История Бреста 154. Белые снеги гетто. Проект "В поисках утраченного времени" от 24 августа 2012. Часть 5.
(Это все НЕ МОЁ, а с сайта газеты Вечерний Брест. Читайте там.
(Автор - ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)
Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.(Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)
Часть 1: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_144istoriya_gali_kur...
Часть 2: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_145istoriya_gali_kur...
Часть 3: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_146istoriya_gali_kur...
Часть 4: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_147istoriya_gali_kur...
Вы не забыли историю рузаевской девочки Гали Курзовой, приехавшей с папой в Брест к сестре за несколько дней до начала войны? Пришло время продолжить.
Петергофский снимок 1940 года донес до нас облик Галиной сестры Лиды, в замужестве Семикиной (справа), с подругой Соней Крученецкой – слушательниц краткосрочных бухгалтерских курсов переквалификации в Ленинграде, куда прислали группу из Бреста.
Еврейская чета Крученецких, как и Семикины, незадолго до этого прибыла в Брест строить новую жизнь, мужья стали коллегами в отделении железной дороги. Сдружились и Лида с Соней. Обе были примерно на одном сроке беременности, и в октябре сорокового та и другая родили мальчиков.
С началом войны мужья ушли пробираться в сторону фронта, а женщины остались с малышами на руках. Оккупация края нацистским рейхом разделила подруг. Осенью 1941-го Соне пришлось нашить желтые латки, а к зиме их с сынишкой отправили в гетто.
Связь не прервалась. В гетто попало большинство докторов, и когда Лидин малыш (а равно дети других знакомых) хворал, взрослые находили тропки добраться до Сони, знавшей, где какой врач обитает.
Зимой в гетто начался голод, и восьмилетнюю Галю стали снаряжать с молоком к тете Соне и жившей с ней тете Асе. На девочку напяливали длинный мужской пиджак, внутри которого мама нашила глубокие карманы для бутылок.
Один тротуар улицы Кобрыньской (ныне Кирова) был свободен для хождения, а вдоль другого тянулась проволока – граница гетто. В условленном месте девочку ждала тетя Ася. Галя ныряла в лаз в ограждении, а тетя Ася сразу прикалывала ей желтые латы – по гетто девочка шла настоящей евреечкой.
Когда над гетто сгустились тучи, Галины мама с сестрой стали уговаривать Соню отдать малыша – одного с Игорьком возраста, не дай Бог что случится, вместе в семье воспитают. Но Соня рассудила иначе: коль умирать, то вместе.
Так и случилось – 18 октября 1942 года.
Муж Сони Михаил, ушедший из Бреста в первые дни оккупации, выжил один на всю семью. После войны он осел в Киеве, и они с Николаем Семикиным до последних дней жизни оставались друзьями.
Гибель брестского гетто разным очевидцам врезалась в память по-разному. Для Гали утро после расстрела запомнилось... снегом. Проснулась – за окном метет. В недоумении открыла балкон, а это перьевой пух. Семикины жили в паре кварталов от гетто, ближе к Садовой (Орджоникидзе), и звуков ночного погрома не слышали. Путь к составам, отправлявшимся на Бронную Гору, тоже проходил в стороне, и вестниками трагедии для многих горожан стали вспоротые перины и подушки.
«Идут белые снеги,
как по нитке скользя...
Жить и жить бы на свете,
но, наверно, нельзя.
Чьи-то души бесследно,
растворяясь вдали,
словно белые снеги,
идут в небо с земли.
Идут белые снеги...
И я тоже уйду.
Не печалюсь о смерти
и бессмертья не жду.
Я не верую в чудо,
я не снег, не звезда,
и я больше не буду
никогда, никогда...»
Да простит Евгений Евтушенко за фрагмент замечательного стихотворения, о другом писанного – но и об этом тоже...
После уничтожения брестской общины специальные патрули еще несколько недель вылавливали прятавшихся в подполах и других укромных местах последних узников гетто. Чаще это были дети. Главное в Галиной жизни потрясение – тела малышей лет трех-пяти с размозженными головами, покоившиеся то тут, то там по всей территории. Девочка в ужасе брела по помнившимся перенаселенными, а теперь пустым улицам и из скупых реплик взрослых узнавала механизм убийства. Говорили, что на детей не хотели тратить пуль – взяв за ноги, сносили голову об угол дома. Может, тогда у Гали и возникло подспудное желание стать акушеркой, первой встречать новые жизни и торжествовать над смертью.
Продолжение следует.
