Минутные воспоминания ч. 1
Минутные воспоминания ...
Заранее прошу прощения за длинопост.
"Мы бросили кошки, мы врылись в землю...
Зубами удерживаем редут.
Ведь тут убивают не понарошку,
И не для съемок в атаку идут..."
Поезд "Москва - Новороссийск" уже был готов к отправлению, делая меня немного счастливее, чем обычно - ведь я поеду как пассажир первого класса, практически в "СВ" - один. Авантюра мелкого масштаба конечно, но приятно, когда удается что то такое вот мелкоприятное. Конечно же, проще было купить комфортабельное место, деньги то были, но такие вагоны напрочь отсутствовали в этом поезде, отсюда и спрос на работу мозга. У нас в стране все так- недостаток здравого смысла в общественной жизни мы компенсируем собственным здравым рассуждением и так вроде живем. Не зря у касс, когда я покупал билет, мне в голову и пришла эта мысль о "приобретении" всего купе - меньше народу больше кислороду. И относительно дешево и сердито. Все равно "Паровоз" шел не нагруженным, в это время года мало пассажиров к Черному морю, и в вагоне, как я понял позже, имелись вовсе пустые "квартирки".
Сильно продулись тормоза, вагонные двери закрылись, устало от столичной жизни, словно недобрый гонор Москвы им изрядно надоел и хотелось скорее бежать, спрятав за своими потрепанными телами маленький мирок вагончика с серыми и понурыми слабыми человеками. Перрон Казанского вокзала дергано пошатнулся, практически одновременно со стаканом, в который упали первые капли пятизвездочного армянского коньяка. Теперь я в пути, и долгожданное одиночество, наконец, настало. Действительно хотелось побыть одному, осмыслить последние события своей жизни, порадоваться отрезанностью от мира хоть на короткое время дороги. Я был практически уверен, что вечно моему наслаждению элитным перемещением не продлиться, но, по крайней мере, все же предполагал, что имею реальный шанс уснуть никем не потревоженный.
Он вошел в мое купе часа через два после отхода из Москвы, на какой-то станции, уже не помню даже какой. Зашел не заметно, даже можно сказать тихо. До этого нагло заглянула проводница, резво хлопнула купейной дверью и исчезла. И вот результат - я не один. Не очень-то и приятно, но что поделаешь. Наш ненавязчивый сервис даже за кровное бабло не несет перед вами никакой ответственности. В полумраке и в дремоте (я практически заснул, лежа на полке) я обратил внимание только на то, что зашел... он быстро и тут же словно упал, провалился куда-то, выставив, в конце концов, на проход только свои ноги, обутые в армейские с блеском начищенные ботинки, в которые были заправленные камуфляжные армейские штаны. Я, перешагнув их, вышел в коридор и прошел мимо купе проводницы, теребя в пальцах сигарету. Уже какой год я бросал курить, но позитивнее трех сигарет в день дело не шло, пагубная привычка все время одерживала надо мной одну победу за другой. Долго раздумывал ругаться или нет и все же не выдержал.
- Ну, ты что же, мадам, обещала покой, - проговорил я, заглянув в купе и застав белобрысую толстую и неопрятную бабенку с подругой. Та что то нервно дернулась и видимо по привычке спрятала начатую бутылку водки под нависающий столик.
- Ой, касатик, да я ж подумала, шо тебе скучно будет. Даю слово, шо больше не подсажу до самой границы, а уж там посля нее может и вообще один поедешь.
- У вас же целый купе пустой.
- Это мое дело, дорогой. Ты у себя на работе командуй... без обиды. Что ж я его на целое купе должна разменять, что ли? Ишь ... прыткач.
- Клава, эй, - осекла мою собеседницу подруга. - У него ж это,... два места выкуплены официально, а за два он заплатил. Образовалась пауза.
- Ох, как не ловко то. Ну, лады, сейчас я этого паренька-то определю. Там дед с бабкой и внуком едуть, вот к ним. Я молча проследовал за проводницей.
-Эй, касатик, вставай, ошиблась я, пойдем в другое...- пробубнила тетка, засунув свою конопатую физию вовнутрь моего купе. В полумраке моего временного дома, в котором мне предстояло провести ближайшие сутки, царствовала тишина, какая только может быть в поезде при движении.
- Слушай, он уснул, похоже. Сидит, а глаза закрыты, во как.... - проговорила проводница, как-то растеряно обернувшись ко мне, напомнив закесоненную ныряльщицу, вынырнувшую с глубины соответственно без промежуточного всплытия. От нее несло не то селедкой, не то недосушенной таранкой, к тому же дама была подвыпившая и у меня пропало всяческое желание дальнейшего с ней общения. -
Не буди ... Раз уснул, пусть спит. Проводница вдруг оживленно воспряла духом и 'кесонка' с ее лица моментально прошла.
- Ой, да. А к утру я распределю. Чаю принести? Учту, бесплатно.
- Валяй.
Я протиснулся в свое купе и закрыл дверь. Стук колес успокаивал, и мой взгляд снова упал на начатую бутылку коньяка. Еще несколько капель перед сном не помешает. В конце концов я в отпуске и еду к друзьям. Пусть все проблемы подождут целых пятнадцать суток. Это срок, который меня отделял от возвращения на службу, в часть. Как за административное правонарушение. Приняв все это во внимание, достав фрукты и шоколад, я принялся чистить апельсин, наполнив купе приятным ароматом цитрусовых. Чай так и не был принесен, да я особо и не рассчитывал на него. Поэтому не расстроился особо. Зато коньячок согрел изнутри и приятно легко одурманил голову. Нега быстро распространилась на уставшие конечности, и я откинулся назад на обитую дерматином стенку. И тут, словно напоминая, что я не один, моему взору снова предстали идеально чистые ботинки моего нового неподвижного постояльца (я уже считал себя полноправным и единоличным владельцем помещения), и странный мешок внизу под полкой рядом с ними. Да мешок, отдельная тема. Не какой-нибудь современный рюкзачок, спортивный кейс или еще что-то - довольно странный мешок. "Ну что ж, - подумал я, - попутчик мой тихий и уже к тому же спит сидя. Не помешает совершенно. А то и веселее будет. Выпьем вместе... когда очухается". Рядом валялась книжка, купленная на вокзале. "Почитать, что ли?" - подумал я и окинул взглядом тускло освещенную комнатку купе. Я потянулся было включить свет наверху, но остановился, посмотрев на постояльца. Он весь мне виден не был. Верхняя его часть таинственно исчезала в темноте навеса верхней полки. В скудном освещении купе мой пришелец превращался все больше в ребус или загадку. Только ноги, ботинки и мешок. И я решил не будить соседа светом, быть вежливым, в конце концов, все же был уже одиннадцатый час, и налив себе еще пол стакана огненной жидкости, принялся расстилать постель. Это удалось довольно- таки быстро и я подумал о погружении в сон, как снова на глаза попался этот странный мешок. Он лежал на полу обособленно, важно, в тусклом освещении купе подставляя обзору один бок. Хозяин не убрал его под полку в специальный бункер и от этого баул, словно живой персонаж, был особенно важен и значим.
Вещи всегда помогают нам узнать что то о человеке, использующие эти вещи. Это факт. Нарисовать для себя картину о попутчике решил и я. Уж если у меня появился сосед, то не мешало бы о нем что-то узнать. Дорога такое дело. Тем паче, что спать не хотелось. Конфигурация мешка была знакома да и в его цвете не было ни каких сомнений, да, да в цвете - цвете хаки. Обнаруженный предмет оказался простым солдатским вещь-мешком. Старым и надежным солдатским спутником 20 века. Не 'РДшка', не еще какая нибудь спецурская знакомая по матобеспехе вещь, и не тем более американский рюкзак спецназовца, показанный нам подполковником Куриковым, который он привез в свою очередь из Ирака, где был уже после 'Бури в пустыне', нет - просто настоящий армейский вещмешок, сделанный еще при советской военной промышленности, носимый еще нашими дедами в тяжелых походах второй мировой. Он лежал сейчас перед моими глазами. Редкостное явление в повседневной гражданской жизни, увидеть такое ретро, не смотря на моду на стиль милитари. На Кавказском направлении может этого добра и хватает, там никто этому не удивляется, обычное дело, даже для гражданских. Но в поезде это выглядит куда как более странно.
Я присел на свою постель и, не долго думая, протянул руку к этому удивительному предмету. От затянутой горловины на бечевке свисали две гирьки, металлические и довольно увесистые, которые случайно оказались у меня в руке. Я взвесил их, сжимая кулак. Это или подобное приспособление при умелом обращении с ним служит для активного наступления в рукопашной схватке. Это я знал точно. Причем атака может носить летальный исход, потому что попадание такого шара в голову и тем более в висок ничего хорошего не сулит. Поезд колыхнуло, за дверью купе кто-то пробежал, за стеклом промчался товарняк, издавая характерное гудение, и мой взгляд в проблесках короткого света упал на лицо соседа. Сквозь полумрак сжатого пространства я заметил, что он на самом деле не спит. Черные (какими мне они показались) и какие-то резкие глаза, смотрели на меня исподлобья так, словно врезались в мои внутренности с безаппеляционностью рентгена, неподвижно и странно, словно и не были живыми. Он даже смотрел не на меня, а куда то сквозь: будто бы увидел что-то в теле вагона или на улице, там за бортом; и это что-то перемещалось там точно с такой же скоростью, как и сам поезд. Мне даже показалось, что он меня, моего присутствия здесь и сейчас, не заметил.
- Эй, приятель, привет! - пробубнил я, пытаясь все же заявить о себе и сгладить конфуз, - Коньячку выпьешь?
Все же не удобно когда тебя застают при осмотре чужих вещей. В ответ я ничего не услышал. Приняв это как установку к действию и понимая, что пути к отступлению нет, я откупорил бутылку и налил жидкость в два стакана.
- Не подумай, дружище, что по сумкам прохаживаюсь. Просто чудной у тебя скарб, непривычный. Сам вроде в комке, а ... вот и заинтересовался. Я вроде тоже служивый...
Рука с набитыми костяшками двух первых фаланг пальцев вынырнула из темноты и ухватила стакан практически на лету. Я успел все же увидеть его..., моего соседа по купе, в свете периодичных фонарей за окном: парень лет двадцати трех-двадцати пяти, коротко стриженный, над правым глазом - от брови и через лоб - шрам. Парень как парень....
Но мы вновь встретились глазами. И я разглядел его получше. Света за окном стало побольше, потому что поезд приближался к очередной станции. Лицо сначала мелькало словно на экране: то вынырнув из темноты, то опять уходя в небытие. И вот оно предстало в мгновенных вспышках освещения полустанка так, что я смог его немного изучить: вроде бы молодое, но какое-то уставшее, одетое на твердую плоть хозяина насильно чужой рукой, словно маска. Волевой подбородок молодого человека, но как-то уж по взрослому бросается в глаза, и отточен он какой-то сверхволей и грустной решимостью.
Я задумался и продолжал изучать. Пространство, расположение и время мне это позволяли. Кто передо мной? Почему мне не все равно? Меня поразил жесткий облик человека, облик который в то же время не делал его супергероем. Просто обычный пацан, каких много ... и в то же время нет. Длинная шея, на которой висели, блестя своей металлической белизной два солдатских медальона (такие часто продают в подземных переходах); плечи, уходящие в худощавый затененный торс тоже как-то по-особенному; и все... Остальная часть тела снова не читалась. Кроме его глаз. Они ударяли по мне из глазниц словно РПО-1 - эти глаза. Они пронизывали и кромсали все вокруг безжалостно и насквозь. Я ненароком заглянул в них еще раз, будто бы они находились в этом поезде абсолютно самостоятельно и тут меня само собой потянуло на воспоминания...
...Кто придумал этот дурацкий спор о том, кто такой "воин"? Какой он? И что такое честь? Это у них-то честь? У этих зверей?.. Вот тот журналюга на той неделе, когда вышли из под обстрела, привел пример того, что видел якобы по телеку такую хрень, что чехи - это герои, и что там он слышал примерно следующее: "Разница культур, ценностей. Чеченцу смерть как победа, она только подбадривает дух. А у нас, у русских, кто мертв - тот и проиграл". Что за чушь?! Кто может вообще дать оценку чувствам и ощущениям, которые переживаем мы здесь? Только тот, кто сам это пережил. И то, пока не забыл или не свихнулся от этого. На дворе 2002 год, а они все средневековыми мерками манипулируют.
Многие умники-журналюги пускаются в дискуссии о философии воинства русско- византийского, иудо-протестанского и магометанно-арабского и пытаются выстроить формулы закономерностей побед и поражений... Идиоты!
...Каждый час слышался выстрел из автомата, как какое-то напоминание, что идет война. Среди устоявшейся тишины он звучал, как стремительный удар сердца после электрошока, как доминант природы войны, разгоняя застоявшуюся кровь и отгоняя сон. Сколько постовых, столько и выстрелов. Я, будучи на момент описываемых событий сержантом роты разведки, за три командировки на родину этой войны хорошо изучил всю эту атрибутику. Это для того, чтобы не спали постовые. Командир, пересчитав выстрелы, сразу понимает, где может таиться опасность: какой из постов оголен. Знал также я и то, что через час вообще начнут палить из всех видов оружия. Пройдутся даже танки из бригады, коих насчитывали всего пока два. Отменные вояки в них сидят. И вот если эти самые вояки поднатужатся, то через день в строй должен встать еще один Т-72, у которого раньше были перебиты траки. А наступление не за горами. Танки то нужны как воздух. А нас опять бросают в общей массе на штурм села, да и не село это по своей сути, поселок городского типа, с девятиэтажками и так далее.
В школе я очень любил читать рассказы про разведчиков, которые ходили за линию фронта. Оттуда-то, из этих книжек, я впервые и узнал, что такое плановый прострел местности. Правда, там, в книжках, это делали фрицы, чтобы сократить возможное время прохода через линию фронта наших разведгрупп. Эта самая линия обрабатывалась из минометов и артиллерии качественно и со смыслом, чтобы мышь не проскользнула. Здесь теперь я в очередной раз видел все это воочию. И делали это уже не фрицы из далекой войны 41 года, а они, российские солдаты, в первом десятилетии 21 века. Эта процедура имела даже свое кодовое название: "Смерть врагам". Страшно подумать, что останется от того, кто попадет под эту мясорубку, пусть это будет чужой или свой - не важно. В эти часы никто разбираться не будет.
- Ермолин, к командиру! - послышался выкрик, и несколько парней рядом оглянулись в мою сторону, на дорогу.
Проехали несколько бардаков (БРДМ), восьмидесятка, а затем и маталыги (МТЛБ) с людьми на броне и я узнал прапорщика Кавшина, старшину, которого зацепило недавно в перекрестном бою, но, слава Аллаху! - удачно. Он, видимо, уже выдвинулся в сторону штаба. Я встал с бетонной плиты, на которую была постелена чеховская кошма, а поверх нее спальник, и, брякнув котелком и автоматом, зашагал в сторону этого самого полкового штаба, базировавшегося в дальнем разбитом доме, до которого уже почти доехала "маталыга".
-- Ну, привет! Никак сам Сантей? - услышал я приятный голос взводного. - Давай к нам сюда. -
- Здравия желаю, товарищ капитан! - выпалил я, здороваясь сначала с ротным, а уже потом пожав руку лейтенанта под скользкими взглядами офицеров.
-- Лобов, твой боец, ты и посвяти.
-- Есть, Андрей Николаевич. Слушай сюда, Ермол. - Лейтенант взял меня за плечо и склонил тяжелой жилистой рукой над столом голову: - Утром пришла разведка, все удачно. Будем штурмовать. Нашему батальону маршрут по главной улице села. Твое отделение пойдет в прикрытие БТР-ов.
Я окинул взглядом офицеров.
-- Товарищ лейтенант, в город БэТРы? Это же проходили уже. Как же первый и второй штурмы Грозного? Неужто мало?
-- Ладно, не умничай. Мне тоже все это не нравиться. Понятно, что с кулаками (танками) и Бэхами (БМП) туда соваться нельзя. Но там, этого ..., похеру все, короче... - Лейтенант покрутил пальцем у виска.
-- Они же, как тараканы, маневра нет. Пожгут. Встрянем в частном секторе.
-- Вот твоя задача, Саня- не дать им этого сделать. Будьте осторожны: палить будут сверху. Местность не защищенная - раздолье для снайперов. Там не как в Грозном, расстояния между домами и другими коммуникациями куда больше. С машинами должны быть как одно целое, особенно когда и выйдем к твоему сектору. Вы их прикрываете, они вас. Справа от тебя пойдут контрабасы из Армавирской бригады, но ты особо на них не рассчитывай, держись меня, первых машин, если что. Короче следи за своими и держись. Не "падайте" на ровном месте. У тебя, наверное, все знакомы с этим? Да, и еще: этот парень из новеньких, с которым у тебя конфликт был, с тобой пойдет.
-- Интеллигент этот?
-- Ну, это, Сань, уже давно не ругательное слово. Лично я уважаю этого парня. Подам на награду после Ботлиха. Хотя ему, наверное, за одно то, что на войну попал добровольцем после медицинского института уже награду дать нужно. И это тогда, когда кругом одни косари. Тут я с ним согласен и сразу уставился в пол.
-Чего надулся? Он парень толковый. Сам в твое отделение перед наступлением попросился.
Я понимал, что спорить с командиром бесполезно, не он же все это придумал, но и мнение свое менять тоже не хотел. Вообще с этим парнем из института вышло как-то странно, не так, как привык я. Пришел, наговорил всяких умностей и вдруг стал душой коллектива. А самое главное: попытался учить и меня, Александра Ермолина, который спирт жарил на то время с командирами. Салабон хренов. За что и получил кличку "Студент". Но главное, что очень по-мальчишечьи стебало меня больше всего, это поражение в спарринге, в рукопашной схватке, от Димы Лунина. Сдала меня уличная удаль и излишняя самоуверенность, разбилась о технику и мастерство хорошего рукопашника. Да это и не относится к делу. Тут еще этому Самохину подвезло: должность прапорщика освободилась. Начштаба берет его под свое крыло, и он прямиком в медроту. Тут уж и вовсе я рассерчал. А что сделать? Только злиться. Много вопросов не задают, уж стреляные все. Задачу свою я понял хорошо, а мнение свое высказал так, для проформы: знал, что все понимают все, но делаться будет, как решили чины в верхах. Вернулся на позицию и задумался. Только тревожно как-то на душе, неспокойно.
-У меня спирт есть и сало, - услышал я, кутаясь в спальник. Я поднял глаза и увидел этого пресловутого прапорщика "Студента".
--Ну, тащи! Все равно бить начнут утром. Рано не пойдем. А чуть не помешает. Выпили.
-- Все хотел понять, Ермол, почему ты меня не любишь? Что такое между нами пролегло, что чужим меня считаешь? - Самохин аккуратно нарезал сало для бутербродов.
-- Тебе честно или как? -
- Завтра в бой вместе пойдем, чего врать-то. -
- С детства таких педантов не любил. Все это у вас как по полочкам. Небось, в отличниках ходил? - Ну, неплохо учился, да. А что, это плохо?
-- Учителям, наверное, жопу лизал. Любимчиком был?
-- Ну, насчет жопы - это ... махнул. А вот физику я любил и уважением у Юрия Яновича пользовался. Это наш физик был, толковый мужик. Только что из этого-то? Мы же вот здесь вместе, в этих окопах. Я же ведь не чистоплюй какой, каких ты себе напредставлял. -
Наверное, только сейчас я вдумался в слова, сказанные Студентом, и понял истину: да я просто завидую ему, этому парню. Вот в чем дело. Этот человек взял и сломал все мои стереотипы, все мои представления о типах в белых сорочках. Я привык себя отождествлять с суровым 'легионером' улиц, грозой всех этих мажоров, а тут вся моя артиллерия дала холостой выстрел. Конечно, это была зависть - зависть поступку, зависть прожитой жизни - институт, столица, девочки. Но зависть белая, добрая. А что у меня? Железнодорожное училище, как называла ПТУ моя мать, и о котором я грезил все свое сознательное детство, попытка вписаться в русло большого спорта и вот результат - я на войне и буду через шесть часов штурмовать чеченский населенный пункт, в котором куча вооруженных бандюков. Но самое главное, что для меня это, этот исход и концовка, понятны. Что еще я мог выкинуть в жизни, чего добиться? Военкомат взял меня за шиворот вместе с такими же, как я и кинул в жернова войны, куда я на счастье отменно вписался. И это гармонировало теперь с моим нутром. Мне было легко от мысли: "Да, я такой, я крутой парень и моя дорога -это трудности и испытания и война. Я не чистоплюй, как эти маменькины сынки. За меня, как однажды сказал Слава Комаров, можно дать таких ублюдков пятерых".
Но вот этот персонаж? Он то другой. Что ему не хватало в его столичной жизни? Без пяти минут врач, мать его! Все нормально и перспективы опять же. Какого хрена он в это дерьмо окунулся, да еще по собственной инициативе? Зачем сломал мое представление, о месте под солнцем, о том, что таких здесь не бывает? Этого я никак не понимал. А чего я не понимал - я опасался. Главное - не сознаваться себе... Зависть тут ни при чем. Прочь эти мысли! Хотя я то такой же- Москва, отличные перспективы в спорте и т.д., а я где? Так что не ной...
-- Ладно, чего базарить, наливай, давай. У меня условие будет одно. Я уже кликуху поменять не смогу. Кем был, тем и будешь. Хоть ты и кусок теперь, а для меня все равно Студент. Посмотрим на тебя в деле. Обосрешься, сам пристрелю... Ты, там говорят, снайпер неплохой, сзади пойдешь. Давить точки умеешь?
-- Разберемся, я думаю. А на кликуху мне плевать. Главное - с тобой. Интересный ты человек, Саша, неординарный очень. Думаю, мы с тобой сдружимся. -
- С вами....
-- Чего?
-- Под моим командованием идешь... "С вами".
-- А, ну да.
Утро. Время начала атаки бесповоротно приближалось. Оглушающим и мощным ударом заработали артиллерия и минометные батареи. Ударили "двухсотки". Их долго ждали, но они как внезапно включились в хор войны, так же по не понятным причинам и вышли, отодвинув только время пехотной атаки.
Враг сумел передислоцироваться и занять позиции после бомбежки, вылезая из укрытий. И нужно отметить, что приготовились "чехи" к отражению атаки не плохо. Опыт первых штурмов в первую войну в Грозном и Бамуте они запомнили. Машины и десант они встретили шквальным перекрестным огнем на прямых подступах. К северу шел третий батальон, но я уже понял по плотности огня, что шкварки все будут именно здесь. Вскоре противостоять огню на переднем рубеже атаки стало тяжело. Поступил приказ разбиться на группы и этими самыми группами по три, четыре, а то и два человека прорываться. Так и вышло, двойками и тройками десант вошел на окраины и улочки, ведущие к центру села. БэТРы шли, урча моторами и поначалу мощно и практически адекватно противнику поддерживали пехоту огнем крупнокалиберных пулеметов. Я чувствовал, идя за броней, уверенность, и мое сердце в такт скорострельным пушкам кидало в организм кровь, словно боеприпасы. Я весь сосредоточился на бое, как и все, кто шел сейчас со мной рядом. Никогда никому не понять ощущение и чувство, что охватывает все твое существо перед боем. Описать это невозможно. Хорошо, что меня моя мать никогда не увидит таким: злые и острые глаза, весь в оружие и страшен. Я так думаю по крайней мере. Движения четкие, все на ином уровне, на порядок лучше, быстрее, умнее.
КПВТ били по близлежащим домам и по укрепрайонам с ходу и крепко. На первых баррикадах это помогло, отбросили врага, смяли, закрепились. Но вскоре духи освоили забытую почему то тактику- битье триплексов и приборы наведения. Снайпера выводили их из строя один за одним. Этого никто не ожидал. К тому же из двух высотных домов били прицельно гранатометчики. В районе частного сектора, ближе к нам, как я и предполагал, завязалась кровавая драка. Атака захлебнулась. Машины воткнулись в узкие проходы и лишенные необходимого маневра, стали легкой мишенью. Вот загорелись первые машины.
-- Студент, справа смотри! За забором выступ, там чех сидит, по прорывному отряду хуярит, сука! Видишь!? - мне показалось, что сейчас от крика я сорву голос. Кругом стоял страшный грохот. Броня, которая укрывала нас от противника, звенела как бубен на трясучей дороге. Студент быстро отделился и куда-то пропал. Бойцы моей группы медленно продвигались вперед вместе с машиной.
--Не лежать, Зурабов! Встать за броню и вперед!!! - орал я, хотя и не слышал своего голоса.
Мне нравилось командовать. Нравился этот момент воли, который проводил по всей моей жизни линию значимости именно для самого себя. Нравилось, потому что здесь я был свой, и от меня многое зависело. В огневой настоящей атаке, где летает реальная смерть, не каждый сохранит хладнокровие и возможность быть лидером. Я это смог, значит, война - это мой конек. Ну, или опять же- мне так кажется. Я горжусь этим.
Что-то ухнуло впереди, и пламя поднялось вверх. Взгляд упал на воткнувшийся носом в забор БТР и на людей, корчившихся вокруг в агонии. Некоторые уже даже не шевелились, просто были мертвы. "Пропавшая броня" тут же образовала бреши в наступательной линии, и на землю от прямого встречного огня из укрытий, из цепи атакующей линии, посыпались на перемешанный с грязью снег раненые и убитые.
Слева, почти над ухом сработала СВДшка несколько раз. Студент грамотно снял гранатометчика в проеме пятиэтажки. Я оглянулся и увидел, как ловко Самохин тут же, после выстрела, перекинул винтовку за плечо и принялся "коротить" из АК по боковым огневым точкам, которые зажглись справа от них, давая возможность небольшой группе подняться с земли и не стать легкой добычей чеченских снайперов, которые облепили полуразрушенные пятиэтажки, словно мухи. Сам я непрерывно работал короткими по амбразурам, то бишь окнам. Видел, как в одном окне словно арбуз разбился- полетели красные фонтанчики. Ровно в голову, отличный выстрел! Так, идём дальше, работаем, работаем. Нет страху!
Несколько перебежек и Студент, заняв выгодную позицию у какого-то сарая, вступил в прямой огневой контакт со стрелком врага, который засел на первом этаже расстрелянного минутой назад танком дома. Задавил его огнем, не давая шанса высунуться. "Неплохо", - подумал про себя я, одновременно размочив в щепы очередное окно, и ткнул рукой в сторону студента. Тут же для поддержки ринулся боец, а я перекинул взгляд на фланг, где тоже атака увязла. Там контрабасы потеряли "семидесятку" и в ужасе залегли на площадке, старясь слабыми усилиями подавить огневые точки прямого противника, но тем самым сами оказались в ловушке. Духи их просто расстреливали. Особым шоком было, когда со стороны частного сектора полетели БТС-ы. Этого вообще никто не ожидал. Огрехи разведки выписывались алой кровью на грязном снегу.
Да, для нас действительно это не прикрытие, фланги считай оголены! - подумал я и тут же ударился плечом и каской в зад БТРа. В пылу бега и боя не заметил, что машина остановилась и, перегазовывая, стала сдавать назад. "Повнимательнее, Санька, повнимательнее, а то свои переедут с перепугу", - проговорил я про себя, едва шевеля пересохшими губами. Впереди проезда не было, еще один БТР пытался вытащить впереди стоявшую подбитую машину тросом и нервно месил колесами грязный снег. Пехота залегла. Заработала минометная батарея, которую корректировали из первого взвода. Несколько огневых точек противника удалось погасить.
-- За мной к той траншее! - крикнул я уже сипшим голосом, понимая, что стоять нельзя, и оставшиеся в строю семеро бойцов устремились за мной. Четверых я уже потерял, в том числе я не видел сейчас и Самохина. Бегу, по мне херачат с трех сторон, бегу змейкой и рваным бегом, так надежнее, попасть очень сложно, но и выматывает такой бег еще как. Тут же ныряю рыбкой в сторону, вижу, как подо мной пролетает очередь, бьется об кирпичи дома и осыпает меня шрапнелью. Уф, повезло, нах.
