История повторяется. Аверченко и Донбасс
Обсуждение многочисленных фейков в СМИ напомнило мне рассказ Аркадия Аверченко столетней давности. Он небольшой, приведу его полностью.
Трава, примятая сапогом. 1921 г.
- Как ты думаешь, сколько мне лет? - спросила небольшая девочка, перепрыгивая с одной ноги на другую, потряхивая темными кудрями и поглядывая на меня сбоку большим серым глазом...
- Тебе-то? А так я думаю, что тебе лет пятьдесят.
- Нет, серьезно. Ну, пожалуйста, скажи.
- Тебе-то? Лет восемь, что ли?
- Что ты! Гораздо больше: восемь с половиной.
- Ну?! Порядочно. Как говорится: старость не радость. Небось, и женишка уже припасла?
- Куда там! (Глубокая поперечная морщина сразу выползла откуда-то на ее безмятежный лоб.) Разве теперь можно обзаводиться семьей? Все так дорого.
- Господи Боже ты мой, какие солидные разговоры дошли!.. Как здоровье твоей многоуважаемой куклы?
- Покашливает. Я вчера с ней долго сидела у реки. Кстати, хочешь, на речку пойдем, посидим. Там хорошо: птички поют. Я вчера очень комичную козявку поймала.
- Поцелуй ее от меня в лапку. Но как же мы пойдем на реку: ведь в той стороне, за рекой, стреляют.
- Неужели ты боишься? Вот еще глупый. Ведь снаряды не долетают сюда, это ведь далеко. А я тебе зато расскажу стих. Пойдем?
--- Ну, раз стих - это дело десятое. Тогда не лень и пойти. - По дороге, ведя меня за руку, она сообщила:
- Знаешь, меня ночью комар как укусит, за ногу.
- Слушаю-с. Если я его встречу, я ему дам по морде.
- Знаешь, ты ужасно комичный.
- Еще бы. На том стоим.
На берегу реки мы преуютно уселись на камушке под развесистым деревцом. Она прижалась к моему плечу, прислушалась к отдаленным выстрелам, и снова та же морщинка озабоченности и вопроса, как гнусный червяк, всползла на чистый лоб.
Она потерлась порозовевшей от ходьбы щечкой о шершавую материю моего пиджака и, глядя остановившимися глазами на невозмутимую гладь реки, спросила:
- Скажи, неужели Ватикан никак не реагирует на эксцессы большевиков?..
Я испуганно отодвинулся от нее и поглядел на этот розовый ротик с будто чуть-чуть припухшей верхней губкой, посмотрел на этот ротик, откуда только что спокойно вылетела эта чудовищная по своей деловитости фраза, и переспросил:
- Чего, чего?
Она повторила.
Я тихо обнял ее за плечи, поцеловал в голову и прошептал на ухо:
- Не надо, голубчик, об этом говорить, хорошо? Скажи лучше стихи, что обещала.
- Ах, стихи! Я и забыла. О Максе.
Максик вечно ноет,
Максик рук не моет,
У грязнухи Макса
Руки, точно вакса.
Волосы, как швабра,
Чешет их не храбро...
- Правда, комичные стишки? Я их в старом "Задушевном слове" прочитала.
- Здорово сработано. Ты их маме-то читала?
- Ну, знаешь, маме не до того. Прихварывает все.
- Что ж с ней такое?
- Малокровие. Ты знаешь, она целый год при большевиках в Петербурге прожила. Вот и получила. Жиров не было, потом эти... азотистые вещества тоже в организм не... этого... не входили. Ну, одним словом,-- коммунистический рай.
- Бедный ты ребенок,-- уныло прошептал я, приглаживая ей волосы.
- Еще бы же не бедный. Когда бежали из Петербурга, я в вагоне кроватку куклиную потеряла, да медведь пищать перестал. Не знаешь, отчего это он мог перестать пищать?
- Очевидно, азотистых веществ ему не хватило. Или просто саботаж.
- Ну, ты прямо-таки прекомичный! На мою резиновую собачку похож. А ты можешь нижней губой до носа достать?
- Где там! Всю жизнь мечтал об этом - не удается.
--- А знаешь, у меня одна знакомая девочка достает; очень комично.
С противоположного берега дунуло ветерком, и стрельба сразу сделалась слышней.
- Вишь ты, как пулеметы работают,-- сказал я, прислушиваясь.
- Что ты, братец,-- какой же это пулемет? Пулемет чаще тарахтит. Знаешь, совсем как швейная машина щелкает. А это просто пачками стреляют. Вишь ты: очередями жарят.
Ба-бах!
- Ого,-- вздрогнул я,-- шрапнелью ахнули. Ее серый лукавый глаз глянул на меня с откровенным сожалением:
- Знаешь, если ты не понимаешь - так уж молчи. Какая же это шрапнель? Обыкновенную трехдюймовку со шрапнелью спутал. Ты знаешь, между прочим, шрапнель, когда летит, так как-то особенно шуршит. А бризантный снаряд воет, как собака. Очень комичный.
- Послушай, клоп,-- воскликнул я, с суеверным страхом оглядывая ее розовые пухлые щечки, вздернутый носик и крохотные ручонки, которыми она в этот момент заботливо подтягивала спустившиеся к башмачкам носочки. - Откуда ты все это знаешь?!
- Вот комичный вопрос, ей-Богу! Поживи с мое - не то еще узнаешь.
А когда мы возвращались домой, она, забыв уже о "реагировании Ватикана" и "бризантных снарядах", щебетала, как воробей, задрав кверху задорный носик:
- Ты знаешь, какого мне достань котеночка? Чтоб у него был розовенький носик и черные глазки. Я ему голубенькую ленточку с малюсеньким таким золотым бубенчиком привяжу, у меня есть. Я люблю маленьких котенков. Что же я, дура! Я и забыла, что мой бубенчик был с маминым золотом в сейфе, и коммунисты его по мандату комфина реквизировали!
* * *
По зеленой молодой травке ходят хамы в огромных тяжелых сапожищах, подбитых гвоздями.
Пройдут по ней, примнут ее.
Прошли - полежал, полежал примятый, полураздавленный стебелек, пригрел его луч солнца, и опять он приподнялся и под теплым дыханием дружеского ветерка шелестит о своем, о малом, о вечном.
Примечания
"Задушевное слово" -- еженедельный иллюстрированный журнал для детей старшего возраста. Издавался в Петербурге с 1876 по 1916 г. товариществом М. О. Вольфа.
Бризантный снаряд -- мощный артиллерийский снаряд, предназначенный для уничтожения противника в укрытиях.