Харон-таксист, спаситель наркоманов.
Снова на тему :https://pikabu.ru/story/ideya_dlya_seriala_6085161
Так вот. То, что я написал в прошлый раз нельзя назвать чем-то достойным внимания на сто процентов, поэтому я исправился и сделал вот это:
Тамара Фёдоровна долгим и не предвещающим ничего хорошего взглядом оценивающе глядела на Петьку.
Любимый внук стоял, потупившись в пол и думал о том, как было бы здорово, если бы прямо сейчас его на месте ударило молнией и он бы сгорел до тла, не оставив даже подошв от своих новеньких гриндерсов, которые он с папой купил на прошлой неделе. Тамара Фёдоровна тогда бы сразу заплакала, заохала:
—Ой, куда я теперь без Петеньки, а что я родителям скажу, да на кого-ж ты меня покинул? - и тому подобными выражениями обозначала свою скорбь.
Петька стоял. Капли с ботинок стекали на пол, собирая вокруг его ног небольшую лужу. Петька переступал с ноги на ногу и думал о том, что молнией всё не бьёт, а ответа на вопрос, заданный его бабулей, он не нашёл. Можно сказать правду, но что с этого?
Тамара Фёдоровна мерно покачивалась туда и сюда в своём любимом кресле-качалке, споро вязала спицами рукав для свитера, да изредка поглядывала на застывшую фигуру внука. Сегодня днём ему было велено явиться домой не позже девяти вечера. После того как сильно стемнело, Тамара Фёдоровна решила, что зимой рано темнеет, и она накинет внуку час для того, чтобы прийти в себя и пойти в сторону остановки, чтобы ехать домой. После этого она взяла в руки поварёшку, зачерпнула из кастрюли картофельного пюре, щедро шлёпнула его на тарелку, а после схватила две жаренные котлетки с чесночным соусом для ненаглядного потомка, да поставила всё в микроволновую печь - дожидаться. Оставив на столе лишь приборы, Тамара Фёдоровна собрала все разносолы, спрятала маслёнку и, завернув пищевой плёнкой, поставила рыбу для бутербродов в холодильник. Котлетки с пюрееееешкой остались на плите -дожидаться следующего утра, когда Колин отец вернётся с ночной смены и будет уставшим и голодным.
Тамара Фёдоровна погасилав свет на кухне, оставив лишь подсветку над плетой прошла в комнату, где уселась на кресло, взяла вязанье в руки и решила дожидаться внука.
Когда часы пробили девять, Тамара решила что внук пропустил все возможные автобусы и сейчас идёт, раздолбай эдакий, под снегопадом через вечерний город. Тамара Фёдоровна решила, что внук достаточно взрослый. “Раз уже опаздывать не боится, то и чай себе сам сможет заварить. А носки с горчицей я ему расскажу как делать.” - проворчала себе в усы Тамара Фёдоровна.
Она была армянских кровей. А потому к сорока пяти годам у неё выросли пышные, завидные усы. Дед, пока был живой, глядел на неё, да посмёивался, что раз уж сиськи у неё меньше, чем у него, то усы уж наверняка больше.
Когда стрелка подбиралась к отметке в десять часов, а Тамара Фёдоровная уже была готова звонить в милицию, в замке что-то зашуршало, заскрежетало, после чего дверь аккуратно приоткрылась, предательски скрипя, а в корридор гулко шагнул Пётр.
Какое-то время он пытался бесшумно снять куртку, после чего махнул на это дело руко, стянул куртку через голову, да и потопал к своей комнате, с мыслью о том, что проснётся он раньше бабушки и та не заметит, что сын пришёл поздно, пьяный и не разувался, как вошёл в дом.
Тамара Фёдоровна увидала, как резко дёрнулась голова в сторону источника света, как расширилсь Петины глаза, а сам он замер, как суслик в луче фонаря, да и задала ему вопрос:
“Ты где был, Пётр?” - бабушка мерно качалась туда и сюда, а голова Петра смотрела вниз, на носки ботинок, на грязные капли, остающиеся на надраенном полу.
Пётр глядел вниз и думал о том, что сейчас его ровные пацаны остались тусить дальше на сквоте, а он сейчас тут со своей неклёвой бабкой, а мог бы ещё стаканчик опрокинуть, да и Катька так заинтересованно смотрела.
———————————————
Таксист медленно подъехал к парадному, да и затормозил, приглушив свет.
Он увидел, как медленно открывается дверь, оттуда, пятясь, выбирается какой-то молодчик, да и идёт в сторону мусорных баков, неся перед собой на вытянутых руках пакет с чем-то бесформенным.
Когда шум от резонирующих баков поутих, а собаки успокоились, то молодчик вздохнул, выкинул сигарету, да бодро начал пробиваться через сугробы к автомобилю.
Распахнулась задняя дверь и молодчик произнёс: “Трогай к друзьям дядя!Да музыку погромче сделай!” -поудобнее устраивясь на днем сиденье. Он много шмыргал носом, часто трогал ноздри и было похоже на то, что он чем-то сильно взбудоражен, но не сильно обращает внимания на то, что творится вокруг него.Например он не обратил внимания на то, что таксист не сделал музыку ни тише, не громче, а просто поменял канал. Теперь из колонок негромко играли арфы и о чём-то уныло пиликала скрипка.
“А чё, дядя? Ты давно таксуешь? Слышал, бомбилы нормально получают сейчас?” - зрачки Петра были подозрительно расширены, речь сбивчива и он часто и резко менял тему.
“Таксую уже давно. Раньше, чем ты родился. А получаю по таксе - две монеты за поездку.”-негромко произнёс таксист и продолжил:
“А ты Пётр. Как давно ты стал заниматься, чем сейчас и почему бросил секцию? Нам недалеко ехать осталось, так что ты бы рассказал, пока время есть.” - пассажир как-то приутих, посмотрел внимательно в затылок таксисту, и произнёс:
“Да вот. Как из путяги ушёл, так и началось. Сначала работы не было и не было на секцию денег, а потом была работа, да времени на секцию не осталось. А вы с какой целью интересуетесь?”
“Да вот решаю, куда тебя везти. Пока еду прямо, но лихорадочно думаю, как бы развернуться. Но да ладно. Ты не молчи на меня Пётр, ты говори со мной. Я бы рад молча довезти тебя до конечной точки, высадить, да и отправиться восвояси, но что-то не так здесь. Надо разобраться.” - и, посмотрев в зеркало заднего вида на притихшего Петра, таксист решил уточнить:
“Ты скажи, Пётр. Ты зачем бабулю то свою укокошил? Она же тебе в микроволновке котлеток оставила. С Пюрешкой. А ты взял, в комнату прошёл не разувшись, разнюхался шпеком, да бабулю то о косяк дверной и приголубил. Зачем? Она же с тобой мириться шла, а ты это как агрессию расценил. Вон, опять же. Ты шмотки свои в мусорный контейнер выбросил? Выбросил. А ботинки, ботиночки то кто будет менять?” - таксист неодобрительно крякнул и, закурив сигарету, выпустил клуб сизого дыма витать по салону. Пётр закашлялся. Ещё раз ухмыльнувшись, таксист глянул на Петра, да решил ему последний вопрос задать:
“Вот ты скажи мне. Ты по бабуле, по Тамаре Фёдоровне скучать будешь?” - Пётр, насупившись, вытер выступившие слёзы и неразборчиво что-то пробормотал:
“НЕ СЛЫШУ!” - крикнул во всю глотку таксист:
“БУДУ” - ответил ему Пётр:
Таксист удовлетворённо кивнул и, лихо завернув баранку, произнёс:
“Ну тогда поехали. Самое время тебе скорую вызывать.”
———————————————
Врач кареты скорой помощи Мангалова О.А. смотрела по очереди то на сухонькую старушку с черепно-мозговой травмой, которую подключали к капельнице в машине, то на подростка лет шестнадцати, который был одет в спортивный костюм, гриндерсы, да шапку, из под которой торчала неумело наложенная повязка, делавшая похожим его на матроса с Потёмкина.
Мангалова О.А. заострила внимание на пареньке, и спросила его:
“А как так получилось, что травма и у вас и у неё, потеря сознания и у вас, и у неё, а скорую вызывала она. Хотя вас я вижу сидящим здесь и судорожно сжимающим монеты в руке, а она лежит на носилках и видно, что ей оказывали, пусть и неумело, медицинскую помощь?”
“Да как-то знаете ли, развернуло и сознание потерял.” - Пётр уставился в землю между ботинок, судорожно сжал монеты в руке, и вспомнил последнюю фразу, которую бросил ему таксист:
“Ну ты это. Больше не балуй. А то в следующий я не посмотрю, что ты раскаиваешься, а сразу повезу. А если бы бабуля уже конкьи откинула, и с тобой тут ехала? Живи пока. Увидимся лет через десять.”