Номер 7371⁠⁠

Бег был для него всем: его смыслом, его сутью.

Он бегал не потому, что хотел кому-то что-то доказать или снискать неугасающую славу среди людей – о, нет! Он бегал потому, что не мог иначе...

Ему казалось, что этим он занимался всю свою жизнь, и отчасти это было правдой.

Его первое воспоминание – он стоит на обочине дороги и видит проезжающую мимо машину. Её колёса манят его, и он срывается с места, и бежит, чтобы догнать их!

Но короткие, слабые ноги сковывали его движения, как плохая обувь обычно сковывает движения людей, и он так и не смог ничего сделать – наглотался пыли, да упал плашмя на землю. Когда он поднял голову, автомобиль уже скрылся вдали.

Тогда, в те далёкие щенячьи времена, у него, кажется, было имя. Настоящее имя, то самое, которое ему дала мать.

О ней он не помнил ничего, кроме нежности и тепла, которые она давала ему и всем прочим щенкам в первые недели их жизни.

Потом вокруг были лишь люди, давшие ему кличку. Её он тоже забыл – давно это было. Попав на бега, вместо имени и клички он получил номер – 7371.

Под ним он себя помнил и знал теперь...

Под номером 7371 он был известен и людям. Будучи абсолютным чемпионом в забегах на короткую дистанцию, он буквально купался в лучах славы.

Всякий раз, когда он приходил к финишу первым, он видел, как люди рукоплещут его победе. Он не понимал, почему, ведь, несмотря на то, что он оказывался быстрее всех, этого проворного механического зайца ему так никогда и не удавалось догнать.

Технически, это заяц побеждал в каждом забеге, и, если бы люди не скандировали «7371!» с трибун, он сомневался бы, что их восторг вообще адресован ему.

Но чем старше он становился, тем яснее понимал суть всего этого мероприятия, в котором ему приходилось участвовать еженедельно.

Суть следующая: ты сидишь в тёмной клетке, в которую попадает лишь небольшое количество света сквозь несколько отверстий-щёлок впереди.

Через эти же отверстия ты можешь видеть и зайца: вот он, там, сидит и бесстыдно занимается своими дурацкими заячьими делами, будто бы дразня их всех – таких же псов с номерами, томящихся в соседних клетках.

Ты вне себя от ярости, но сейчас ты должен сдерживать себя и экономить силы – в этом весь смысл. Нет толку лаять на зайца и исходить слюной, сидя здесь, в темноте. Ведь через несколько минут клетка откроется, и начнётся погоня!

В неё-то ты и должен вложить всё, что скопил за прошлую неделю и всё, чему тебя научили непрекращающиеся тренировки.

Ты вылетаешь из клетки и бросаешься на зайца, который тут же, как по команде, устремляется прочь от тебя. Толпа на трибунах гудит. Кто-то, кажется, выкрикивает твой номер.

Стоит тебе вырваться вперёд и оказаться от зайца на расстоянии пары-тройки хороших прыжков, гул толпы усиливается, и вот в жужжании человеческих голосов ты уже отчётливо можешь различить: «7371!»

Конечно, другие номера тоже звучат в этом многоголосии, но твоё имя-номер звучит громче всех, ведь ты вот-вот достигнешь той черты впереди и сделаешь это первым!

Всякий раз, когда черта приближается, ты нервничаешь, ведь ты помнишь, что после неё заяц исчезнет, и поэтому тебе нужно торопиться. Ты прибавляешь ходу и мчишься к финишу на пределе возможностей, но…

Всё опять напрасно. Зайца больше нет. Есть только взорвавшиеся аплодисментами трибуны и твой номер, эхом гремящий повсюду: «7371! 7371!»

Некоторые люди – большинство – были счастливы его победе. Некоторые, напротив, негодовали и выглядели расстроенными.

Он ещё не знал, что, победив, становился причиной крупного выигрыша для одних и причиной крупного поражения для других. И поэтому он думал, что разочарованные и раздосадованные люди – его самые преданные поклонники, которые понимают его лучше прочих.

Весёлые простаки радуются тому, что он пересёк финишную черту первым, наивно полагая, что в этом и заключалась вся суть гонки. Глупцы! Невдомёк им, что весь глубинный смысл состоит в том, чтобы поймать зайца, чего ему сделать так и не удалось.

И это, как ему казалось, понимали те люди, которые грустили после окончания забега. Их-то улыбок и одобрения он и жаждал, клятвенно обещая себе и им, что уж в следующий-то раз заяц точно окажется в его лапах.

После забега, как правило, были всевозможные гигиенические процедуры, после чего все номера удостаивались плотного обеда, по своему великолепию превосходившего все прочие обеды на протяжении недели.

Победителю, помимо обычной пайки, доставалось ещё и дополнительное угощение. Сущая мелочь, если рассудить здраво, но, всё же, приятное дополнение к роскошной трапезе.

Когда еду уносили, наставало время отдыха и досужих разговоров с соседями по клеткам – просторным и светлым, в отличие от тех, в которых им приходилось сидеть перед самым забегом.

– Ну как? – спрашивал кто-то из дальнего конца, чей лай 7371 вскоре идентифицировал как голос номера 6814, в этот раз участия в забеге не принимавшего, но жаждавшего узнать подробности очередной гонки.

– Не поймали, – отвечал кто-то из тех, кто бок о бок с 7371 гнался за зайцем этим утром.

– А кто ближе всего к нему подобрался?

– 7371.

– И как, 7371? Смог почуять зайца? Чем он пах?

– Ничего я не почуял, – отвечал 7371, пребывавший в послеобеденной меланхолии, – Пыли только наглотался, и всё...

– Эх-х! Ну ничего! Завтра кто-то из нас пойдёт, пока вы отлёживаться будете. Уж мы-то этому зайцу…

Вдруг, со стороны двери, из которой обычно появлялись люди, донёсся хриплый, сдавленный смех. Принадлежал он Спартаку – старому и тощему грейхаунду, который единственный из всех присутствовавших находился вне клетки.

Спартак имел привилегированное положение за свои прошлые заслуги. За какие именно, никто не знал, Спартак был замкнутым и немногословным типом, и особо ни с кем не общался.

Да и расспрашивать его никто ни о чём не стремился: он был чужаком, раз не жил в клетке и не принимал участие в погонях за зайцем, а значит – о чём с ним говорить?

Но вот, Спартака рассмешило что-то, и все остальные номера замолкли, ожидая, что старый грейхаунд скажет своё слово. Но, когда его хриплый смех стих, он замолк, положил голову на лапы, как и прежде, и не сказал ровным счётом ничего.

– Тебе что-то смешным показалось? – спросил Спартака 6814, клетка которого была ближе всех к выходу.

– О, нет, нет, извините, джентльмены. Ничего смешного. Совсем ничего.

И, вопреки собственным же словам, Спартак снова захохотал, на этот раз ещё живее и бойче.

– Ну давай уже, скажи! – не унимался 6814, – Поделись радостью! Мы тоже посмеёмся, а, пацаны?

– Ага, – подхватил кто-то, – Чё скалишься, пенсионер? Рассказывай давай! А не то выйду и хвост тебе узлом завяжу, и скажу, что так и было, понял?

– Испугал! – только и ответил на угрозы Спартак, следом добавив: – Зря тявкаете. Лучше копите силы, завтра новый забег. Уж на нём-то вы этому зайцу точно покажете, где раки… х-х-ха!.. где раки зимуют!

Спартак снова залился смехом. Теперь, наконец, он хохотал от души, и в смехе его больше не звучали ни отчаяние, ни усталость, ни смертельная мировая скорбь, которая, по наблюдениям 7371, была впечатана в его морду, а то и в самый его череп.

В кои-то веки, в старом грейхаунде мелькнула жизнь, и наблюдать это было одновременно отрадно и обидно. Обидно потому, что смех его до крайности походил на издёвку.

– Покажем! И тебе покажем, так и знай! – продолжал пререкаться со Спартаком 6814, – А ну говори, чего ржёшь, как лошадь!

– Смешные вы, вот и ржу, – ответил, наконец, Спартак, – Сижу с вами уже пёс знает сколько, а всё одно и то же. И ведь взрослые уже! Мозги-то должны быть! Неужели вы не понимаете, что этого зайца нельзя догнать?

– Ну, тебе-то уж точно нельзя! – засмеялся теперь уже 6814, – Ты и хвост свой догнать не сможешь. Кляча! А я завтра расскажу тебе, какой этот заяц на вкус, и ты будешь извиняться, и говорить, что был неправ!

– Да-да-да, – скучая, повторял Спартак, – Хочешь, я тебе расскажу, каков он на вкус?

– Да откуда тебе знать!

– Оттуда, сынок, что я уже долго живу и знаю, что почём. Нет никакого зайца. Есть мячик с кучкой перьев, привязанный за верёвочку к машинке, которая, скручивая верёвочку, приводит в движение мяч с перьями.

Не всегда он именно такой, но суть одна: заяц – это кукла. И нужна она для того, чтобы заставить вас бежать сломя голову к финишной черте. За ней – победа.

Победа для тех, кто поставил на вас деньги, и для распорядителей бегов. Победа для всех, кроме вас...

Лучшее, что вам может достаться – это чемпионское угощение за обедом и зудящее чувство неудовлетворённости собой от того, что в забеге вы всё равно сделали недостаточно и выложились не на все сто.

Сейчас это чувство подстёгивает вас, заставляя вновь и вновь участвовать в гонках, каждый раз – с пущим азартом. Но со временем оно съест вас, будто язва на нёбе, разросшаяся по всему рту, загноившаяся и беспрестанно ноющая.

Кусок в горло лезть не будет. Будет больно: сначала уму, потом душе, и, в конце концов – телу. Забеги перестанут приносить радость. Гул толпы будет раздражать – неважно, чей номер она скандирует.

Но вы будете знать, что, если перестанете бегать, то лишитесь и того немногого, что имеете сейчас. И вы будете продолжать, продолжать и продолжать...

Вам уже будет плевать на этого зайца. И на угощение тоже плевать. И на обеды, и на завтраки – что уж говорить об ужинах.

Тренироваться вы станете из-под палки, и вскоре вы обнаружите, что даже своё жалкое существование вы теперь влачите «из-под палки».

Вы будете жить и делать всё, что вам говорят, и вами, возможно, всё ещё будут восхищаться. Но всё, чего вам самим, в конце концов, будет хотеться – это того, чтобы вся эта суета как-нибудь вдруг… ну, закончилась.

Чтобы – бах! – и темнота...

Спартак замолчал, вновь положив голову на лапы и картинно сомкнув веки. Номера в клетках, опешившие, смотрели на него, не в силах сказать ни слова.

Наконец, заговорил 6814:

– Ну и чушь. Чушь собачья! Если заяц не настоящий, как он может убегать? И в чём тогда вообще смысл? Не-ет, ты точно сбрендил на старости лет!

Чего мы его слушаем, парни, а? Кто он? Сидит тут и нас сторожит! Холуй! Вы как хотите, а я спать: завтра долгий день, надо начинать высыпаться уже сейчас.

Слышишь, дохлый!? Завтра я поймаю зайца и расскажу тебе, какой он на вкус, понял? И тебе будет стыдно за глупость, которую ты только что тявкнул.

С этими словами 6814 забился вглубь клетки и лёг на подстилку, свернувшись клубком. То же сделал и 7371. Больше они не разговаривали.

На следующий день зайца тоже никто не изловил, и 6814 – победитель забега – молча принял своё чемпионское угощение и сразу отправился спать, стараясь не глядеть никому в глаза...

Шли недели за неделями, и всё оставалось по-прежнему.

Через пару месяцев Спартак куда-то исчез, и на смену ему пришёл какой-то другой старик, словарный запас которого ограничивался лишь одной фразой: «Пошёл вон!»

Её он произносил всякий раз, когда кто-нибудь отказывался вести себя смирно. Старик унаследовал от Спартака его кличку, и через время к этому обстоятельству все привыкли. Будто бы так всё всегда и было…

7371 часто побеждал, но иногда приходил и вторым, и третьим. Он старался изо всех сил, но зайца ему нагнать не удавалось, как, впрочем, и никому из его соседей.

Он по-прежнему любил свою работу, но всё чаще стал замечать, что делает её формально, без прежнего энтузиазма. Идея догнать зайца больше не побуждала его быть быстрее и сильнее прочих – он показывал блестящие результаты просто так, на автопилоте.

В конце концов, он и вовсе перестал обращать внимание на зайца, после открытия узкой и тёмной клетки сразу устремляясь по кругу к финишной черте.

Теперь он гнался за ней – за чертой, – ведь она знаменовала окончание забега, а ему как раз хотелось побыстрее его закончить...

Прошли годы, и время – этот угрюмый жнец – стало забирать даже лучших из них.

Первым из игры вышел 6814: во время одного из забегов он просто остался в тёмной клетке и отказался из неё выходить. Один из организаторов гонок, по слухам, забрал его к себе домой.

Других чемпионов прошлых лет тоже пристраивали к постоянным зрителям, знавшим своих псов по их былым заслугам.

Когда пришло время для 7371 сойти с дистанции, никто из людей, ранее скандировавших его имя с трибун, так и не забрал его к себе.

Распорядитель гонок дал ему работу охранника – больше из жалости, чем из любви. Номер у него забрали и отдали кому-то из новичков. Вместо номера ему на старости лет, наконец, дали кличку – Спартак...

Мало-помалу, он привык на неё откликаться, а чуть позже и вовсе стал воспринимать её как имя, которое было с ним с самого рождения.

Он лежал на лежанке у входа и частенько вслушивался в разговоры молодых о прошедших или ещё только предстоящих забегах.

– Ну как? Поймали зайца? – спрашивал кто-то из номеров у своих.

– Не-а. Не в этот раз.

– Ну ничего! Завтра мы побежим – уж мы-то точно его…

7371 – он же Спартак – засмеялся. И тут же ужаснулся от того, что захотел сказать молодым ровно те же самые слова, которые он уже слышал когда-то давно, от одного из прошлых сторожевых псов.

Его улыбки и след простыл. Он оглянулся по сторонам. Номера смотрели на него, и в каждом из них он увидел себя самого. Глаза его налились слезами. Хотелось лечь прямо здесь, сомкнуть веки и забыться безмятежным, вечным сном.

Но на смену упадку пришло вдруг что-то другое. Нечто давным-давно позабытое, поросшее бурьяном небытия в его неухоженном, запустелом саду увядающего духа.

Он вспомнил свой последний забег. Затем – почувствовал вдруг тот самый азарт, с которым он пустился в погоню за своим первым зайцем. И, в конце концов, он вспомнил то колесо и ту машину, за которой гнался когда-то, ещё будучи щенком.

А потом в уме возник образ мамы: её тепло, нежность и безбрежная, как океан, любовь, несмотря ни на что. Любовь, не требующая заслуг и достижений.

Любовь – просто за то, что ты есть. Настоящая любовь.

Спартак встал в полный рост на старые, но теперь налившиеся новыми силами лапы и, встретившись взглядом с каждым из номеров, улыбнулся, обнажив жёлтые клыки.

– Чего скалишься, старый? – гавкнул кто-то из дальней клетки.

Но Спартак ничего не ответил, предпочтя не тратить на разговоры ни времени, ни сил.

«Они нам всем ещё пригодятся» – думал он...

*****

Раздел «Происшествия».

Новость от 07.03, 07:01.

Дерзкий побег с кинодрома: владельцы собачьего бегового клуба не досчитались по меньшей мере пятнадцати грейхаундов и десяти борзых, этой ночью вышедших за пределы места содержания.

Правоохранительные органы не отвергают причастности борцов за права животных к организации побега, однако отмечают также, что никаких следов участия человека – или группы лиц – в освобождении собак на текущий момент обнаружено не было.

По последним данным, «бегунам» удалось скрыться в лесах за пределами городской черты, в нескольких километрах от местонахождения кинодрома.

Участок, в пределах которого в настоящий момент ведутся поиски, по данным местных жителей, является ареалом обитания зайцев, и потому эти леса до сей поры пользовались большой популярностью среди охотников на мелкую дичь.

Теперь охотники, обеспокоенные присутствием в лесах крупных гончих собак, бьют тревогу: сезон охоты под угрозой срыва.

Однако, согласно комментариям владельцев клуба, а также представителей кинологической ассоциации, опасности для людей сбежавшие не представляют, что, впрочем, нисколько не успокаивает охотников, активно сотрудничающих с правоохранительными органами в деле поиска «беглецов» для их последующего отлова и возвращения законным владельцам.

В настоящее время все сбежавшие собаки всё ещё находятся на свободе...

Автор - Георгий Апальков. Источник.