МОРЕ⁠⁠

Прошло 66 лет, но это намертво впечаталось в память, будто произошло только вчера.

... Мы встаём очень рано, часа в четыре, быстро одеваемся и выходим на улицу. Солнце уже взошло и ярко освещает ещё пустынные улицы – ни людей, ни машин. Проходим три квартала по Петровского, доходим до макаронной фабрики с её вкусными запахами, упираемся в стадион, поворачиваем направо, через полквартала налево, ещё два квартала, поворот направо, и выходим на Приморскую площадь. Даже мне, трёхлетней крохе, понятно, что мы живём совсем недалеко от моря. Мама подсаживает меня на каменный парапет дамбы и передо мной, наконец, открывается море! Ветра почти нет, и, бледно-голубое, оно на горизонте сливается с небом, а волнорез и портовской мол выделяются чёрными полосами. Воздух настолько прозрачен, что отчётливо, до конца, видна вся Бердянская Коса. Людей по-прежнему почти не видно, кроме нескольких чудаков-рыбаков, пытающихся поймать давно распуганную пляжниками рыбу. Чудесное, редкостное утро! 

Дальше я продолжаю нетерпеливо идти только по широкому парапету, поглядывая на море, и мы в два счёта, наконец-то, доходим до Детского пляжа. Раздеваемся и входим в воду, которая на специально подсыпанной отмели Детского поутру непривычно кристалльно чистая, и легчайшая рябь на поверхности отражается причудливыми тенями на песчаном дне. Я бреду по дну, разгоняя стайки еле заметных мальков, пока вода не доходит до шеи, и можно окунуться с головой. Утренняя вода совсем не холодная, а воздух уже очень тёплый, над водой даже паркий, и чувствуется, что сегодняшний день, как и предыдущие, будет очень жаркий.

Время поджимает, мы по-быстрому купаемся, плавать некогда, да и не на чём – мой лучший резиновый друг, надувной красно-синий круг, остался дома, слегка подсыхаем, купаемся ещё раз и одеваемся – пора идти на рынок. 

В том далёком 1958 году у нас, как и у большинства бердянцев, холодильника ещё не было, впрочем у нас не было и свой квартиры – мы жили в малосемейном техникумовском общежитии, и у нашей молодой семьи не было почти ничего, поэтому готовить еду, и, соответственно, ходить за продуктами на базар, приходилось каждый день, потому что при дикой летней бердянской жаре приготовленное редко «доживало» до завтра.

На базаре – изобилие, есть всё, что душа пожелает, но цены... Впрочем, требуемые нам бычки стоят копейки – по 8-9 за десяток крупных, их продают рыбаки прямо с деревянных двухколёсных тележек с длинными ручками, и этими бычками, и сырыми, и сушёными, забит весь рынок. Рассказывают, что и в оккупацию, и в 30-е, именно бычки спасли бердянцев от голода. Их едят как семечки – исконни народная еда!

Мама покупает три десятка крупных бычков, кусочек говядины с косточкой и все овощи для борща, и мы спешим домой – уже пять часов, а надо ещё всё приготовить. Хорошо, что базар совсем рядом с домом, всего в трёх кварталах.

Дома мама сначала жарит бычков, на примусе, естественно – на дровяной плите это было бы очень долго и самоубийственно жарко, парочку горячих сразу даёт мне, ведь после моря аппетит разгулялся не на шутку, и, пока я вожусь с рыбными косточками и играю с игрушками, готовит борщ, кастрюля с которым отправляется в таз с водой – это наш ужин и обед для отца, который к тому времени тоже уже на ногах.

Чтож, всем пора на работу – мне в садик «первомайского» завода, куда отведёт меня отец, перед своей преподавательской работой в техникуме, – хоть учащиеся и на каникулах, ему, как ещё и  завотделением, хватает работы с абитуриентами, а мама отправляется в другую сторону – на двенадцатичасовое, адское из-за жары, фельдшерское дежурство на «Скорой помощи. Хоть и с трудом, её жизненной энергии хватает на всё, но ещё два года назад с этим была чёрная, беспросветная беда...

... Мать и отец познакомились совершенно случайно, при большом стечении обстоятельств, в поезде, потом год переписывались, пока отец не предложил пожениться, что и произошло, когда мама приехала к нему на Кубань. Всё как в кино, или в романе, сейчас даже трудно и поверить, но тогда, в 53-м, это было нормой. Мама после окончания Белогорского фельдшерского училища в Воронежской области, откуда была родом, с 51-го работала по направлению аж в Крыму, невдалеке от Евпатории, в фельдшерском пункте, расположенном в опустевшем после выселения татар ауле, отец же, после окончания техникума стационарно и «политеха» заочно в Горьком (родом же он из глухого лесного хутора в этой же, Горьковской области), работал инженером в станичной МТС в Красноармейском районе на Кубани, куда его «запроторила» партия тоже в 51-м, как «пятитысячника» (было при Сталине такое течение – отправлять «несознательных» инженеров-партийцев в сельскую глубинку для поддержки МТС, которые без них никак не могли наладить свою работу так, чтобы магазины заполнились продуктами).

Вероятно, отец-северянин побаивался весёлых и бойких холостых кубанских казачек, которых было навалом в станице, и более утонченная и образованная зеленоглазая мама ему импонировала гораздо больше, но, с другой стороны, хрупкая мама существенно проигрывала этим крепким казачкам, если можно так выразиться, по «жизненной сельской мощности», без которой, как и без всех этих кур, уток, гусей, свиней в личном хозяйстве, и огорода, само собой, в станице ну никак не выжить.

Хоть мама и была тоже сельской, но, то ли потому, что она была последним, и, естественно, любимым ребёнком в большой семье, то ли потому, что родилась в 31-м и росла в не самые сытые года, то ли потому, что подростком пережила войну, которая дошла до её родного Копанища, и линия фронта довольно долго стояла по Дону прямо у села, и немцам было так удобно обстреливать его с правого высокого берега, а её семью принудительно отправили в эвакуацию пешком с узелками в никуда, хорошо, что прошли немного, всего несколько десятков километров, да самовольно вернулись назад, потому что идти было некуда (только яма со спрятанной зарытой картошкой после возврата оказалась раскопанной и пустой, что было катастрофой, а хата – занятой красноармейцами, только лебедой зиму и пережили); а, скорее всего, по всем этим трём причинам вместе, но мама откровенно полноценно не «тянула» эту «радостную» и «сытую» станичную лямку в замужестве.

От отца помощи практически не было, он вёл себя, как какой-то принц: и куры-утки-свиньи ему воняют, поэтому он убирать за ними, и кормить их не может, а готовить пищу он не умеет, да это и не по обычаям местным, что соседи, мол, скажут, зато купил мотоцикл с коляской, ружьё, и вечно уматывал в свободное время, которого никогда не было у мамы, то на охоту, то на рыбалку, принося изредка, как издевательство, «трофеи» - воняющих тиной уток и мелких рыбёшек, которых сам потом отказывался есть. В общем, в быту оказался совершенно никчемным человеком, хорошо хоть, на работе к нему претензий не было.

Худо-бедно, но первые полтора года мама ещё вытягивала и работу (фельдшер станице был не по чину, поэтому её оформили заведующей детсадом, требуя, однако, выполнения и фельдшерской работы, то есть, две работы за одну, смешную для станицы зарплату), и хозяйство, но после рождения первенца (меня) здоровье полностью отказало, видно, беременность все соки выпила – мама сильно похудела, да так, что её чуть ли ветром не шатало, щитовидная железа на шее заметно для всех распухла, глаза впали, и всем, даже толстокожему отцу, стало ясно, что если срочно что-то не предпринять, то мама и «в ящик сыграет».

Самая передовая в мире советская медицинская наука в лице двух (почти консилиум!) испитых краснодарских эндокринологов (в районной больнице таковых не нашлось, пришлось ехать в краевую) категорично заявила: «А вы точно медработник? Ах, даже фельдшер! Смотрите, коллега, до чего себя некоторые в провинции доводят – сколько живу, впервые такую опухоль наблюдаю. Классический пример, по Миллеру – я не уверен, что не началась малигнизация и перерождение опухоли в карциному. Двух мнений быть не может – немедленная операция с удалением щитовидки (тогда, кстати, очень модно было – да, в медицине тоже есть мода! - всё вырезать, как будто в организме человека есть много ненужного), пока не пошли метастазы, в чём нет никакой гарантии. Вот прямо сейчас и прооперируем – откладывать некуда! Это же надо – такую опухоль себе вырастить, а ещё и фельдшер! Вы что, хотите единственного ребёнка сиротой оставить?» 

Мама рассказывала, что до сих пор не знает, как сумела отбрыкаться от этой «молниеносной» операции, ссылаясь на то, что должна предупредить мужа, а то ещё заявит в милицию о пропаже жены. Вышла ошеломлённая, ходит по этой крайбольнице, и не знает, что делать, с кем посоветоваться – а вдруг и правда уже метастазы, чуть не плачет, пока какая-то женщина из регистратуры не показала на невысокого старичка лет 80-ти, проходившего мимо: «А вы с ним переговорите, это тоже эндокринолог, с большим опытом, только давно на пенсии.».

Ветеран эндокринологии, который, наверно ещё генерала Деникина лет сорок назад лечил, был достаточно бодр, выслушал маму, тщательно ощупал щитовидку, и сказал: «В своей практике я неоднократно встречал подобные случаи, считаю, что причина болезни в недостатке йода в организме, и удаление железы никак не поможет лечению, а только его усложнит. Мой совет: переезжайте жить к морю, где даже воздух насыщен йодом, не считая морской воды и морепродуктов, и вскоре всё наладится. Многие так делали по моему совету и выздоравливали».

Поехала мама домой, в станицу, и думает: «Действительно, пока я жила возле моря в Крыму, всё было нормально, стоило уехать от моря – и на тебе, проблемы. Точно, надо уезжать!». Поговорила с отцом, а тот сразу её и поддержал с переездом, потому что за те шесть лет, что он проработал в МТС, ситуация в стране сильно изменилась – новый лысый лидер, сменивший усатого, быстро разведал, что продмаги пусты не только из-за шпионов, и плохой работы МТС, а и, в основном, из-за малых посадок кукурузы, и вообще, эти никчемные МТС-ы надо продать колхозам, к кузькиной матери, пусть они с ними сами играются! Переводиться в колхозные беспаспортные крепостные было нельзя, да, честно говоря, и поднадоело быть вечным «козлом отпущения» - ну вот откуда должен взять инженер все эти бесконечно ломающиеся запчасти, все эти подшипники, коленвалы, поршни, шатуны и много ещё таких заводских, каких не сделать самопалом в МТС? Родить, что-ли?

У отца был приятель времён учёбы в «Политехе», Анатолий Орехов, с которым отец постоянно переписывался, родом из Бердянска, ох и нахваливал приятель этот Бердянск в письмах, мол, и море есть, и рыбы с фруктами навалом, почти даром, и работа на заводах есть, переезжайте, мол, подмогу на первых порах. Ну, для тех времён это было нормой!

Вот к нему, в Бердянск, и поехали, даже пару месяцев пожили в его мазанке возле моря, пока съёмную квартиру не нашли, и с работой помог, большое спасибо ему, пусть земля ему будет пухом! Отец поработал немного на заводе, потом его переманили в машиностроительный техникум, где он и проработал до пенсии, пообещав жильё, и не обманули – дали сначала общежитие, а потом, всего через четыре года, и двухкомнатную квартиру в хрущовской четырёхэтажке. Мама же сразу устроилась на «Скорую помощь», где проработала 28 лет, почти до пенсии.

Конечно же, мама сразу после переезда занялась своим здоровьем – с мая по сентябрь купания при всякой возможности, со мной, естественно – уж слишком кволый я был, болел частенько, и круглогодично - бычки, в основном, жареные – такие они вкусней всего. И, о чудо! мама начала быстро выздоравливать, приходить в норму, и через несколько лет от болезни не осталось и следа. Через семь лет после переезда родители отважились на второго ребёнка – сестру Лену, и прожили всю оставшуюся жизнь в Бердянске, никогда об этом не жалея, скучая, правда, по своим холодным и лесным родинам, и навещая частенько их в отпусках, особенно отец. Отец прожил 76 лет, а мама – почти 84, но последние три года её жизни были тяжелы – болезнь Паркинсона сильно разрушила её мозг, общаться с ней стало практически невозможно, и это было очень мучительно для всех. 

Но ни щитовидка, ни, тем более, ласковое Азовское море, не имели к этой болезни ровно никакого отношения...

Приличный шторм в Бердянске, с перетеканием волн через дамбу, после таких штормов в городе изредка, раз в несколько лет, бывают наводнения. И таким бывает Азовское море. Фото из интернета неизвестного авторства.