Небольшой рассказ на тему безысходности.
Однажды, когда было тихое осеннее утро, я гулял по парку. Я шёл очень медленно, и обращал внимание только на хрустящие мёртвые листья под ногами. Они такие же как я. Их тысячи, миллионы, одних и тех же использованных и больше ненужных. Когда-то они сияли на самом верху, а теперь валяются в грязи. Раньше они радовали глаз, украшая громадное дерево, а теперь… Теперь они такие же как и я – некому не нужные.
Каждое утро, ровно в семь пятнадцать я выхожу в этот парк. Он находится от меня очень далеко, но мне не лень каждый раз добираться до него полчаса.
Парк ничем не отличается от сотен таких же. Но в этом листья более светлые, более живые. Птицы тут поют чуть громче. Чаще встречаются белки. Это самый живой парк, который я когда-либо видел.
Я сажусь на свою любимую скамейку, она самая дальняя, самая одинокая. Она упирается спинкой в столетнюю берёзу, которая окутывает её своей листвой. На веточках дерева часто вьют гнёзда птицы. Поэтому их здесь полно. Брошенных. Ведь птицы улетели на юг, совсем забыв про свои старые дома.
Со скамейки виден забор, за которым громадная клумба. В неё ежедневно прохожие кидают мусор, но один дедушка, который живёт в доме напротив, ухаживает за цветами. Пропалывает свои «грядки», выкидывает из них пустые банки из под газировки и фантики.
Я не очень люблю читать книги. Только некоторые, которые заденут за живое прочту с удовольствием, а так… Пусть себе пылятся на полке, мне не жалко. Я гораздо больше люблю полудрём, в котором твоя фантазия блуждает, доходит до самых сокровенных желаний и вырисовывает их картинки в голове, иногда и целый фильмы. А ты просто сидишь, облокотившись на спинку скамейки, и смотришь его закрытыми глазами.
В это время тут прохладно. Здесь блуждает ветер, который пронизывает до костей. А когда ты сидишь на скамейке, кажется, что начинается ураган, ведь все ветки столетнего дерева начинают трястись, осыпая тебя последними листьями.
Собачники не любят этот парк. Только в нём висят специальные пакетики для уборки за питомцами. В ленивый и грязный век люди считают себя царями, всемирными повелителями, не царское же это дело, убирать собачьи какашки.
Здесь очень тихо. Только ветер нарушает тишину своим завыванием.
Здесь пустынно. Никого кроме меня. Всегда так. Всегда один.
Каждое утро, ровно в семь пятнадцать я выхожу в этот парк. Он находится от меня очень далеко, но мне не лень каждый раз добираться до него полчаса.
Парк ничем не отличается от сотен таких же. Но в этом листья более светлые, более живые. Птицы тут поют чуть громче. Чаще встречаются белки. Это самый живой парк, который я когда-либо видел.
Я сажусь на свою любимую скамейку, она самая дальняя, самая одинокая. Она упирается спинкой в столетнюю берёзу, которая окутывает её своей листвой. На веточках дерева часто вьют гнёзда птицы. Поэтому их здесь полно. Брошенных. Ведь птицы улетели на юг, совсем забыв про свои старые дома.
Со скамейки виден забор, за которым громадная клумба. В неё ежедневно прохожие кидают мусор, но один дедушка, который живёт в доме напротив, ухаживает за цветами. Пропалывает свои «грядки», выкидывает из них пустые банки из под газировки и фантики.
Я не очень люблю читать книги. Только некоторые, которые заденут за живое прочту с удовольствием, а так… Пусть себе пылятся на полке, мне не жалко. Я гораздо больше люблю полудрём, в котором твоя фантазия блуждает, доходит до самых сокровенных желаний и вырисовывает их картинки в голове, иногда и целый фильмы. А ты просто сидишь, облокотившись на спинку скамейки, и смотришь его закрытыми глазами.
В это время тут прохладно. Здесь блуждает ветер, который пронизывает до костей. А когда ты сидишь на скамейке, кажется, что начинается ураган, ведь все ветки столетнего дерева начинают трястись, осыпая тебя последними листьями.
Собачники не любят этот парк. Только в нём висят специальные пакетики для уборки за питомцами. В ленивый и грязный век люди считают себя царями, всемирными повелителями, не царское же это дело, убирать собачьи какашки.
Здесь очень тихо. Только ветер нарушает тишину своим завыванием.
Здесь пустынно. Никого кроме меня. Всегда так. Всегда один.