Хольмстрем, Троцкий, "Бристоль". Часть 3
Теперь перейдем к ложным показаниям Троцкого и его свидетелей по вопросу о «Бристоле». 9 февраля 1937 г. Троцкий сделал следующее заявление в своей речи по телефону на митинге в зале ипподрома, в Нью-Йорке:
“В отличие от других обвиняемых, Гольцман указал дату: ноябрь 23-25, 1932…” [1]
На самом деле Гольцман никогда не указывал ни одной даты в своих показаниях. Он только сказал, что встреча состоялась в ноябре 1932 года [2]. Даже беглая попытка проверить, что сказал Троцкий по протоколу судебного заседания, выявляет эту ошибку. Неужели Троцкий действительно так небрежно относился к вопросу, который был так для него важен? Он так отчаянно нуждался в опровержении, что просто хватался за соломинку? Или он правильно понял, что Комиссия Дьюи и средства массовой информации, стремящиеся предъявить обвинение Советскому Союзу, не будут слишком внимательно присматриваться к попыткам Троцкого доказать свою невиновность - как на самом деле и произошло?
Факты, которые мы обнаружили из первоисточников, не совпадают с заявлениями, сделанными на слушаниях Комиссии Дьюи. В своих показаниях 12 апреля 1937 г. Троцкий отрицал, что имел какие-либо контакты с Гольцманом с 1927 г.
ГОЛЬДМАН (адвокат Троцкого на Комиссии Дьюи, - прим.пер.): Были ли у вас какие-либо связи с Гольцманом (обвиняемый на Московском процессе 1936 г. - прим.пер.) с тех пор, как вы покинули Россию?
ТРОЦКИЙ: Никогда.
ГОЛЬДМАН: Прямые или косвенные?
ТРОЦКИЙ: Никогда [3].
Документы в гарвардском архиве Троцкого опровергают это.
“Где-то в октябре [1932 г.] бывший троцкист и нынешний советский чиновник Э. С. Гольцман встретился с Седовым в Берлине и передал предложение от старого троцкиста Ивана Смирнова и других левых оппозиционеров в СССР о создании объединенного оппозиционного блока…” [4]
Он также опровергнут Седовым в его «Красной книге». (The Red Book On the Moscow Trials).
“Эти два факта, то есть то, что встречи Смирнова и Гольцмана с Седовым действительно имели место, являются единственными каплями правды в море лжи во время московских процессов”. [5]
Седов был посредником в переговорах между Гольцманом и Троцким. В этом и состоит «косвенная связь» Троцкого с Гольцманом. Поэтому, отрицая любое подобное общение между ним и Гольцманом с 1927 года, Троцкий лгал. Очевидно, он просто забыл, что его сын уже признался в том, что “косвенная связь” с Гольцманом имела место, и составители отчета Комиссии Дьюи пренебрегли этим признанием, или же знали и решили, что лучше промолчать!
Эстер Филд заявила, что в 1932 году к «Гранд Отелю» примыкало еще одно безымянное кафе, затем несколько других магазинов, а затем кондитерская «Бристоль». По сути, так и было в 1937 году. Но мы доказали, что так не было в 1932 году (смотрите предыдущую часть - прим. пер.). Эстер Филд заявила, что во время своего визита в Копенгаген в 1932 году она купила конфеты в кондитерской «Бристоль», и она не была прилегающей к «Гранд Отелю». Это уже явная ложь.
Эти ошибки настолько велики, что мы можем исключить любое «добросовестное заблуждение» в ее показаниях под присягой. Если она покупала конфеты в том же, по её словам, месте, что и в 1932 году, это означает, что она купила конфеты в выставочном зале (автопроизводителя) «Ситроен». Возможность спутать кафе с автомобильным выставочным залом, на наш взгляд, выглядит маловероятной. Филды просто соврали Комиссии Дьюи. Наиболее внятное объяснение состоит в том, что Филды выдумали свою версию, опираясь на взаимное расположение «Гранд Отеля» и кафе «Бристоль» в 1937 году, и перенесли его на 1932 год.
Весьма вероятно, что они воспользовались (в качестве доказательства) неправильной подписью к фотографии в статье «Soviet Russia Today». В журнале говорилось, что в 1937 году «Гранд Отель» находился на том же месте, а к нему все еще примыкала кондитерская «Бристоль». Но в 1937 году так не было. Это, возможно, дало семье Филдов - или, скорее, Троцкому, как мы расскажем ниже, - возможность доказать, что журнал, дружественный Советскому Союзу, писал ложь о том факте, что отель и кафе располагались по соседству. Но Филды молча согласились с заявлением журнала, что взаимное расположение отеля и кафе в 1937 году было таким же, как и в 1932 году, что не соответствовало действительности.
Комиссия Дьюи так же использовала показания Гольцмана, где он согласился с Седовым остановиться в гостинице (на Московском процессе Гольцман назвал отель “Бристоль” - прим. пер.). Очевидно, что вы не можете «остановиться» в кафе [6]. Но если Гольцман запомнил отель как «гостиницу Бристоль», это кажущееся несоответствие исчезает.
Утверждение Гольцмана о том, что он планировал «остановиться» в отеле «Бристоль», позже противоречит его показаниям, когда он утверждает, что во время разговора с Троцким уведомил его о планах покинуть Копенгаген в тот же день. Вряд ли логично «остановиться» в отеле, если вы планируете уехать в тот же день. Это несоответствие исчезает, если предположить, что Гольцман согласился остаться в гостинице, но затем передумал. В конце концов, это была тайная нелегальная встреча, и он не хотел оставаться в Копенгагене дольше, чем необходимо.
Тот факт, что чета Филдов солгала, вызывает вопрос: неужели Троцкий не знал об их лжи? На наш взгляд, это совершенно исключено. Филды были с Троцким в Принкипо, когда Жан ван Хейенорт прибыл туда в октябре 1932 года. Позже, в том же году, они отправились с Троцким в Европу. Они дали письменные показания Комиссии Дьюи, которые были зачитаны в Койоакане в присутствии Троцкого, а затем дали показания Комиссии Дьюи в Нью-Йорке. Очевидно, что целью Филдов было помочь Троцкому своими показаниями. Если бы они солгали, не сообщив Троцкому, то ложь, возможно, обернулась бы во вред, а не помогла делу Троцкого. Маловероятно, что они солгали бы об этом без ведома Троцкого.
Вероятная гипотеза состоит в следующем. Троцкий был знаком со статьей Нильсена (подробности читайте в предыдущей части - прим. пер.) и понял, что это может доставить ему неприятности. Поэтому он решил с помощью четы Филдов сфабриковать историю о «Гранд Отеле» и «Бристоле». Но зачем ему это делать? Есть только один правдоподобный ответ. Он знал, что Гольцман сказал правду, но перепутал название отеля с названием кафе.
Весь смысл лжи Филдов - что в 1932 году «Гранд Отель» и кафе «Бристоль» были разделены несколькими разными магазинами, поэтому входы в отель и в кафе никак нельзя было перепутать, а название «Гранд Отеля», которое Гольцман ошибочно вспомнил как «Бристоль», - должно было связать историю Филдов, чтобы Троцкий мог отрицать свою встречу с Гольцманом.
Следовательно, есть две возможные причины, по которым Троцкий с помощью Филдов мог бы сконструировать подобную аферу. Во-первых, неправильная подпись на фотографии в «Soviet Russia Today» давала Троцкому шанс выявить «сталинский обман» на Первом московском процессе. Если бы всем стало известно, что Гольцман (под давлением НКВД - прим. пер.) солгал, значит могли лгать и другие обвиняемые, и дело против Троцкого выглядело бы более слабым. Во-вторых, Седов действительно встречался с Гольцманом в «Гранд Отеле» или, возможно, в самом кафе «Бристоль», которое Гольцман, вероятно принял за кафе внутри отеля, так как оно было частью гостиницы.
Мы знаем, что Б. Дж. Филд и Эстер Филд были убежденными троцкистами [7]. Они оба были ведущими членами Лиги Революционной Рабочей Партии. В 1934 году Б. Дж. Филд создал нечто под названием «Группой Филда»:
“Около апреля-мая 1934 года полдюжины членов отделения в Торонто и почти все отделения в Монреале отделились от CLA (O) и вступили в Организационный комитет Революционной Рабочей Партии. Эта группа была создана Б. Дж. Филдом, лидером забастовки работников отелей Нью-Йорка в 1934 году, а затем экономистом-консультантом в брокерских фирмах Уолл-стрит, и несколькими его последователями после изгнания Филда из нью-йоркского отделения CLA (O) в феврале. Позже она была переименована в Лигу Партии Революционных Рабочих, известную в троцкистской литературе как «фиелдисты» или «группа Филда». [8]
Нет оснований сомневаться в том, что чета Филдов могла бы согласится солгать, чтобы помочь Троцкому.
Другие фальсификации Троцкого во время слушаний Комиссии Дьюи
С 1986 года мы знаем, что Троцкий лгал Комиссии Дьюи, когда он утверждал, что у него не было контактов с некоторыми членами оппозиции после того, как он был вынужден покинуть СССР в 1929 году. Американский ученый Дж. Арч Гетти обнаружил следы переписки Троцкого, в основном с Радеком и Сокольниковым (двое из главных обвиняемых по делу Пятакова-Радека), в архиве Троцкого в Бостоне:
“Во время показательных московских процессов Троцкий отрицал, что у него были какие-либо связи с обвиняемыми со времени его ссылки в 1929 г. Однако теперь стало ясно, что в 1932 г. он направил секретные личные письма бывшим ведущим оппозиционерам Карлу Радеку, Г. Сокольникову, Е. Преображенскому и другим. Хотя содержание этих писем неизвестно, представляется разумным полагать, что они были связаны с попыткой убедить адресатов вернуться в оппозицию”. [9]
Гетти также установил, что Троцкий и Седов солгали Комиссии Дьюи, отрицая существование «троцкистско-зиновьевского блока», который фактически был лично одобрен Троцким. Гетти наблюдает необычную конспиративность этих контактов:
“В отличие от практически всех других писем Троцкого (включая даже самые чувствительные), их копии не хранятся в документах Троцкого. Кажется вероятным, что они были изъяты в какой-то момент из документов. Остались только заверенные почтовые квитанции. На суде в 1937 году Карл Радек показал, что он получил письмо от Троцкого, содержащее «инструкции о терроризме», но мы не знаем, было ли это рассматриваемое нами письмо”. [10]
Один из ведущих специалистов по Троцкому, покойный французский ученый Пьер Броуд, попытался объяснить ложь Троцкого следующим образом:
“Признание существования политического блока с Зиновьевым и Смирновым в 1936 г. означало бы сотрудничество со Сталиным, помогая ему уничтожить всех, кто участвовал в этом блоке и еще не был «разоблачен». По этому вопросу наш вывод ясен: Троцкий и Седов не сказали правду о блоке 1932 года, но именно их обязанностью было не сказать эту правду”. [11]
Предположение Броуда, что блок существовал только в 1932 году, является необоснованным. Всем, Броуду или любому другому, известно, что блок мог просуществовать вплоть до 1936 года, в то время как обвиняемые в московском процессе были арестованы в январе 1937 года. Для наших нынешних исследований факт остается фактом: Троцкий лгал и скрывал важные доказательства. Это означает, что его слова не могут быть приняты за истину. Дж. Арч Гетти выразил это так:
“Дело в том, что Троцкий солгал….. Троцкий был из прагматичной, утилитарной большевистской школы, которая ставила нужды движения выше объективной правды”. [12]
Гетти и Боуд установили, что Троцкий лгал Комиссии Дьюи по поводу его контактов с троцкистами в Советском Союзе. В настоящей статье мы доказали, что он - или, во всяком случае, Б. Дж. и Эстер Филд - лгали насчет «Гранд Отеля» и кафе «Бристоль».
Троцкий знал, что писал своим сторонникам в СССР, что он одобрил создание «Блока правых и троцкистов», и даже секретарь троцкого Жан ван Хейенорт упоминал об этом факте.
“В папке 13095 имеется записка 1937 г. от секретаря Троцкого ван Хейенорта, в которой сказано, что Троцкий и Седов упоминали о блоке во время работы комиссии Дьюи 1937 года, но он утаил этот факт от следствия”. [13]
Несмотря на то, что некоторые, возможно, многие компрометирующие материалы были удалены из архива, нам все еще многое известно. Мы знаем, что Троцкий вышел далеко за рамки простого сокрытия информации или умалчивания на слушаниях комиссии Дьюи. Троцкий напротив прибегал к откровенной лжи.
Троцкий лгал о своих отношениях с Радеком:
“Пятаков утверждал, что прилетел из Берлина в Осло на самолете. Огромная важность этого свидетельства очевидна. Я неоднократно заявлял и повторяю, что Пятаков, как и Радек, в течение последних девяти лет был не моим другом, а самым злейшим и самым коварным врагом, и что не может быть и речи о переговорах между нами”. [14]
Как мы видели, Гетти доказал, что это не так, на основании документов в Гарвардском архиве Троцкого.
Троцкий мог бы сказать: «Да, у меня была переписка с Пятаковым, но он никогда не посещал меня ни в Норвегии, ни где-либо еще». Вместо этого, после признания «огромной важности» «свидетельских показаний» Пятакова на московском процессе в январе 1937 года о его визите к Троцкому в Норвегии, Троцкий решил отрицать, что он общался с Пятаковым, «как и с Радеком, в течение последних девяти лет».
Троцкому не нужно было упоминать здесь имя Радека. Но при этом он солгал. Это означает, что отрицание Троцким встречи с Пятаковым в Норвегии в декабре 1935 г. не может быть принято за чистую монету. Это дает повод утверждать, что Пятаков говорил правду, и что эта встреча «огромной важности» действительно имела место.
Похоже, что Троцкий солгал Комиссии Дьюи о своем пребывании в Норвегии. В своих показаниях Троцкий отрицал, что он достаточно владел норвежским языком, чтобы путешествовать по Норвегии самостоятельно [15]. Это противоречит неопубликованным воспоминаниям сотрудника полиции Асквига, который охранял Троцкого незадолго до его отъезда в Мексику в декабре 1936 года. По словам Асквига, Троцкий обратился к охранникам на правильном и беглом норвежском [16]. Это стало большим сюрпризом для принимавшего Троцкого Конрада Кнудсена, когда писатель Исаак Дойчер сообщил ему эту информацию в апреле 1956 года, до этого Кнудсен и Троцкий в основном общались на немецком языке [17].
Выводы, сделанные Комиссией Дьюи касательно вопроса о «Бристоле», основаны на фальсифицированных показаниях. Теперь мы точно знаем, что и Филды, и сам Троцкий лгали Комиссии Дьюи. Благодаря Гетти и Боуду мы знаем, что Троцкий лгал, когда отрицал, что общался со своими сторонниками в СССР; когда он давал показания, что не общался с Радеком с 1930 года и что «право-троцкистского блока» не было.
У нас нет никакой возможности судить об остальных показаниях Троцкого Комиссии Дьюи, кроме как оценивая ту часть его показаний, которую мы можем проверить самостоятельно. Если бы выяснилось, что Троцкий говорил правду о тех вещах, которые мы можем проверить, то мы бы могли дать ему преимущество при появлении любых сомнений в отношении других его утверждений, которые мы не можем проверить самостоятельно. Но все наоборот. Теперь мы знаем, что Троцкий лгал в ряде заявлений о важных событиях. Это говорит о том, что его ложь вполне могла не ограничиваться только теми вопросами, по которым у нас теперь есть независимая информация. Возможно, он солгал и о многом другом.
Комиссия Дьюи была не последней попыткой Троцкого опровергнуть вопрос о «Бристоле». В номере своего журнала «Бюллетень оппозиции», изданного летом 1937 года, задолго до слушаний в Комиссии Дьюи, он сделал очень странное заявление по поводу «Бристоля»:
“Только в феврале этого года пресса Коминтерна сделала спасительное открытие: в Копенгагене нет, правда, отеля Бристоль, но зато есть кондитерская Бристоль, которая одной стеной примыкает к отелю. Правда, отель этот называется «Гранд Отель Копенгаген», но это все же отель. Кондитерская, правда, не отель, но зато она называется Бристоль. По словам Гольцмана, свидание произошло в вестибюле отеля. Кондитерская не имеет, правда, вестибюля. Но зато у отеля, который не называется Бристоль, имеется вестибюль. К этому надо прибавить, что, как явствует даже из чертежей, напечатанных в прессе Коминтерна, входы в кондитерскую и в отель ведут с разных улиц. Где же все-таки происходило свидание? В вестибюле, без Бристоля, или в Бристоле, без вестибюля?” [18]
Здесь Троцкий заходит немного дальше, чем Филды. Он утверждает, что «Бристоль» и «Гранд Отель» имели свои входы на разных улицах. Такого не утверждали даже Филды. Почему Троцкий сказал такую откровенную ложь? Наиболее вероятное объяснение состоит в том, что это была дымовая завеса в свою защиту. Он хотел создать как можно больше путаницы в вопросе о «Бристоле», поскольку знал, что Гольцман сказал правду. Троцкий был очень умным человеком и понимал, что вопрос о «Бристоле» был решающим в процессе 1936 года. Он знал, что очень мало людей и практически никто за пределами Дании не видел диаграмму (читайте в предыдущей части - прим. пер.) в «Рабочей газете», поэтому он мог заявлять все, что ему угодно.
Вся эта доказанная ложь ставит под сомнение другие заявления, сделанные Троцким на слушаниях Комиссии Дьюи (как и где-либо еще). Возможно, Троцкий солгал, когда отрицал, что встречался с кем-либо из обвиняемых на процессе 1936 года [19]. Возможно, документы, которые, как мы говорили, доказывают, что Седов во время предполагаемой встречи сдавал экзамен в Высшей Технической Школе в Берлине, должны быть рассмотрены с толикой недоверия [20].
Продолжение следует...
С.Карпов
Примечания:
[1] Leon Trotsky, I Stake My Life, New York 1937. At, retrieved July 17, 2008.
[2] The Case of the Trotskyite-Zinovievite Terrorist Centre 1936, p. 100.
[3] The Case of Leon Trotsky 1937, p. 91.
[4] J. Arch Getty, “Trotsky in Exile: The Founding of the Fourth International,” Soviet Studies, vol. XXXVIII, no. 1, January 1986, p. 28.
[5] Leon Sedov, The Red Book On the Moscow Trials, London 1980, Chapter 14.
At , retrieved November 14, 2008.
[6] Not Guilty 1972, p. 94.
[7] Yew York Times, June 27, 1937, p. 5.
[8] “The Trotskyist Movement in Canada, 1929-1939,” Socialist History Project 1976. At , retrieved November 14, 2008.
[9] Getty 1986, pp. 27-28.
[10] Ibid, p. 34, n. 18.
[11] Pierre Broud, “Trotsky et le bloc des oppositions de 1932,” Cahiers Leon Trotsky, no 5, Janvier-Mars 1980, p. 30.
[12] J. Arch Getty, Post to H-RUSSIA list, November 24, 1998. At , retrieved November 14, 2008.
[13] Getty 1986, p. 34, n. 19.
[14] The Case of Leon Trotsky 1937, p. 216.
[15] The Case of Leon Trotsky 1937, p. 209
[16] Isaac Deutscher, The Prophet Outcast – Trotsky 1929-1940, London 1963, p. 351.
[17] Ibid.
[18] Byulleten oppozitsi, no 56-57, July-August 1937. At , retrieved March 5, 2008. Приведена оригинальная цитата – прим. перев.
[19] Apart from Gol’tsman also Berman-Yurin and Fritz David.
[20] The Case of Leon Trotsky 1937, p. 590.