Мужичок с гармошкой
Я, как обычно, мерзла в леденющей электричке Москва-Фрязино, мечтая о том, что завтра надену пуховик, несмотря ни на какие прогнозы о потеплении. Мартовский вечер, одиннадцатый час, за окном минус 5, как бодренько отрапортовал диджей в моих наушниках. Я листала радиостанции и поливала презрением сидящую напротив тетку, которая без остановки трындела по телефону от самой Москвы. Не за то, что она трындела, а за то, что посмела сесть напротив меня, хоть полно было свободных мест в вагоне. Ноги теперь не вытянешь, а сдвигаться на соседнее холодное сиденье как-то вообще не хочется, свое я хотя бы уже нагрела.
В этом ужас подмосковной жизни – постепенно становишься безразличным ко всему социопатом. Следующая стадия – мизантропство, а потом каннибализм.
Вагон дремал, зябко поеживаясь и заткнув уши гаджетами.
Тут в дверях началось какое-то движение, и из тамбура ввалился бородатый мужичок с аккордеоном, в моряцкой фуражке и круглых, как у кота Базилио, черных очках. Мало кто проявил интерес к его появлению – пассажиры электричек черствы, привычны к любому апокалипсису и не удивятся даже если голый Обама в смоле и перьях зайдет в вагон и на рiдной мове потребует предъявить билетики.
Мужичок заиграл какую-то разухабистую жиганскую песню, я из любопытства вытащила наушники, и в следующие двадцать минут начисто забыла про холод. Рот сам собой разъехался до ушей – дед заметил мою реакцию, подмигнул и попросил у почтеннейшей публики разрешения продолжить. Народ тупо молчал, что, впрочем, нисколько деда не смутило – ему, похоже, хватало и одного благодарного зрителя в моем лице.
Он запел что-то о славном городе Одессе, и тут политически напряженные граждане заулыбались. Русский народ, он ведь такой – нам только повод дай объединиться и поржать над чем-нибудь злободневным.
Слова следующей песни я не знала, но когда дошло до припева, как-то вдруг само начало подпеваться:
Прошу тебя, в час розовый
Напой тихонько мне,
Как дорог край берёзовый
В малиновой заре
В старенький футляр от аккордеона, примотанный скотчем к конструкции с колесами, чтобы его можно было катить, посыпались монетки и пошуршали бумажные купюры. Дедок воодушевился и спросил, можно ли ему похулиганить. Когда зазвучали аккорды «Мурки», заржали даже самые угрюмые дядьки. Потом кто-то попросил Высоцкого, на что дед, чуть ли не перекрестившись, ответил, что на такое он покуситься не смеет. Затянул взамен песню про «Малиновый звон на заре» и попросил петь вместе с ним, как будто мы за столом праздничным сидим. Я подпевала уже в голос.
Концерт продолжился было «Таганкой», но тут дед спохватился:
- А что за станция?!
Услышав, что Подлипки, ахнул: «Мать честная, так моя же!» - и помчался к выходу под аплодисменты и одобрительные возгласы. Напоследок из-за закрывающихся дверей крикнул – «Шестой вагон, вы лучшие!». И мы еще минут 15 улыбались и совсем не мерзли.
А глупая тетка в красной куртке так и протрындела в телефон всю дорогу. Даже не заметила, что концерт такой чудесный пропустила. Я от нее отсела потом.
Эх, жаль деда не сфоткала – больно увлеклась.
В этом ужас подмосковной жизни – постепенно становишься безразличным ко всему социопатом. Следующая стадия – мизантропство, а потом каннибализм.
Вагон дремал, зябко поеживаясь и заткнув уши гаджетами.
Тут в дверях началось какое-то движение, и из тамбура ввалился бородатый мужичок с аккордеоном, в моряцкой фуражке и круглых, как у кота Базилио, черных очках. Мало кто проявил интерес к его появлению – пассажиры электричек черствы, привычны к любому апокалипсису и не удивятся даже если голый Обама в смоле и перьях зайдет в вагон и на рiдной мове потребует предъявить билетики.
Мужичок заиграл какую-то разухабистую жиганскую песню, я из любопытства вытащила наушники, и в следующие двадцать минут начисто забыла про холод. Рот сам собой разъехался до ушей – дед заметил мою реакцию, подмигнул и попросил у почтеннейшей публики разрешения продолжить. Народ тупо молчал, что, впрочем, нисколько деда не смутило – ему, похоже, хватало и одного благодарного зрителя в моем лице.
Он запел что-то о славном городе Одессе, и тут политически напряженные граждане заулыбались. Русский народ, он ведь такой – нам только повод дай объединиться и поржать над чем-нибудь злободневным.
Слова следующей песни я не знала, но когда дошло до припева, как-то вдруг само начало подпеваться:
Прошу тебя, в час розовый
Напой тихонько мне,
Как дорог край берёзовый
В малиновой заре
В старенький футляр от аккордеона, примотанный скотчем к конструкции с колесами, чтобы его можно было катить, посыпались монетки и пошуршали бумажные купюры. Дедок воодушевился и спросил, можно ли ему похулиганить. Когда зазвучали аккорды «Мурки», заржали даже самые угрюмые дядьки. Потом кто-то попросил Высоцкого, на что дед, чуть ли не перекрестившись, ответил, что на такое он покуситься не смеет. Затянул взамен песню про «Малиновый звон на заре» и попросил петь вместе с ним, как будто мы за столом праздничным сидим. Я подпевала уже в голос.
Концерт продолжился было «Таганкой», но тут дед спохватился:
- А что за станция?!
Услышав, что Подлипки, ахнул: «Мать честная, так моя же!» - и помчался к выходу под аплодисменты и одобрительные возгласы. Напоследок из-за закрывающихся дверей крикнул – «Шестой вагон, вы лучшие!». И мы еще минут 15 улыбались и совсем не мерзли.
А глупая тетка в красной куртке так и протрындела в телефон всю дорогу. Даже не заметила, что концерт такой чудесный пропустила. Я от нее отсела потом.
Эх, жаль деда не сфоткала – больно увлеклась.