, сколько он «задержит» из пожертвований да плюс бонусы в виде «панихидки». Совсем неплохо получается.
Часть 2 http://pikabu.ru/story.php?id=1031840