Мемуары деревенской Ш. Глава 1. Детские воспоминания
Я родилась в 1980, в процветающем (как мне казалось тогда) посёлке. У нас был клуб для молодежи, большая двухэтажная деревянная школа, несколько магазинов, почта, кирпичная «контора» – не знаю к какому предприятию она относилась (взрослые её называли просто «контора», и мне этой информации было достаточно, но там работали многие женщины поселка, больница с роддомом, водокачка, метеостанция, аэровокзал с маленькими самолетами, лесопилка, и много деревень буквально в шаговой доступности. Нет, серьёзно, даже детскими ногами мы могли пешком путешествовать из деревни в деревню. А вокруг ягоды, грибы, и разнотравье. И больше никаких населенных пунктов за много-много километров вокруг. Только мой посёлок и окрестные деревни.
Мои родители были молоды и с моей детской точки зрения, прекрасны. Позже я конечно пойму, что мой отец был алкашом и ублюдком, а мать – созависимой, бесхребетной женщиной, планомерно спивавшейся вместе с ним. И большая часть поселка (по крайней мере те семьи, которые не начали уезжать после определенного периода) точно такими же. Но это позже. А тогда, в своих ранних воспоминаниях, я была счастливым ребенком.
Дед успел дожить до моего поступления в школу и многому меня научить: у меня была самая высокая скорость и самая выразительная техника чтения. Придя в первый класс, я умела считать, как мне казалось, до бесконечности. Знала много частушек и стихотворений наизусть и моя первая учительница меня сразу полюбила. И мою подружку-Настю, которая была тоже умненькой девочкой. Говорят, учителям нельзя иметь любимчиков. Но меня, как любимчика, это не волновало.
Через много-много лет, рассматривая свои детские фото, я пойму, что у меня на лице был достаточно выраженный алкогольный синдром плода. И конечно, он сохранился и во взрослой жизни, хоть и на лице взрослой тетки это не так заметно, как на лице ребенка. Но в то время я была принцессой, потому что дедушка был жив, учительница меня поддерживала и делала всё от неё зависящее, чтобы развить мои природные навыки и дать мне шанс выбиться в люди, а отец ещё пил вне дома. Наверное, дед его сдерживал.
Мы жили в деревянном двухэтажном бараке, в квартире, выделенной администрацией, без удобств. Вообще без удобств. Когда-то я знаю что на улице было три деревянных туалета с дыркой в полу на, кажется, 12 квартир. Но кто-то из членов двенадцати неблагополучных семей разобрал их на дрова (в квартирах было печное отопление), и им и так было норм. Ходили в неиспользуемую часть участка, ежегодно зарастающего высокой травой. А мы, дети, и не понимали, что может быть по другому.
Вы спросите, почему мой замечательный дед ничего с этим не сделал? Как я помню, он пытался вывезти нас из поселка в более благополучный райцентр. Дом купил. Он мне его описывал: большая белая-белая печь, в которой мама будет готовить вкусные пирожки, отдельная комната для меня, баня – своя, собственная, не казённая. Не успел решить вопрос до моего поступления в школу, и решили подождать, пока я закончу первый класс. А потом дед умер, и что стало с домом я не знаю. В детстве мне казалось, что так и должно быть: если человек умер, то и дом исчез. Всё логично. Тем более, что в скором времени папа привез из райцентра видик и я увлеклась бесконечным пересматриванием трёх кассет, забыв о том доме мечты надолго. Уже будучи взрослой, я сопоставила эти два события и спросила у мамы... Но она сказала, что это или я себе нафантазировала, или у деда уже маразм начался. Не было никакого дома. А на видик папа сам заработал. Откуда ж ему еще было взяться. Бесплатно то их не раздавали, очень дорого тогда видики стоили. Бывало, говорит, лишние благоустроенные квартиры в городах, на видики обменивали, не то что дома в райцентрах.