Медовый фестиваль (1 часть)

Добрый день дорогие пикабушники. Представляю вашему суду очередную главу моего будущего романа "Сырия : Первый контакт". Роман пишется для себя с целью набить руку в литературном искусстве. Глав планируется много. Точную цифру сказать не могу пока еще, но больше 20 это точно. Не стесняемся комментировать, а то минусы ставят, а вот критики уже нет.

О чем роман, если вкратце: "Сырия - сказочное королевство, делящее планету с еще одним, практически равным по размерам, государством. Населяют планету преимущественно антропоморфные грызуны. Книга пишется в развлекательном формате и не нацелена на публику, воспринимающую исключительно серьезную и утонченную художественную литературу."


Ссылка на предыдущую главу: https://pikabu.ru/story/kandalyi_pozora_5484979

Ссылка на первую главу: https://pikabu.ru/story/strannyiy_zapakh_5477117

Ссылка на 2 половину: https://pikabu.ru/story/medovyiy_festival_2_chast_5509949

(целая глава в пост не уместилась, пришлось делить на 2 части)


Сырия : Первый контакт

Глава 6 (1 часть) : "Медовый фестиваль"


Застыла кровь в господских венах,

Словно треснул под ногами лед.

Государь, не знавший о победах

Бросил вызов, опрокинув мед.


Яркий свет озаряет деревню у холма королевского дворца. Всепоглощающий огонь пожирает один домик за другим. Из огромного, уже тлеющего, огурца выбегает грызун в одной лишь только ночнушке. Его дикий вопль слышен даже из окон опочивальни его величества Жирака VI. Язычки пламени почти мгновенно пробегают по его коричневой шерсти, придавая уже спустя всего пару минут его бездыханное тело земле, что когда-то его кормила. Теперь же она удобрена багровыми реками крови и тлеющими останками сырских подданных. Огонь пробирается все ближе и ближе к дворцу, знаменуя приближение армии его злейшего врага. Он уже здесь, у врат его святой обители. Еще немного и…


- Ваше величество. Проснитесь, мы почти прибыли в блаженный город аристократов – Бражкино. – прошепелявил голосок старого кучера, что вез его карету.


Медленно поднимая веки Жирак сразу же щурится от яркого света Солнца, чьи лучи пробирались сквозь редкие листья деревьев. Они уже смутно напоминали ту чащу, через которую бедные «лошади» тащили королевскую карету. После долгого и мрачного сна небесное светило кажется особенно ослепляющим, настолько, что даже прищурившись глаза ощущают некую боль. Привыкнув к свету король наконец замечает Вагана, что преспокойно уже наслаждается первым завтраком, составленным из дорожных сухих ломтиков хлеба и травяного сока. Обыденный походный комплект для подданных низшего сословия. Но Ваган был не обычным поваром, а самым настоящим купцом. Он работал не сколько на вражеского государя Дария I, сколько на звон монет, который он созерцал в превеликом достатке, находясь на попечении его величества императора пруссийского. Поэтому глупо говорить, что он был шпионом Сырии или Прусии. Имперский повар скорее прикрытие, маска, позволяющая ему беспрепятственно под видом кулинарных интересов проводить обмен с особами элитных кругов. Интересы у данных особ были самые что ни на есть экзотические, а зачастую еще и запрещенные законом. Статус имперского повара позволял Вагану беспрепятственно под видом государственных дел передвигаться между владениями. А если учесть, что он был человеком среди крыс, то в его особом статусе, как правило, никто не сомневался.


Оставалось всего несколько холмов до той самой низины, окруженной с двух сторон небольшими горными склонами. Вместе они образовывали своеобразный каньон, испещренный огромным количеством ран. Солнце с трудом добиралось до этого славного города, посему ферм там особо никогда и не было. Они простирались на вершинах горных склонов, откуда на телегах каждую неделю слуги богатых землевладельцев привозили излишки продовольствия на городские базары. Главной особенностью Бражкино было отсутствие церкви его святейшества Сыра. Этот пограничный оплот торговли и дипломатии укрывал исключительно светскую часть обоих государств. Это, несомненно мудрое, решение короля Сырии привело к возможности проводить переговоры с соседями в более спокойной обстановке. Особенно это было важно сейчас, когда отношения между церковью Сыра и Мяса накалились до опасного предела.


Мясной патриархат запретил Сыр и все что с ним связано долгих девять лет назад. Произошло это именно в четвертую годовщину правления Жирака VI. Огромная волна преследования прокатилась по Пруссии. Мясные инквизиторы заживо закапывали всех, кто не признавал величия Мяса над Сыром и не успел пересечь границу. Тогдашний император пруссийский Гистап III предался безумию. Отношения между некогда братскими народами, казалось, были окончательно испорчены. Еще вчера сыряне из Бражкино отправлялись на выходные к своим родственникам в Пруссии, а уже сегодня они разлучены этой «холодной войной», что устроил Гистап III в очередном приступе бешенства. По всей стране проходили массовые оргии по его приказу, мясо неверных подавалось, как лакомый десерт на этом кровавом порочном пиршестве. Подданные роптали в ужасе, но в присутствии императора или его гвардии надевали маски счастья и гордости за свою державу. Последние девять лет мало что изменили. Лишь редкие купцы и дипломаты теперь пересекали границу близ города Бражкино, ставшим оплотом мира и бесконечных, ни к чему не приводящих, переговоров. Чуть больше года назад Гистап скончался, а на трон взошел единственный оставшийся в живых его сын Дарий I.


Дария готовили к управленческой службе. Он должен был стать всего лишь наместником какой-нибудь затхлой деревушки. Этот пруссийский крыс был из того рода младших царских сыновей, что были не нужны своим родителям. Их родными были слуги, учителя, придворные аристократы. Над ним постоянно издевались старшие братья, приговаривая о его никчемности, о том, что он лишний в семье, о том, что такие как Дарий всего лишь богатые слуги истинных будущих правителей Пруссии. В один момент сыновья Гистапа III начали исчезать. Один за другим, они бесследно покидали опочивальни его величества императора. Эта ужасная трагедия стала причиной пробуждающегося горя и безумия некогда умелого правителя. Многие придворные утверждают, что необратимым процесс стал именно тогда, когда император насмерть заколол свою жену вилкой. Дикий нечеловеческий вопль леденил души слуг в ту самую ночь. Гистап стоял на коленях подле изуродованного тела супруги, его слюни капали на ручейки крови, что стекали с ее колотых ран, а руки держались за онемевшее лицо. Далее его безумие стало только многократно расти, а огромная свита сыновей продолжала покидать этот мир, словно конфеты в новогоднем мешке ребенка. Но не успело горе императора опустошить свою собственную страну, как он исчез и сам. Никто не знает, как это произошло или просто не хочет говорить. Император пропал, испарился и даже мельчайшего следа борьбы не было обнаружено. А трон тем временем уже занял единственный оставшийся в живых, самый младший и никчемный сын Гистапа – Дарий I.


Карета прибыла ровно в полдень. Огромная свита слуг постелила огненно-рыжий меховой ковер и выстроилась в шеренгу, склонив колени в дань уважения к своему королю. Жирак не спеша и довольно лениво выползает наружу, будто свежеприготовленное желе вытекает из опрокинутой миски. Ваган же остается в карете, он поедет дальше, к окраинам города. Он только осторожно выглядывает из-за шторки, наблюдая всю эту комичную процессию. Измученные сыряне в упряжке поползли дальше в темные, несмотря на яркое солнце, закоулки пограничного города. Это были так называемые кварталы для нищих. Ветхие хибары, сомнительные личности, а также и груды помоев, что собирались со всего города и не вывозились месяцами. У пруссийского повара было мало времени. Дело нужно совершить, пока народ отвлечен приездом его святейшества короля. Высадившись у ветхой хибары, являющейся кабаком для нищих прислужников местных, а также и приезжих, аристократов, Ваган поспешил к назначенному месту. Небольшой пустырь, служивший кладбищем, располагался за палатками слуг, которые в данный момент все были заняты на торжественном приеме. Огромный дуб рос посреди этой грязи, а на его древнем и толстенном стволе лежала заранее заготовленная лопата. Ваган прислонился спиной к дубу и принялся медленно осматривать округу. Тихо, как и должно было быть на кладбище. Не звука, не признака кого-то живого. Лишь убедившись в полном своем одиночестве повар быстрыми движениями рук выкапывает небольшую ямку для того самого свертка. Именно здесь они с Жираком Великодушным договорились его спрятать. Ночью же, в разгар пьяного пиршества, его святейшество придет к этому дубу за своим кладом.


Фестиваль откроется уже всего через пару часов. Толпы народа носятся по городу подобно рою рабочих муравьев. Мед со всех уголков страны на самые разные вкусы посетителей. Липовый, клеверный, боярышниковый, малиновый и множество других цветочных сортов, а также неисчислимое количество пчелиного падевого меда. И как всегда, такой фестиваль открывается зрелищем, от которого народ приходит в восторг. Казнь через повешение, трубил глашатай на улицах так громко, что его было слышно даже на кладбище. Небольшой деревянный помост умещал на себе трех грызунов в домотканых накидках, что носили заключенные в темницах преступники. Крысы собирались в круг и выкрикивали непристойные выражения, порочащие осужденных, их руки крепче с каждой секундой сжимали гнилые овощи. Незадачливые зрители, не успевшие запастись фермерскими плодами, рыскали по земле в поисках камней. Им очень уж не хотелось быть безучастными в этом представлении. Все ждали лишь только короля Жирака VI. Он должен кинуть заветный гнилой плод первым, таков был обычай. Тем самым он откроет эту казнь под общее ликование собравшейся толпы. За что судили этих крыс многие толком и не знали, да и, если честно, всем было наплевать на это. При виде своего короля народ расступается, наступая на ноги сзади стоящим под их недовольные всхлипы. Жирак идет непринужденно, не сбавляя темпа ходьбы, будто на его пути и не было никакой преграды.


- Да восславится наш великий король, от имени которого мы сегодня накажем этих смутьянов! – начал горлопанить глашатай с удвоенной силой. – Ироды, что смели осквернить мед, должны быть наказаны по всем соображениям совести и закона. Эти недостойные посмели разбавить мед своей мочой! Смилостивится ли над вами наш справедливый король или признает вас недостойными существования?


Перешептывания и взгляды полные любопытства наполнили площадь подле помоста. Жирак почесывал свой третий подбородок, картинно потягивая время и держа народ в нарастающем напряжении. Трое незадачливых дельцов, решивших сэкономить на производстве меда кощунственным методом, смотрели жалобно на своего самодержавца в надежде на его милость.


- Они опорочили мед своей мочой. А что если бы ваш король попробовал этот мед? – вопрошал Жирак с великим возмущением, сопровождающимся улюлюканьем народа, что поддерживал обвинительный тон своего правителя. – Получается вы хотели меня накормить этой скверной. Меня!? Ставленника божьего и вашего государя!? – Незадачливые дельцы могли лишь только нервно мычать. Грязный тряпичный кляп не давал им что-либо сказать в свою защиту. Они чувствовали привкус земли и боль в спине из-за палки, которой их бил палач, разогревая тем самым настрой публики. Все понимали, каков будет исход, и готовились принять участие в неминуемой казне. Слуга подал Жираку заранее заготовленный помидор, который тот кинул прямо в крысиную морду одного из осужденных. – Казнить смутьянов!


Гром аплодисментов на мгновение оглушил Жирака Великодушного. Приговор не застал себя долго ждать. Армада гнилых овощей и фруктов полетела, будто огромная вереница стрел на осаждающих крепость. Барахтающиеся туши свисали беспомощно на веревках над открывшимися люками. Тугие веревочные узлы ломали их шеи, перекрывая доступ к воздуху. Жирак же довольно поедал огромный бутерброд с сыром, запивая его цитрусовым коктейлем. Хлеб и зрелище, вот что особенно было любо сердцу сырского народа. Дюжина крепких сыровеков приносят диван, украшенный золотом. Король с превеликим удовольствием усаживается на его мягкую перину, утопая в ней своими выпуклостями. Холопы будут нести диван со своим господином по всей ярмарке, ибо Жирак хотел попробовать все сорта меда, изготовленного лучшими умельцами своего дела. Те же, кто не прошел отбор дегустаторов, торгуют своим низкосортным медом в нищих кварталах.

Атмосфера там уже не такая радостная. Ведь этих крыс не пустили на шумный фестиваль и праздник, а заставили побираться среди бедняков и помоев.


Ваган, в типичной для него манере, быстро перемещается от одной хибары к другой. В Бражкино у него всегда много клиентов, желающих получить самые разные предметы для своей коллекции. И обычно они укрываются от взора властей в таких ветхих лачугах бедных кварталов. Руки повара мертвой хваткой держат дорогую книгу, что заказал ему один сырский господин. Она обернута обычной коричневой тканью, из которой делают мешки. Книги для сырян это вообще отдельное табу. Их, как не странно, король тоже запретил для всех крыс, кроме святых жрецов. Чтение книг по его мнению вызывает в подданных черные мысли и скверну. «Они начитаются этих своих, ну как их там… ну этих… книг, а потом прибегают с факелами свергать законного властителя родных земель» Именно так Жирак VI высказывался о пользе письменности в Сырии. За эту книгу пруссийский повар должен получить баснословную сумму. Целый мешочек золота, не меньше. На эти деньги в королевстве можно целый год не беспокоиться о своем проживании. Хибара та была выстроена прямо в скале, ничем не приметная, не бросающаяся в глаза. Шлепок, послышавшийся сзади, заставил Вагана резко обернуться так, что на землю слетела его конусовидная болотная шляпа. Расплющенное тело с банкой меда в руках предстало его взору. Конечности крыса изогнулись в разные стороны, кости торчали из поломанных безжизненных ног. Небольшой осколок банки долетел почти до самых ног лысеющего повара.


- Еще один бедолага, выдворенный с праздника. – спокойно выдохнул Ваган с облегчением.


Торгаш-неудачник прыгнул с обрыва скалы, получив отказ в приеме на праздник. Оскорбление для сырянина, проникающее в самую глубь душу. Что же движет такими самоубийцами? Позор, с которым им придется возвращаться на родину, или, может, глубокое оскорбление их гордости за свое дело? В любом случае самоубийство нисколько не удивило и не застало врасплох бывалого повара. На службе императора он видел случаи куда более ужасающие. Ваган был рад, что это не очередная слежка. При всей своей осторожности, всегда находились искатели правды, следящие за его шагами и действиями. Их он ненавидел больше всего, но запятнать свои руки в крови повар никогда не боялся. Не родился еще искатель правды, который мог бы похвастать, что пережил с ним встречу. В своем сапоге он всегда держал острый нож, от лезвия которого погибло крыс, пожалуй, даже больше, чем от тесака имперского палача. Ваган поспешил в хибару своего клиента, пока к искривленному телу не поспешили набежать зеваки. Два стука в дверь, пауза и еще три стука. Щеколды томительно долго начали отпираться одна за другой. Серый крыс в квадратных очках осторожно приоткрывает дверь, еще запертую на цепочку.


- Икона для моей бабули у тебя?

- Разумеется, но это все зависит от вашего предложения. – с язвительной улыбкой из золотых зубов отвечает Ваган, находящийся в предвкушении сделки.


На сегодня это был последний заказ, поэтому Ваган решил остаться в пустоватой, мрачной хибаре до самого вечера. К этому времени тело должны убрать, а слуги уйти обслуживать своих господ на ночном банкете в честь его величества короля. На предложение выпить еще чашечку чая повар отказался. Ужаснее чая он еще не пил в своей жизни. Слишком терпкий и горький, будто дешевая спиртовая настойка, только без спирта. А этот ужасный травяной запах его будет преследовать еще до самого утра. По крайней мере сделка удалась, о чем свидетельствовал звон монет в его походной сумке. Книги - ходовой товар на черном рынке, но эта была особенной. «Мясоран», только за его упоминание уже можно отправиться на экскурсию в темницу. А что будет, если уличат за чтением сего экземпляра ненависти к Сыру, даже и представить сложно. Казнь за такое «ужасное» преступление, как правило, очень долгая и мучительная. Но чем рьяней закон что-то преследует, тем дороже оно на черном рынке. Это золотое правило Ваган знал, как никто другой.