Москвич на Севере.
В начале восьмидесятых я по распределению отрабатывал в аэропорту одного из северных поселков Якутии. Кто на севере тогда только не работал, а молодежь была в основном из приезжих специалистов, направленных по распределению различными учебными заведениями Союза.
Вот так и к нам в глухомань распределился молодой инженер из одного столичного Вуза. Звали его Витя. Был он парень не глупый хотя и с высшим образованием. Добрые внимательные глаза его излучали доверие и участие, но была у него одна странность в общении. Выслушивая собеседника, он никогда не перебивал. Наклоняя голову и кивая, он молча внимал всему, указаниям по работе, анекдотам, просьбам, жалобам, ругани и просто молчанию. Но в конце любого монолога с пафосом произносил одну сакраментальную фразу. А я, вообще-то из Маасквы! И все! Собеседник терялся, тушевался и уходил в смятении.
Слыл он и большим знатоком местной флоры и фауны, так как привез с собой школьный черно-белый набор контурных карт Якутии. Долгими вечерами, Витя «из маасквы», объяснял местным охотникам, ну считай, малым детям, что в районе нет той дичи, которую они добывают, а имеется всего одна популяция мускусной крысы, которая заметно крупнее обычного пасюка (серой крысы). Даже при выраженном половом диморфизме. В экстазе он тыкал пальцем в географическую карту, утвержденную ВЦСПС РСФСР от 1956 года, где действительно, зверушки для детского восприятия, были нарисованы в реальном, научном порядке. Охотники верили изданию и не спорили. Однако, задумчиво говорили они. Ондатра похоже.
А еще у него была настоящая кинокамера «Кварц». С ней он не расставался никогда. Пленки в камере не было, так как он использовал ее пару раз еще на пятом курсе института, а в нашем северном захолустье такого чуда не видывали и «плёнок таких» в местной лавке не держали. Витя «из маасквы», не переживал и стрекотал камерой постоянно, наблюдая за миром через окуляр одним глазом. В большом кино это называлось, ставить руку в холостую. Второй глаз, в это время, у него не закрывался и становился, как бы стеклянным, отражая солнечные лучи и смущая бликами местных якутских охотников, снайперов своего дела.
Всеобщее уважение, как бывалого охотника, он заслужил, когда напросился к суровым якутским мужикам на недельную весеннюю охоту. Мало того, его назначили ответственным за запасы печенья. И он оправдал доверие, гордо и торжественно притащив к лодке канистру с двадцатью литрами заваренного горячего индийского чая с сахаром. Долго и упорно отказывались глупые якутские охотники брать продовольствие на борт, пока в суете случайно, злополучная канистра с жутким хрустом не была поставлена на его гордость, кинокамеру «Кварц», ставшей в мгновение пластиковым хламом.
Прошел год… Траур по кинокамере заканчивался. Витя «из маасквы», переживший такую потерю, оклемался, встал на ноги, ожил. И несмотря, что старая рана все еще бередила его душу, анализы его были в порядке и вовсю благоухали. Ни чего не предвещало беды. И вот, как то полярной зимой, местные клоуны, моральные уроды, профсоюзные активисты общежития, с глубокого перепоя, вконец очумевшие от безысходной тоски по солнцу и женскому теплу однажды решили подшутить над товарищем из самой Москвы! Нового ничего не могли придумать, как спрятать под его матрац, его носки. Вроде мелко и банально, но говорят климатические условия в общежитии поменялись кардинально, дышать стало гораздо легче, восстановился озоновый слой, ожили мухи. Витя «из маасквы», шутку не оценил, но свежий воздух на него подействовал, как то особенно проникновенно.
Вечером в злополучную комнату шутников мрачно ступил слуга Закона, в форме оперативного уполномоченного местной поселковой милиции держа веером заявление о краже, с бланком протокола опроса свидетелей, в процессе подозреваемых и в будущем осужденных. Все, как насекомые, нервно и подобострастно засуетились, носки терпилы достали мгновенно, предъявили их власти в целости и сохранности. Несмотря на появившуюся легкую вонь и тягостное присутствие «лица при исполнении» у всех сразу настала радостная эйфория от скорой свободы, с чистой совестью. Но как, говорится в этих кругах, недолго фраер танцевал. Следующим, вторым из восьми пунктов пропавших вещей, в заявлении потерпевшего Вити «из маасквы», значилась кинокамера «Кварц». В камере конкретно запахло уголовным кодексом, воровской пропиской, нарами и баландой. Два часа пролетели, как прожитая жизнь, включая будущую половину.
Мрачно выслушав нашу бредятину про муксусных крыс, стеклянных глаз, канистр с горячим чаем, хруст пластика и чистосердечное раскаяние, усталый очумевший мент, уходя смотрел на нас, как на полных придурков и идиотов. В тишине последнее слово сказал и Витя… А я вообще то из Маасквы !
