О былом и грядущем (вдогонку к предыдущему посту)⁠⁠

Настыдили за богомерзкий поступок.

Мне следовало бы удавиться от стыда.

Будь у меня совесть, конечно.

Однако, выводы сделаны.

Единожды украв, гражданин/гражданка уже не сможет остановиться.

Неважно, что было спёрто – кусок колбасы или целый мясокомбинат, начало положено.

Бывших колбасных воров, как и бывших алкоголиков, не бывает.

Как-то мне удавалось сдержать свою преступную страсть в течение долгих-долгих лет.

Но вот сижу думаю, до сих пор рецидива не случилось, но давление-то нарастает, натуру не укротишь.

Значит, скоро рванёт.

Так что вижу своё будущее в весёлых красках.

Звоню это я, скажем, Ивановым, говорю, мол, я тут неподалёку, заскочу к вам через часок, давно не виделись.

В трубке сдавленный вопль, но интеллигентные ж люди, куда им деваться, говорят, да-да, конечно, мы так рады, так рады.

И следующий час семья Ивановых очень занята – лихорадочно роет тайники в огороде, закапывает ценности, корову-кормилицу прячет в ближайшем перелеске, гусей спускает в подвал, замотав скотчем клювы, остальное добро прибивает к полу здоровенными гвоздями.

Ну, вот я пришла.

Пьём чай.

Дети притихли.

Бабушка рта не открывает, не хочет рисковать съёмными зубными протезами.

Разговор постоянно сползает к криминальной хронике.

То есть я им, например, про онтологическую поэтику Достоевского, а они мне про Раскольникова, вроде как бог с ними, со старухами, отжили своё, а вот кошелёк с триста семнадцатью рублями и тремя двугривенными – это уже, милостивые государи, перебор, воспитанные люди так не поступают.

Говорю, благодарствую, Ивановы, за дивно проведённое время и приятную беседу, однако засиделась, пора и честь знать.

В задумчивости направляюсь домой.

За мной громыхает по неровным булыжникам мостовой гружёный обоз.

К последней телеге привязана неосторожно высунувшаяся из перелеска корова.

Размышляю, не заглянуть ли ещё и к Петровым, отсюда до них рукой подать.

Оглядываюсь и понимаю – не поместится.

Стало быть, к Петровым завтра.

И без предварительного звонка, к чёрту это благородство.

Вечернее небо меняет цвет, от голубого к сиреневому, от сиреневого к синему, ночному.

Шагаю под ним неспешно, напевая арию Берениче из оперы Россини «Случай делает вором» и пощелкивая в такт бабушкиными искусственными челюстями.