Хозяин кукол⁠⁠

Марс. Купола. Тишина.

Аудитория пуста. Датчики атмосферы мерно попискивает в углу, напоминая, что за стенами — смерть, но здесь, внутри, она уже наступила. Просто другая. Молчаливая.

Сергей Николаевич не поднимает головы. Его пальцы медленно перелистывают страницы старой книги — бумажной, с Земли. Редкость. Дорогостоящий анахронизм.

— Что опять не кого?

— Да они бойкотируют преподавателей с Земли. Им, видите ли, не нужно, чтобы какой-то угнетатель рассказывал им про физику элементарных частиц. Им нужен горлопан с факультета искусств, с рассказами, как Земля их угнетает.

— Сергей Николаевич, может быть, сходим выпить кофе?

— Кофе? — он хрипло смеётся. — Ты ещё не понял? Нам тут не рады.

Голос профессора — как скрип марсианского песка по куполу. Сухой, безжизненный. Он не злится. Он устал.

Ты подходишь к окну. За прозрачным поликарбонатом — красные равнины, роботы-добытчики, ползущие к горизонту, и далеко-далеко, у кромки купола, силуэты студентов. Они собрались у памятника Первому Поселенцу, чей бронзовый палец вечно указывает на Землю — «Мы отсюда». Но теперь этот жест читается иначе.

— Они просто боятся, — говоришь ты, но звучит это глупо.

— Боятся? — профессор наконец отрывается от книги. — Они не боятся. Они ненавидят. Тихо, рационально, как хорошие физики. Земля для них — не дом. Это метрополия, которая триста лет качает их ресурсы, их труд, их мозги. А мы с тобой — всего лишь её лицо. Удобное для плевков.

Он встаёт, кости похрустывают. В его глазах — не гнев, а что-то пострашнее: разочарование. Не в них. В себе.

— Кофе, говоришь? Давай. Только знаешь что? Пей его быстро. Пока они не решили, что и это — «угнетение».

Ты краем глаза замечаешь граффити на стене коридора: «Земля — мать, а матери иногда умирают».

И да, кофе действительно уже холодный.

Красный туман.

Сначала ты даже не понимаешь, что это кровь. Просто резкая, жгучая боль над глазом — и вдруг мир заливает алым. Мегафон выскальзывает из рук, ударяется о плитку с металлическим визгом. Где-то вдалеке кричит сирена, но её заглушает рёв толпы.

— Граждане, ваше собрание не за...

Голос тонет в хаосе.

Ты пытаешься протереть лицо, но рукава униформы уже мокрые, липкие. Сквозь пелену крови видишь, как первый камень врезается в витрину. Стекло рассыпается алмазным дождём. Кто-то орет: «Марс — марсианам!», и этот клич подхватывают десятки глоток.

Ты шатаешься. Ноги подкашиваются.

— Держись!

Чьи-то руки хватают тебя за плечи, резко дёргают назад. Спина ударяется о стену, но это лучше, чем быть сметённым этой лавиной из тел. Ты моргаешь, пытаясь разглядеть своего спасителя — это Девид, твой напарник. Его лицо бледное, глаза расширены.

— Нас мало, — он кричит прямо в ухо, чтобы перекрыть гул. — Команда на отход! Ждём подкрепление!

Ты киваешь, но даже это движение вызывает новую волну боли. Кровь капает на китель, оставляя тёмные пятна.

А вокруг — ад.

Толпа рвёт рекламные баннеры, крушит скамейки, поджигает мусорные баки. Молодой парень в маске с символикой «Красного Пояса» бьёт ногой в стекло патрульной машины.

— Где чёртовый сват?! — Девид бьёт кулаком в стену.

Ты ничего не отвечаешь. Просто сжимаешь рацию.

"Код 10-99! Повторяю, код 10-99! Центральный купол, требуется срочная поддержка!"

Но в ответ — только треск помех.

И где-то вдалеке — первые взрывы светошумовых гранат.

Они уже близко.

Но кто «они» — уже не важно.

Потому что город горит.

А Марс больше не спит.

Зал Совета. Тишина.

Она густая, как ртуть, тяжело оседает на плечи, пропитывает воздух между словами. Стол из венерианского кристалла — холодный, идеально гладкий — отражает лица членов Совета. Их выражения: натянутая невозмутимость, легкая брезгливость, тревога, спрятанная за складками дорогих костюмов.

А напротив — он.

Серый человек. Без звания, без регалий. Только взгляд — острый, колкий, — и тихий, ровный голос, от которого по спине ползут мурашки.

— Политика мягкой силы хороша на бумаге...

Его пальцы слегка постукивают по папке с отчетом. В ней — цифры, имена, доказательства. И главное: ложь. Ложь, которую Совет годами предпочитал не замечать.

Ты смотришь на него и понимаешь: он знает. Знает, что кредиты исчезали не просто так. Знает, чьи родственники строили виллы на Земле, пока на Марсе трещали по швам купола бедных кварталов.

— Мы вычесываем коррупционеров... но иногда так высоко не дотягиваемся.

В его голосе нет угрозы. Только констатация. И от этого еще страшнее.

Ты делаешь вдох.

— Что вы предлагаете?

Он наклоняется чуть вперед. Тень от люстры скользит по его лицу, делая скулы еще резче.

— Дипломатия. Сначала.

Слово звучит почти насмешливо.

— Мягкая сила не сработала? Значит, начнем с мягких слов. Пусть дипкорпус выйдет на мятежников, пообещает реформы, автономию, что угодно. Главное — убрать людей с улиц.

Пауза.

— А потом...

Он не договаривает. Не нужно.

Потом придет его служба.

Кого-то уберут. Тихо. Без шума. Кого-то купят — должностями, деньгами, гарантиями. А самых невинных... возведут в герои. Дадут им трибуну, микрофон, ощущение победы.

— Бунту нужны лидеры, — говорит он. — Мы дадим им тех, кого сможем контролировать.

Ты чувствуешь, как в зале становится еще холоднее.

Это не план. Это приговор.

Но ты киваешь. Потому что альтернатива — война. А война — это кровь, это потери, это вопросы, на которые у Совета нет ответов.

— Делайте, — говоришь ты.

Он встает. Не кланяется. Просто разворачивается и уходит, его шаги беззвучны на мягком ковре.

Дверь закрывается.

И только теперь Совет позволяет себе выдохнуть.

Зал Совета. Глухие стены, плотные экраны глушения, ни одного лишнего уха.

Ты сидишь за столом, ощущая его холодную поверхность под пальцами. Воздух тяжел — не от недостатка кислорода, а от решений, которые сейчас принимаются.

Министр обороны стоит, как монолит. Его голос — ровный, без эмоций, словно он докладывает о плановых учениях, а не о подавлении мятежа.

— Шесть месяцев.

Цифра повисает в воздухе.

Шесть месяцев и эскадра развернется на орбите Марса. Шесть месяцев, пока марсианские купола превратятся в ловушки. Шесть месяцев голода, бунтов, может быть — казней. А потом…

— Космодесант возьмёт контроль за неделю.

Рядом кивают головы. Генералы, промышленники, технократы — все они уже видят картину победы: дымящиеся развалины мятежных кварталов, трибуналы, лояльные губернаторы.

Министр тяжёлой промышленности бьёт по столу костяшками пальцев:

— Технологии. Патенты.

— Если Марс выйдет из-под контроля, то через год у нас появятся конкуренты. Незаконные копии. Контрабанда. Мы не можем позволить, чтобы наши же разработки использовали против нас.

Министр горнодобычи добавляет, не глядя ни на кого:

— Лантан.

Одно слово. Но его достаточно.

Без марсианского лантана остановятся термоядерные реакторы Земли. Замрут фабрики синтетики. Начнутся перебои с топливом для орбитальных буксиров.

Цепь разорвётся.

Ты смотришь на Верховных. Их трое. Они молчат. Но ты видишь — они уже решили.

Приказ будет отдан.

...