Измена родине⁠⁠

За Липатовым пришли под утро, когда самый сон. Звонок колоколом зазвенел в ушах, веревку снаружи чуть не оторвали, потом в дверь начали молотить кулаком. Электричества в доме никогда и не было, так что брести к двери пришлось впотьмах.

Липатов, зевая, повернул ручку замка, собираясь сказать нечто грубое, но не успел. Дверь словно ожила, пнула его, отбросив назад в коридор. Из тёмного проёма хлынули люди в форме - один, двое... Всего четверо. Без оружия, но угрожающего облика.

- Что за?.. - сказал Липатов, но получил удар поддых и следующие пару минут сидел на корточках, восстанавливая дыхание. Над ним стоял суровый мужик в шинели, расставив ноги и контролируя задержанного. От шинели едко воняло дешёвым табаком и почему-то псиной.

- Никого, господин капитан госбезопасности! - донёсся откуда-то сверху Липатова грубый голос. - Один живёт, сволочь.

- Знаю, что один, Востриков, - сказал тот, что в шинели. - Начинай обыск!

Липатов шумно выдохнул, собираясь встать, но увесистый сапог ткнул его в грудь.

- Лежать, скотина!

Больно стукнувшись затылком о стену спорить не приходилось: сиди в уголочке и наблюдай снизу за великанами.

По всей квартирке стоял звон и грохот. Мелькали лучи редких нынче фонариков. Чем бы ни закончился визит госбезопасности, целых вещей резко поубавится.

- Нашёл, господин капитан госбезопасности! - обрадованно прокричал кто-то из тех, кто шуршал, звенел и громыхал нехитрыми липатовскими пожитками, постоянно роняя что-то на пол. - В кастрюле прятал, змей супоросный! В шкафу!

- Подымайся! - хмуро сказал тот, что в шинели и сапогах. Впрочем, они все были так одеты, для простоты назовём этого Капитаном. - Протокол снимать будем.

Липатов молча поднялся с пола, украдкой потирая грудь. "Как конь лягнул", - подумал он некстати, поглядывая на разорённое жилище. За неполные десять минут трое безопасников взрыли все его вещи словно отряд бульдозеров. Пол завален старыми куртками, открытыми книжками, на которых кое-где виднелись яркие штампы "Проверено цензурой" и шестиглавый енот - герб Империи. Разбитые тарелки и веер рассыпанных вилок поверх, словно мусор. Словно он не ел вчера из этой посуды пайковую куриную кожицу с деревянным маслом. Эх-х...

- Я требую общественного защитника! - пискнул было Липатов, но получил локтем в бок и заткнулся. Действительно, не время.

- Давай сюда, Востриков! - приказал Капитан. Подчинённый бережно протянул ему свёрток с кулак размером, завернутый в носовой платок. - Ваше?

Липатов понурился. Кто-то настучал, не иначе. И теперь ехать ему в лучшем случае на север, там леса ещё остались. Будет, кому валить. А в худшем - дальше городской тюрьмы не повезут. Там электрические стулья и свой генератор. Как раз для таких целей.

В так и оставшуюся распахнутой дверь заглянула соседка, привлечённая шумом. Испуганно скосила глаза на погром на полу, потом на людей в шинелях, негромко икнула и исчезла.

- Под запись! - приказал Капитан Вострикову. Тот послушно козырнул, как-то по-бабьи задрал полу шинели и достал из кармана штанов приборчик. Подышал на линзы, протёр о плечо и нацелил камеру на Липатова.

- Фамилия, имя, отчество? Гражданство? Возраст? - требовательно спросил у него Капитан. - В глазок смотреть!

- Липатов Фархад Ю-Чжаньевич... - прошептал он. - Подданный Новой империи. Холост. Тридцать девять лет.

- Громче говори! - гаркнул Капитан так, что даже Востриков отпрянул, едва не уронив приборчик. Остальные двое в шинелях на всякий случай отошли подальше. Один наступил сапогом на осколок кружки и громко хрустнул. - Место работы и должность?

- Сводная армия учёта фекальных масс. Машинист второго разряда уездного значения. Имею благодарности начальства за скоростной аудит нижнего смыва.

- Работяга ты, значит, Чжаньич... - с деланным сочувствием протянул Капитан. - Низший класс. Плохи твои дела, плохи... Благодарности тебе не помогут - тут политическая статья. Изменой попахивает.

На кухне хрипло прокашлялся репродуктор, зашипел и радостно начал играть гимн Империи - старинную мелодию "Калинки" в аранжировке Пекинского биг-бэнда балалаечников и техно-акынов. Гнусавый голос запел о величии шестиглавого енота, его любви к свободе и непримиримости к врагу. Пять утра, всё верно.

Честным людям пора на работу, а вот нечестным сейчас тошно...

- Зачем запрещённые предметы хранишь? - перекрикивая радио, заорал Капитан. Выключать репродуктор было запрещено, а про регуляторы громкости никто даже не слышал. - Не любишь власть имперскую, гадёныш?

- Никак нет, люблю! - привычно прокричал Липатов. - Слава Императору! Все на борьбу с мелкими недостатками! Колосись, гаолянь! Славься край наш, цветущий черё-о-о-мухой, шестиглавого знамени сын!!!

Победная песня была глуповата словами, но это нормально для подобных композиций во все времена. Главное, петь погромче, иногда смахивая несуществующие слезы со щёк.

Капитан дослушал куплет до конца, после чего деловито взял Липатова за уши и слегка отодвинувшись назад с удовольствием ударил его коленом в лицо, резко дёрнув задержанного на себя и вниз.

- Ы-ы-ы... - заплакал Липатов, выплюнув зуб. Слёзы смешивались с кровью, капающей из разбитого носа и сочащейся изо рта. - Зафем вы таф срафу?!..

- Молчи, тварь! Быстро рассказывай, откуда запрещённый предмет, кто сообщники, что задумали против Сына Неба и Земли?

После этих слов все пятеро, включая Липатова, сделали синхронное движение руками - сложили ладони перед лицом и ткнулись в них лбами. Из репродуктора неслись последние новости о скором гниении западной конфедерации, повышении надоев черноморских дельфинов и рекордном урожае шишек хмеля на Вологодчине.

- Нашёл на улице, - утерев кровавые сопли рукавом, быстро и сбивчиво отвечал Липатов, заискивающе улыбаясь в камеру. - Вчера. Иду со смены, гляжу - блестит что-то. Не рассмотрел, виноват, сунул в карман и пошёл. Господин капитан!..

- ... госбезопасности! - подсказал Востриков, не опуская камеру. - Именовать господина полностью, сокращение карается химической кастрацией.

- Господин капитан госбезопасности! Смилуйтесь! Ошибся, готов искупить... Я же верный сын Родины, подданный Его Императорского величества! Я же... Не арестовывайте, умоляю!

Пафос момента был смазан сочным плевком кровью себе под ноги - глотать уж очень противно. Липко и солоно.

Капитан посмотрел на Липатова с отвращением:

- Предмет найден не вчера, а не менее недели назад, уже врёшь, подлец! Показывал другим подданным - отягощающие обстоятельства. Не сообщил и не сдал в госбезопасность. Идейный ты враг, Фархад Липатов! Закоренелый. Электростул по тебе плачет. Впрочем...

Липатов часто-часто закивал, прижимая руки к груди. Он искренне надеялся, что морок сгинет, его, конечно, накажут - двадцать ударов палками. Ну пусть пятьдесят! Но не арест, не казнь...

- Впрочем, ты можешь наказать себя сам. Добровольно. Следствию меньше хлопот и родня не пострадает. Что скажешь, а? Верёвку мы тебе дадим. Мыла нет, Чжуаньич, не взыщи. Санкции же. Который век санкции, не любит нас гнилой запад.

Кто-то из бойцов хохотнул в полутьме разорённой квартиры. Капитан строго глянул в ту сторону, смех мгновенно иссяк.

- Выпить бы на прощание... - грустно сказал Липатов и снова сплюнул кровью.

- У тебя есть? - спросил Капитан.

- Откуда... Талоны только через неделю.

- Столько мы ждать не можем, пошли в комнату. Ещё дел куча, с тобой до обеда возиться не будем.

В комнате один из бойцов подтащил табуретку к торчавшему из потолка крюку - никто толком не знал, зачем их делают строители, но везде есть. Достал верёвку и закрепил на крюк, ловко свернул петлю и спрыгнул на пол.

Липатов тяжело залез на его место, похолодевшими пальцами накинул петлю на шею и сам затянул узел сзади почти до отказа.

- Слава Императору! - сказал он, почти не шепелявя. - Все на борьбу с коррупцией! Даёшь планомерное повышение цен на всё!

- Не на митинге, - казённым голосом сказал Капитан и пнул табуретку.

- Формоза наша! - успел шепнуть Липатов, но дальше в глазах у него потемнело и какая-то неотвратимая сила потащила гаснущее сознание вверх, всё выше и выше, туда, где звёзды и улыбается богиня Цунь своим приветливым ликом с древнерусских икон, где светящийся коридор и нет талонов на пиво из старых веников, где не надо чистить говно по двенадцать часов в день и гордиться этим, где не надо кланяться в пояс владельцам нефтяных вышек и послушно выбирать из одного кандидата, где нет никакой Империи и никакого Императора, кроме отца всего сущего, слався имя его ныне, присно и во веки веков...

А в реальности Липатов обоссался, уже мёртвый. Обычное дело для висельников. Капитан брезгливо отошёл в сторону от дергающихся ног самоубийцы, от летевших в стороны брызг мочи.

Пока бойцы снимали уже успокоившееся тело под бдительную запись на видео, которую Востриков так и вёл с самого начала, Капитан зашёл на кухню - полтора на полтора метра, имперский стандарт, - и достал из кармана свёрток.

Под тусклым светом восходящего зимнего солнца он смотрел на запрещённый предмет, подрывающий безопасность Родины - прозрачный шарик, наполненный какой-то жидкостью. Потёртый, поцарапанный, переживший немало хозяев и невзгод. Внутри находился маленький домик непривычного стиля с острой крышей и часами, что-то явно с гниющего запада, окружённый сугробами белых песчинок. Если тряхнуть, эти пародии на здоровый имперский снег поднимались и начинали кружиться, медленно опускаясь обратно.

Внизу у шарика была подставка, видимо, чтобы ставить где-то на полку или в шкаф. На видное место, если найдётся идиот демонстрировать такое открыто. На подставке были знаки запретного латинского алфавита, знать который было преступно. Именно поэтому Капитан, хоть и сделал изрядную карьеру в госбезопасности к своим двадцати девяти годам, не смог ничего прочитать.

Впрочем, ему это и не надо было, лишние сомнения в наше время знать смысл тайных знаков "ZLATA PRAHA".