Культ Крови⁠⁠

Виктору не спалось. Было далеко за полночь, но он, уставший и потрёпанный прошедшим днём продолжал работу. Это был крепкий, высокий, гладко выбритый мужчина приятной наружности, одетый в чёрное дорогое пальто, высокие сапоги и фетровую шляпу. Он сидел за столом, освещённый керосиновой лампой, приятный свет от которой заливал небольшую комнатку с лихвой. Было прохладно, но едва различимое тепло, исходящее от керосинки слегка обогревала его продрогшие пальцы. Отхлебнув почти полностью остывшего взвара из жаренных кореньев камыша, что был налит в стеклянную кружку, вставленную в подстаканник, мужчина глубоко вздохнул.

-Да уж… Почему я этим вообще занимаюсь? Сидел бы дальше писарем при комиссаре. А сейчас я изучаю какую-то чепуху, изъятую у выжившего из ума старика.

Виктор взглянул на пламя керосинки, треплющийся за стеклом. Столь завораживающее действо танцующего огня навело его на размышления.

-Для этого ли я шёл в ВЧК? Для чего я вообще сунулся к карателям буржуазии? Хотя, кого я обманываю, конечно знаю… Они отняли у меня отца, развязали войну. Теперь я отниму у них вообще всё.

Сказал он сам себе, и подышав тёпным воздухом на руки, продолжил работу. Мужчина так и не удосужился растопить свою печь, расположенную по правую сторону от стола, ибо дело, которое было перед ним имело чрезвычайную важность для всей страны и для него в частности.

Он наклонился над страницами, будто вырванными из фолиантов давно ушедших веков, едва не касаясь их своими каштановыми волосами. Это была увесистая стопка крайне важных бумаг разных временных отрезков. Из-за старого наречия и написания, документы читались тяжко и неохотно. Это был не церковный язык, но что-то похожее.

В большинстве своём то были пожелтевшие от старости рукописи, написанные красивым изящным подчерком. В местах под печать во многих документах находились кровавые пятна крови с выдавленными в них отпечатками пальцев.

Мужчина находился в полудрёме. Перед уставшими, преисполненными болью голубыми глазами мелькнула тьма и он вновь увидел треклятое видение.

Девятое января 1905 года навсегда вгрызлось в его рассудок, как ужасный день, предрёкший начало конца Империи. Всё можно было решить миром, не прибегая к тому акту невиданной жестокости, прозванным «кровавое воскресенье». В тот зимний день у императора был шанс изменить житие простого народа к лучшему. Был шанс стать святым, а не убийцей, пустивший огромную реку из крови, разъединяющую простой люд и тех, кто имел власть и силу.

С разных концов Петербурга огромные колонны людей двинулись в сторону Зимнего Дворца. Сжимая в руках кресты, хоругви и портреты благословенного монарха, люди шли за священником Георгием Гапоном, обещавшим привести простой люд ближе к предсказанному Эдему.

На плечах многих дети, люди самозабвенно шли к цели, в них не было страха, ибо не бунтовать они шли, не свергать царя и не учинять разруху. Люди несли государю петицию, которая должна была сделать их жизнь выносимой.

Обычные рабочие и крестьяне устали от безостановочной работы на многочисленных фабриках и заводах по 12-14 часов шесть дней в неделю, им надоело жить впроголодь, наблюдая за тем, как господа и владельцы их предприятий живут в роскоши и достатке. И посему единственное, что осталось загнанному в тупик народу это обращение к своего предводителю, сыну своего отца, Николаю Александровичу Романову, ныне прибывающем в ссылке под Екатеринбургом.

Виктор, тогда одинадцатилетний мальчишка, который уже как год трудился, в невыносимо суровых условиях одной из многочисленных фабрик, присоединился к шествию со своим отцом. Тихомир был крепким и сильным мужчиной, то был единственный родной человек. Остальных унесла война и болезни.

Мать умерла при родах третьего ребёнка, который унёс её с собой в могилу, старшая сестра погибла в младенчестве из-за неизвестной болезни. И теперь он-средний сын с отцом, остались одни против всего света.

Чтобы прокормить последнюю родную кровиночку, Тихомиру Яковлевичу пришлось работать за троих, пренебрегая профессиональным образованием Виктора. Но тот не смел жаловаться, основам математики и грамматики он научился от сердобольных вдовушек, живших по соседству.

Ещё совсем юный Виктор помнил ту атмосферу, царившую в толпах людей, он чувствовал, как накаляются и пылают сердца демонстрантов, он слышал, как люди поют псалмы, уповая на Господа и милость их государя. Маленький Витя точно знал, что это шествие изменит, если не всё, то многое.

Когда они достигли Нарских ворот, то за место делегации и царя людей встретили солдаты. За место правителя заговорили залпы винтовок, всадники на резвых конях начали сечь шашками тех, кто миром хотел добиться ослабление тяжкого гнёта. Конница топчет толпу, две сотни солдат ведут огонь на поражение, не стесняясь убивать и детей. Отца Виктора поразила шальная пуля, разорвав тому сердце. Он едва и сам не попал под пули солдат, но неравнодушные люди вытащили парня оттуда почти невредимым.

К вечеру уже не было молитв и псалмов, исчезли надежды на лучшее. Толпа ревела лишь слово «УБИЙЦЫ». Груда трупов и море крови-вот чего получил народ, верой и правдой служивший своему императору.

С тех самых пор перестал быть прежним, что-то внутри его головы раскололось и собралось в совершенно другом порядке. Виктор, из жизнерадостного мальчишки вмиг стал серьёзным и сдержанным парнем, который жил лишь одной целью-месть.

Виктор проснулся и потерев глаза осознал, что ему вновь снился кошмар с теми ужасными событиями прошедших лет. Как долго они будут душить и мучать его с каждым заходом солнца? Он никогда не задавался такими вопросами… Никогда…

Прибавив свет в керосинке, Виктор Тихомирович продолжил чтение изъятых документов. В документах числился какой-то абсурд, объяснение которому он не мог найти. Это была несусветная ересь, которая однако же, открывала последнее десятилетие с совершенно другого ракурса.

Древний бог Чернобог, его жажда, договор, ритуалы и другие богопротивные слова и эпитеты. Не тот ли это бог древних славян, идолища которому ещё можно встретить в сёлах староверов? Виктор растерялся, но самообладание взяло вверх и он вновь вспомнил, как ему в руки попали сие загадочные документы.

Прошедшим, столь изматывающим днём он и его бригада ворвалась к приближённому царской семьи, всё время прибывающим в тени. Великая Война идёт к окончанию, впереди были великие перемены и сейчас они-верные слуги народа меняли мир к лучшему. Агентурная сеть, состоящая из всех слоёв населения всё же настигла того, кто был напрямую связан с царём и его действиями, через стены Ипатьевского Дома.

Здоровяк Микула, с которым у Виктора были едва ли не братские отношения, навалился плечом на одну из множества дверей многоквартирного дома. Дверь слетела с петель и небольшой отряд ворвалась внутрь.

Внутри оказались роскошные апартаменты, увенчанные лепниной, позолотой и другими изысками ныне притесняемой буржуазии. Дорогая заграничная мебель из красного дерева, персидские ковры и громадная хрустальная люстра были лишь малой частью богатств, которые увидели влетевшие во внутрь сотрудники ВЧК. В кресле-качалке подле тлеющего камина сидел хозяин богатой квартиры. Он вскочил и заслонил собой большой мощный шкаф, расположенный рядом с окном.

Что было странно, так это то, каким из себя человеком оказался владелец жилплощади. Это был старый, если не сказать, дремучий старик. На вид ему было лет триста, не меньше. Весь иссушенный и сморщившийся, будто слива на солнце.

Старомодный сюртук времён Александра II, странные символы на худощавых костлявых руках, выступающих из засученной рубашки. Он смотрел на ворвавшихся к нему чекистов, совершенно пустым мёртвым взглядом. Его глаза по всем признакам были слепы, но он будто отчётливо видел всех, старик явно реагировал на движения, словно зрячий. Они не двигались и лишь моргали, не то по привычке, не то от чего-то другого.

Виктору тогда стало не по себе от вида этого дряхлого старца. Он походил на упыря или другую мифологическую нечисть в её классическом представлении. Бело-серая кожа, жёлтые зубы, худоба, которая уже перешла в разряд анорексии, седая густая борода до пупа, скрывающая его истинный лик.

-Вы арестованы. Руки над головой!

Вскрикнул тогда усатый человек с револьвером. Наставленный на старика наган низкорослого, крепкого, с виду сурового бывалого мужика, Семёна Васильевича, не возымел успеха. Одетый, в отличную от прочих сотрудников, мотоциклетную кожанку и фуражку начальник малого отряда сделал предупредительный выстрел в потолок. Покрошилась штукатурка, хлопок от выстрела эхом разнёсся по коридорам многоквартирного дома, но старик даже не сдвинулся с места.

Он был важной фигурой в этом расследовании, посему Семён Васильевич решил оставить того в живых для дальнейшего допроса. Сперва глава отряда хотел ударить того по голове рукояткой нагана, чтобы враг народа отправился в глубокий сон для его последующей транспортировки. Но Виктор, как более гуманный и расчётливый из всей троицы, остановил того, схватив за руку.

-Прекращай, Сержант. Это всего лишь старик. Прибьёшь ещё. Кого допрашивать прикажешь?

Прошептал тот, сжимая запястье Семёна сильнее. Гневный взгляд последнего устремился на более молодого коллегу. В глазах Виктора всё так же была невозмутимость и собранность. Семён, по своей натуре человек крайне вспыльчивый, но отходчивый, смягчил взгляд и кивнул. Виктор отпустил его руку и шальной наган сержанта отправился в кобуру.

-Вот не зря ты мой заместитель, старшина… Мне бы твою холодную голову. Рядовой Кузнецов, помоги дедку отойти.

Громиле Микуле не осталось ничего, как оттащить старикашку от роскошного резного шкафа, который он закрывал, как орлица орлёнка. Ему не очень хотелось делать это, но это явно лучше расстрела на месте. Глянув на шкаф, который закрывал дряхлый старец, даже не шибко умный мужик быстро понял, что там находится нечто важное.

Микуле данное поручение далось легко. Выросший, казалось на одном молоке и мясе, коротко стриженный здоровяк с добрым лицом взял в железные объятья дедка и мягко оттащил того в сторону. Старец безмолвно сопротивлялся, но Микула был непреклонен.

Виктор бесцеремонно разодрал дорогой шкаф с помощью прихваченной монтировки. Внутри он не нашёл желаемого. За место предполагаемых писем сосланному царю троица обнаружила документы, множество записных книг, и что самоё невероятное, оккультные символы давно ушедших веков.

Среди престранных вещей больше всех выделялся большой чёрный нож в ножнах из дублёной кожи. Нож был древним, это чувствовалось даже наощупь.  Покрутив в руках, Виктор решил бросить и его в большой холщовый мешок.

-Микула, голубчик, будь добр, уведи нашего клиента в участок. Гавриле передай, чтобы ехал как можно скорее. А ты, Виктор, грамотный, верно? Знаю, что да. Изучи-ка документы и доложи обо всём завтра. Я же возьму на себя бумажную волокиту, разбор найденных вещей и подготовку к очной ставке. Исполнять, товарищи!

Скомандовал тогда Семён Васильевич, кивком послужил ответ обоих подчинённых. После недолгого обыска те приступили к непосредственному исполнения возложенных обязанностей. Более глупый, но в то же время сильный Микула, связал старика по рукам и ногам, после чего загрузив в автомобиль уехал в сторону участка.

Виктор же решил прогуляться под апрельским, пригревающим Солнцем до своей небольшой, но уютной квартиры.

И вот он сидит, изучая белиберду старого, выжившего из ума дурака. В сторонке, подле стены аккуратно расположилась кроватка, растопленная сухими дровишками печь потрескивает и наполняет дом теплом и домашним комфортом. Виктор Тихомирович закончив читать сделал для себя несколько выводов, которые ему не понравились.

Во-первых, сосланный государь. Кровавый царь и его приближённые судя по найденным документам состояли в культе языческого бога, именуемой «отроки Чернобога».

Культисты эти, судя по записям, находились во всех слоях общества чуть ли не всех государств. Они были как среди голодьбы, просящей милостыню у храмов, так и среди сильных мира сего. Одним словом любой, кто был рядом так или иначе мог относиться к кровавой секте.

Во-вторых, кровь. Эта секта или чёрт знает, что была помешена на крови. Все ритуалы, все процессии и мольбы неприметно должны были подкрепляться главной жидкостью человеческого организма. Абсолютно любой, лишь бы она была человеческой, ибо это жадное и жестокое божество может насытится только ей. И будь то кровь бедняка или богача, здорового или больного, сильного или слабого-не важно. Важно лишь то, что она течёт, а пока течёт кровь, Чернобог сыт и доволен.

В-третьих, война. Самое кошмарное и ужасное было то, что великие воины, судя по этим чёрным документам были начаты лишь для того, чтобы накормить Чернобога. Он назывался по разному в разных мировых культурах. В индии его звали Шивой, в древней Греции Арес, а у Варягов Тюр. И всё масштабное кровопролитие было лишь для услады этой потусторонней, крайне могучей сущности.

Виктора перекосило. Неужели кровавое воскресенье, неужто Крымская, Русско-Японская и идущая ныне Великая война, на которую он лишь на несколько месяцев обратил свой взор, были и есть лишь для того, чтобы унять необъятный аппетит какого-то выдуманного существа? Он нахмурил брови и грязно выругался, вспоминая те ужасные события, те смерти и моря крови и разорванной плоти.

-Чушь собачья… Распутин-щинов-щина! Ещё один маг и волшебник в рясе пишет бредни. Что за времена… От резких перемен похоже все по сходили с ума.

Прохрипел Виктор, встав и пройдя пару метров, плюхнувшись на кровать, ибо силы его были почти на исходе. Завтра его ждала очная ставка со стариком. На Семёна и Микулу надеяться не стояло, из за резкости первого и наивной простоты второго.

Живший с юных лет подле шпаны, Виктор не понаслышке знал, как можно разговорить человека не прибегая к пыткам, которые он ненавидел всеми фибрами души. По его задумке старику нужно внушить, что ему и его родне по пятое колено не будет сулить ничего только в том случае, если он расскажет всё, что знает. В противном случае он и его товарищи предадут всех суровой каре. Конечно же всё это должно быть лишь блефом, его воротило от методов, которыми не чурались многие из его соратников. Благо, что их небольшая компашка, из четырёх человек, волею судьбы состояла из порядочных людей.

-Ну, ничего, завтра всё выяснится…

Пробормотал Виктор, проваливаясь в глубокий чёрный сон, без сновидений.

Проснувшись с первыми лучами солнца, Виктор уже был уставшим и разбитым. Он протёр очи и потянулся. На улице было прохладно, благо он улёгся спать прямо в одежде. Мужчина поднялся, спешно надел свои сапоги и подойдя к умывальнику взглянул на себя.

-Ну и рожа…

Протянул тот, смотря на свои пурпурные мешки под глазами, которые были больше похожи на фингалы.

-Извечный недосып когда ни будь закончится или окончательно угробит меня. Видел бы меня сейчас папка, сказал бы «сынок, да ты вылитый я после трёх смен на фабрике».

Виктор усмехнулся, начав умывать лицо. Закончив эту процедуру, он сунул руку за кровать, куда упала его фетровая шляпа и напялив её на голову ощупал левый карман.

Через карман он нащупал верный артиллерийский маузер, он всё ещё находился на предохранителе в кобуре, которую он так и не снял. Он попытался улыбнуться, вспоминая те моменты, как его старый добрый пистолет неоднократно спасал ему жизнь. Данная модель маузера имела небольшую модификацию после одного случая на войне.

На конце рукояти был вмонтирован свинцовый утяжелитель, чтобы в случае рукопашной схватки его можно было использовать, как некий эрзац булавы. Виктор хорошо помнил то, как во время окопной баталии приём, именуемый как «буйволом», спас ему жизнь. Голова того австрийца часто вспоминается ему, когда он берёт в руки свой верный пистолет.

В правом кармане лежал ключ от квартиры. Виктор спешно собрал изъятые бумаги в кожаный портфель и прикрыв квартирку двинулся туда, куда являлся каждое утро уже как несколько месяцев.

Сотрудник ЧК шёл по полупустым улицам Петербурга. Постепенно к нему незаметно присоединялись люди с характерными нашивками, пальто и кожаными куртками. Они не разговаривали, а только приветственно кивали друг другу, ибо говорить на пустой желудок в недоброе для всех утро было попросту нехорошим тоном. В этой толпе Виктор был самым высоким по званию, это было видно по надетому на него пальто, шляпе и взятой под руку кожаной сумке. Собралось критическая масса, идущая в одну сторону, обычным прохожим было ясно, что это чекисты идут по казённые харчи.

Взгляды граждан выдавали их мысли с потрохами. Они видели в них не храбрых защитников от контрреволюционеров, а бандитов, которым дали почти неограниченную власть.  Недавно созданный комитет ЧК имел в Питерском распоряжении около пятидесяти душ подобных вершителей судеб буржуазии. И хотя партия по началу тщательно выбирала людей, среди них были и полные негодяи.

Так вот, по правую сторону от Виктора бодро шагал Прохор, бывший мясник, использующий своё прежнее ремесло для допросов. Мерзотный тип, который без эмоций рубил пальцы и вырывал ногти во имя будущего пролетариата. Не приведи господь попасться ему на допрос.

А вот рядом с ним плетётся бешенный плотник Угрюмов, любящий казнить буржуа своим топориком, висевшим у него за петлёй на пиджаке. По его мнению нечего тратить пули на бывших господ, да и топор куда вернее непостоянной пули.  Виктор улыбнулся краями губ, видя в нём сходство с Раскольниковым из романа Достоевского. В целом парень нормальный, но его лютая ненависть к врагам революции иногда выходила за рамки дозволенного.

И таких товарищей было чуть ли не половина, их тараканы в голове могли серьёзно подорвать доверием к сотрудникам ЧК, посему довольно часто они выполняли лишь мелкие поручения под надзором вышестоящих.

-То ли ещё будет, то ли ещё станет дальше, если они будут брать всех подряд... И куда смотрит руководство и товарищ Феликс?

Произнёс внутри головы Виктор, ускорив шаг.

Процессия из кожаных курток, плащей и фуражек собравшаяся подле столовой, не церемонясь вошла внутрь всем скопом. Чекисты быстро разделись, развешали верхнюю одежду на петли и взяв подносы с тарелками, эмалированными кружками и столовыми приборами, двинулись на раздачу. Всё было отточено до автоматизма, как в армии.

Внутри было простенько, но чисто. Дешёвые столы со старыми застиранными скатертями, сколоченные на скорую руку табуреты. Небогатое убранство будто подчёркивало то, что «все равны при новой власти».

Пахло варёными яйцами, пшённой кашей и слабым, почти прозрачным морковным чаем, которым однако не брезговал сам Дзержинский. Уже неплохо, главное, чтоб кашло было с маслом. Виктор хорошо помнил то, как однажды целую неделю они ели лишь полбу, да варёный картофель в мундире, а за место чая им наливали простой кипяток.

В очереди Виктор взглядом встретил Микулу, который как обычно занял первые места у раздачи. Он набрал полфунта хлеба, пожилая повариха Варвара Никитична видя его габариты и глуповатую улыбку плюхула на автоматизме полторы порции каши, вызвав тихую ненависть у рядом стоящих. Они промолчали, лишь одаривая того злым взглядом, ибо знали, что Микула парень простой, деревенский и в ответ на критику может дать так, что потеряешься. Помимо этого бывший кузнец был хорошим и самое главное честным сотрудником, посему доброму великану прощалось и не такое.

Сразу за ним стоял водитель автомобиля Гаврила. Невысокий усатый мужик средних лет. С виду он был совсем-совсем обычным, за исключением одной детали. Он был полностью лысым, отчего к нему прилипла кличка «череп». До прихода новой власти только и делал, что копался в автомобилях и прочей технике. По сути ничего не изменилось, кроме открывшегося впоследствии таланта к стрельбе. Он был действительно метким стрелком, не даром его предки корнями своими уходили к казакам Ермака. Гаврила Афанасьевич был свеж и опрятен, Виктор был рад, что хоть у кого-то утро было относительно добрым.

Сразу за ним находился сержант. Он был в недобром расположении духа, его нервировала очередь и толпа. Помимо всего прочего Семёна явно бесил предстоящий допрос. Старый вояка, прошедший аж две войны был мастаком перестрелок и ведения боевых действий. Допрос был чуждым для него занятием, он занимал слишком много времени.

Сержант хоть и понимал, что это необходимо, но время утекало как песок, посему его заместитель Виктор был просто обязан разговорить того, как можно скорее.

Когда все четверо уселись за стол и начали трапезничать полупресной кашей, чёрствым чёрным хлебом, морковным чаем и варёными яйцами, тишину нарушил сержант.

-Витя, что ты узнал из тех рукописей? 

Проглотив крупный кусок пищи, Виктор кивнул и поставил в центр стола кожаный портфель.

-Вы мне не поверите, Семён Васильевич… Тут какая-то белиберда, связанная написанная выжившим из ума стариком.

Сержант насупил брови.

-Огласить прочитанное.

Проговорил тот спокойным, но строгим басом. Виктор отхлебнул чая.

-Исполняю. Тут говорится о неком культе, именуемым себя «отроки Чернобога». Они поклоняются этому богу, который без конца жаждет человеческой крови. И чем больше её, тем больше ему нужно. Там написано, якобы вся царская семья, многие буржуа и даже простой люд. Написано, что все войны это лишь пир для этой сказочной твари. Бред какой-то, товарищ сержант.

Микула чертыхнулся и распахнул глаза и побледнел, как только Виктор закончил краткий пересказ прочитанного. Здоровяк сомкнул пальцы и собрался перекреститься по старой памяти, но опомнившись в каком обществе он находится-передумал. Он спешно проглотил яйцо, находившееся во рту целиком и оперевшись локтями на стол начал говорить.

-Чернобог… Этж дьявол, братцы. Истину глаголю, дьявол или его ближайший соратник. Помню, как тятька сказывал о том, будто давно ещё, когда ходили крестьяне крепостными холопами были ещё те, кто идолищу поганому поклонялся. Скрытно проходило то таинство, далеко от глаз людских. По лесам да по болотам ходили, да кровь на деревяшку проклятущую проливали в ночи. Не трогали их не кикиморы, не леший, не упыри, а только уползали во страхе. А он им за жертвы кровавые, богатство и защиту. Жили его жрецы лет по пятьсот, точно тот старикан. Не болели, почти не чахли а только из других соки тянули, чтоб продлить свой поганый век. Могучая ненасытная тварь этот Чернобог, куриц и быков ему мало уже, нынче подавай людскую кровушку пить. Святы божие… Неужели всё это правда?

Все уставились на побледневшего кузнеца с явным недоверием.

-Знаете, а может быть так, что это шифр и нужно читать между строк?

Предположил Гаврила и все единолично согласились.

-Пока будем придерживаться этой версии.

Виктор громко отхлебнул чая, лишь для того, чтобы те кто сидел за столом обратили на него внимание.

-С вашего позволения этим займусь я, Семён Василичь.

Сержант, насупившись дунул на свои гусарские усы.

-Добро, старшина. Я как раз хотел объявить тебе это распоряжение. Смотри и запоминай. Вместе с нами будет не абы кто, а комиссар, от самого товарища Феликса. Так что действуй профессионально и гладко. Мы карающий меч пролетариата, а не палачи, секущие головы и рвущие ногти «во имя закона».

Сержант перевёл взгляд на всё тех же мясника и столяра.

-Докажем же это на деле. Давайте, товарищи, ешьте и пойдёмте. Допрос не будет себя долго ждать. Контра должна быть остановлена. Как можно скорее.