Маленькое письмо Джокера к Харли Квин в ту пору, когда она ещё была врачом.
Фрэнсис. Вам никогда не казалось, что у вас ужасное имя? Фрэ-э-э-энси-и-ис. Отвратительно. Нет-нет-нет, что вы, мисс Квинзель, я не издеваюсь. И не шучу. Серьезно, ха-ха!
Вот другое имя — Харлин, оно... вкусное, оно сочное, мне хочется заняться с ним любовью, именно с ним, с вашим именем. Ласкать его буквы, с придыханием, начиная с «Ха...» Потом нежное «р», сладкое «ли» стоп! А что это? Что ЭТО? Мерзкая, отвратительная «Н»! Уберите её! Уберите немедленно! Так похожа на перевёрнутую молнию, что пронзает небеса, наши небеса, наши-наши-наши! Ха! Фрэ-э-э-э-энсис. Никогда. Больше не буду вас так называть. Похоже на кваканье лягушки. Вы надували лягушек в детстве? Надували, я знаю. Все дети так делают, а маленькие девочки особенно. Маленький взрыв. БАХ! И лягушка разлетается на кусочки! Хлопок, как наступить на пакет молока. БАХ! Оооо, я полагаю, вы были неимоверно прелестным ребенком. И скорее всего вас не любили. Маленькая Фрэнсис, маленькая, белокурая Фрэнсис, надежда родителей, ангел во плоти. Врушка Фрэнсис. О, я знаю, знаю. Поверьте. В ваших прелестных глазах нет ни капли... как его там, это слово, слово... о! Ува-же-ния.
Мне одиноко. Знаешь, что нам давали на ужин? Я заказывал омлет! Я хотел омлет, а мне принесли бобовый суп. Что может быть ужаснее бобового супа? Харлин, Харли-н. Харли. Теперь для меня ты Харли. Я вижу тебя в красном, дорогая, ха-ха, в красном. Хотя, может быть и в черном, я плохо разбираюсь в цветах, может быть я дальтоник. Хотя, тогда откуда мне знать, что такое красный? Ах, я знаю. Бэтси в черном, сама ночь, крыло тьмы, милый Бэтси. И почему он вечно лезет не в своё дело? Почему я должен принимать его во внимание, но иначе-то я не могу, хотя кто сказал, что я должен? Кто? КТО?! Красный! Моя милая, в ваших глазах я вижу себя. Я знаю, когда вы на меня смотрите, ох, это стекло, этот пластик, эта непреодолимая стена. Я хочу касаться тебя, малышка, моя маленькая девочка в красном, ха-ха! В красном. В черном. Золотце, сократи свою чертову фамилию на три последних буквы.
Сегодня вы придете, я знаю, я считаю минуты-часы-дни, стоп! Сегодня? Ох, как трогательно. Этот момент, когда хлопнет дверь, я узнаю ваши шаги, дорогая, всегда узнаю. Вы подойдёте к моей темнице, положите на стол толстую папку, а что там, в ней, кстати? А потом снимите очки. Ох, чрезвычайно сексуально. Даже слишком для такой серой мышки. Мышка, ха-ха. Распустите свой хвост, скиньте этот белый халат, ненавижу белый, ненавижу белый! У вас голубые глаза? Правда? Кто-то говорил про ваши ножки и про голубые глаза. Хотя, мне всё равно. Голубые они или зеленые. Или может быть, серые? Вы знаете, что это не имеет никакого значения. Ведь когда вы этими глазами смотрите на пламя, то всё меняется всё-о-о! Отсветы, блики, на красной коже, на черной коже, вы будете смотреть со мной на взрыв? Пламя, огонь, тротил! Вот первозданная сила! Вот исключительная красота! Когда вы стреляете и из дула вместо смертоносной свинцовой милашки вылетает флажок с очаровательным «Бах!» Вы только посмотрите в глаза того, в кого стреляете! Он уже обмочился, он уже потерял себя! И прежде чем, неизменно прежде чем он облегченно вздохнёт — стреляйте. В голову, чтобы она разлетелась и окрасила всё в красный. О! Я знаю что это - это кровь. Глоток счастья перед смертью. Это ли не прекрасно? Ох, милая Харли. Милая, очаровательная. Вы и впрямь очаровательны. Доктор Харлин Фрэнсис Квинзель. Маленькая шалунья, маленькая Харли Квин. О! Я буду звать тебя так — Харли Квин. Сегодня я расскажу тебе правду. Правду единственно верную. Многогранную, исключительно обманчивую, пропитанную ложью и гнилью этого Города. Готэм! Упрятали меня за решетку, Бэтси схватил меня, запрятал сюда, к лечебницу, он думает, что меня можно вылечить, да он сам безумен! Безумен! Дорогая, я жду минуты до вашего прихода, я знаю, что вы смутитесь, когда я отдам вам письмо, очаровательный румянец, вы бледнеете, а щечки становятся розовыми, ох, это так мило. Как славно, что мы нашли эту лазейку для наших чувств, как славно, что никто этого не знает. Эти секреты так... будоражат, а как ещё здесь поддерживать себя в форме? Я знаете ли привык бегать по утрам, а тут... бобовый суп, кровать да стекло. Стекло. Или пластик? Не могу определить, но я уверен, что стекло. А за стеклом вы, дорогая, вы — отражение меня на свободе, отражение меня. Да, определенно. В этом что-то есть, не так ли?
Встретимся здесь. Как и всегда. Как и было вечность до этого, как и будет ещё вечность. Вы знаете, где я родился? Я не знаю, но не здесь. Я бы запомнил тебя, золотце, я бы запомнил. Хей, у тебя голубые глаза и светлые волосы, ты мой лечащий врач? Насмешка судьбы, дорогая, встретимся здесь, будто у алтаря, правда? Я буду ждать тебя. Буду тебя ждать. Ха-ха. Ты будешь в белом?
Вот другое имя — Харлин, оно... вкусное, оно сочное, мне хочется заняться с ним любовью, именно с ним, с вашим именем. Ласкать его буквы, с придыханием, начиная с «Ха...» Потом нежное «р», сладкое «ли» стоп! А что это? Что ЭТО? Мерзкая, отвратительная «Н»! Уберите её! Уберите немедленно! Так похожа на перевёрнутую молнию, что пронзает небеса, наши небеса, наши-наши-наши! Ха! Фрэ-э-э-э-энсис. Никогда. Больше не буду вас так называть. Похоже на кваканье лягушки. Вы надували лягушек в детстве? Надували, я знаю. Все дети так делают, а маленькие девочки особенно. Маленький взрыв. БАХ! И лягушка разлетается на кусочки! Хлопок, как наступить на пакет молока. БАХ! Оооо, я полагаю, вы были неимоверно прелестным ребенком. И скорее всего вас не любили. Маленькая Фрэнсис, маленькая, белокурая Фрэнсис, надежда родителей, ангел во плоти. Врушка Фрэнсис. О, я знаю, знаю. Поверьте. В ваших прелестных глазах нет ни капли... как его там, это слово, слово... о! Ува-же-ния.
Мне одиноко. Знаешь, что нам давали на ужин? Я заказывал омлет! Я хотел омлет, а мне принесли бобовый суп. Что может быть ужаснее бобового супа? Харлин, Харли-н. Харли. Теперь для меня ты Харли. Я вижу тебя в красном, дорогая, ха-ха, в красном. Хотя, может быть и в черном, я плохо разбираюсь в цветах, может быть я дальтоник. Хотя, тогда откуда мне знать, что такое красный? Ах, я знаю. Бэтси в черном, сама ночь, крыло тьмы, милый Бэтси. И почему он вечно лезет не в своё дело? Почему я должен принимать его во внимание, но иначе-то я не могу, хотя кто сказал, что я должен? Кто? КТО?! Красный! Моя милая, в ваших глазах я вижу себя. Я знаю, когда вы на меня смотрите, ох, это стекло, этот пластик, эта непреодолимая стена. Я хочу касаться тебя, малышка, моя маленькая девочка в красном, ха-ха! В красном. В черном. Золотце, сократи свою чертову фамилию на три последних буквы.
Сегодня вы придете, я знаю, я считаю минуты-часы-дни, стоп! Сегодня? Ох, как трогательно. Этот момент, когда хлопнет дверь, я узнаю ваши шаги, дорогая, всегда узнаю. Вы подойдёте к моей темнице, положите на стол толстую папку, а что там, в ней, кстати? А потом снимите очки. Ох, чрезвычайно сексуально. Даже слишком для такой серой мышки. Мышка, ха-ха. Распустите свой хвост, скиньте этот белый халат, ненавижу белый, ненавижу белый! У вас голубые глаза? Правда? Кто-то говорил про ваши ножки и про голубые глаза. Хотя, мне всё равно. Голубые они или зеленые. Или может быть, серые? Вы знаете, что это не имеет никакого значения. Ведь когда вы этими глазами смотрите на пламя, то всё меняется всё-о-о! Отсветы, блики, на красной коже, на черной коже, вы будете смотреть со мной на взрыв? Пламя, огонь, тротил! Вот первозданная сила! Вот исключительная красота! Когда вы стреляете и из дула вместо смертоносной свинцовой милашки вылетает флажок с очаровательным «Бах!» Вы только посмотрите в глаза того, в кого стреляете! Он уже обмочился, он уже потерял себя! И прежде чем, неизменно прежде чем он облегченно вздохнёт — стреляйте. В голову, чтобы она разлетелась и окрасила всё в красный. О! Я знаю что это - это кровь. Глоток счастья перед смертью. Это ли не прекрасно? Ох, милая Харли. Милая, очаровательная. Вы и впрямь очаровательны. Доктор Харлин Фрэнсис Квинзель. Маленькая шалунья, маленькая Харли Квин. О! Я буду звать тебя так — Харли Квин. Сегодня я расскажу тебе правду. Правду единственно верную. Многогранную, исключительно обманчивую, пропитанную ложью и гнилью этого Города. Готэм! Упрятали меня за решетку, Бэтси схватил меня, запрятал сюда, к лечебницу, он думает, что меня можно вылечить, да он сам безумен! Безумен! Дорогая, я жду минуты до вашего прихода, я знаю, что вы смутитесь, когда я отдам вам письмо, очаровательный румянец, вы бледнеете, а щечки становятся розовыми, ох, это так мило. Как славно, что мы нашли эту лазейку для наших чувств, как славно, что никто этого не знает. Эти секреты так... будоражат, а как ещё здесь поддерживать себя в форме? Я знаете ли привык бегать по утрам, а тут... бобовый суп, кровать да стекло. Стекло. Или пластик? Не могу определить, но я уверен, что стекло. А за стеклом вы, дорогая, вы — отражение меня на свободе, отражение меня. Да, определенно. В этом что-то есть, не так ли?
Встретимся здесь. Как и всегда. Как и было вечность до этого, как и будет ещё вечность. Вы знаете, где я родился? Я не знаю, но не здесь. Я бы запомнил тебя, золотце, я бы запомнил. Хей, у тебя голубые глаза и светлые волосы, ты мой лечащий врач? Насмешка судьбы, дорогая, встретимся здесь, будто у алтаря, правда? Я буду ждать тебя. Буду тебя ждать. Ха-ха. Ты будешь в белом?