Фашист⁠⁠

Прошло несколько десятков лет, но эта детская обида так и сидит занозой в памяти.

Стори:

Самый расцвет (а, может, и начало заката) брежневской эпохи. Мне 5 лет и я в детском саду. Скоро 9 мая. Вся страна охвачена единым патриотическим порывом (с). Воспитательница на уроке рисования торжественно объявляет, что сейчас вся группа будет рисовать на тему нашей Победы в ВОВ. Мы наперегонки усаживаемся за столы с разложенными на них листами альбомной бумаги, цветными карандашами, акварельными красками и кисточками. Прежде, чем послюнявить кончик карандаша, я уже знал, что нарисую. Конечно же, это будет КАТЮША! Та самая ракетная установка, от выстрелов которой под ногами фашистов горела земля, а сами они с криком "Гитлер капут!" драпали нах хаус. Легендарная Катюша с экипажем героических бойцов в моем исполнении должна была выглядеть вот так:

Зафиксировав картинку в своем детском воображении, я бросился переносить её цветными карандашами на бумагу. Увы, мои маленькие руки росли из такой же маленькой жопы, поэтому результат получился примерно такой (да простит меня неизвестный мальчик, чей рисунок я стырил с просторов интернета):

Справедливости ради признаюсь, что мой рисунок был еще страшнее, потому что выражение лиц у "моих" солдат получилось поистине зверским (уверен, не только рукожопы согласятся, что нарисовать нормальное лицо не так уж и просто).

"Советских солдат с такими лицами просто не может быть" - подумал я.

"Зато такие зверские рожи вполне годятся фашистам!" - вторила мне моя смекалка. В восторге от этого гениального решения я, недолго думая, пририсовываю к мундирам солдат по жирной свастике и с чувством выполненного долга сдаю рисунок воспитательнице.

На следующий день, после полуденного сна, выходим из группы на прогулку. Воспитательница собирает нас вокруг себя на веранде и спрашивает: "Ну-ка, дети, а кто нам расскажет, что он вчера нарисовал ко дню Победы!". Все, в том числе и я, отчаянно тянем руки, громко галдя: Я! Я! Я! - ох, как не терпится похвастать! Воспитательница водит указательным пальцем в воздухе, выбирая счастливчика. Внезапно её палец останавливается на мне: "А вот сейчас нам (Имярек) и расскажет! Ну, (Имярек), расскажи, что ты нарисовал?"

- "Катюшу и солдат!" - радостно выпаливаю я.

- "А каких солдат ты нарисовал?" - не успокаивается воспитательница. И не дожидаясь моего ответа, вдруг кричит: "Ты же фашистов нарисовал!!! Значит, и ты - ФАШИСТ!!". Негодующий взгляд за толстыми стеклами очков обводит всех детей по очереди, будто призывая в свидетели. "Он же фашистов нарисовал!!" - зачем-то ещё раз с возмущением выкрикивает она.

Я стою в оцепенении, втянув голову в плечи, и не знаю что отвечать. Дети реагируют по-разному - кто-то молчит, кто-то смеется и тычет пальцем... Мне ужасно стыдно и как-то неловко. Решение, казавшееся мне вчера единственно верным, таковым больше не кажется. В силу возраста и интроверсии я не в состоянии объяснить логику своего поступка, и просто тупо молчу. Дальше какой-то провал в памяти.

Последующие события, по-видимому, надежно заархивированы. Не помню, был ли я за это наказан, не помню, узнали ли об этом происшествии мои родители, не помню, дразнили ли меня фашистом.

Запомнил лишь момент судилища на веранде.