Дом Учителя
Я начал хорошо учиться. Не потому, что стал умнее, а потому что все друзья решили учиться, и мне одному шибуршить стало не в кайф. Рана хорошо зажила, и я о ней забыл. Стал участвовать в олимпиадах, посещать кружки, ходить в Дом Учителя на английские вечера. Приглашал с собой Анфису — не пошла. Ох, водит она меня за нос... Зря она отказалась, в ДУ было классно! Сначала обсуждают какую то тему, читают стихи, поют — и все на английском. Потом кинофильм. Фильмы привозили которых не было в прокате, но на английском. Захватывающий сюжет, а ты позорно понимаешь, что нужно было лучше постигать английский на уроках. Каждый раз, поздно вечером, я шел по скверу Победы к Стеклянной Струе на остановку троллейбуса и сожалел, что иду один, а не провожаю Анфису. А вот в фильме, что я только что посмотрел, «морячка» дама любила. И ее маленькая дочка его обожала. Правда ему пришлось удирать из страны, из-за убийства. Он нанялся на корабль и они уплыли в море. Только девочка проскочила на корабль и спряталась в шлюпке под брезентом. Корабль на катере догнала полиция и хотела арестовать морячка. Но был нюанс. Корабль уже находился в нейтральных водах. Морячок избежал ареста, но был нюанс. Девочка вылазила из шлюпки и упав в воду, начала тонуть. Моряк прыгает за борт и спасает ее, но есть нюанс — он лишился экстерриториальности в воде, и ему скрутили ласты. Я шел и думал о превратностях судьбы, и не знал, что меня тоже ждут превратности судьбы, по вине Вити Чалюка.
Лет через двадцать мне будут жидким азотом вымораживать проход в носу, чтоб я мог хоть как то дышать носом. Из носа текла сукровица и летели куски мяса. Профессор, глядя на меня сквозь очечки, говорил:
- А что же вы, батенька, хотели? У вас искривлена носовая перегородка.
- Профессор, но ведь мы же лечим аллергию, а не последствия удара?
- Не знаю, батенька, не знаю. Но у всех пациентов, с вашим типом аллергии, искривлена носовая перегородка.
Выходит Вильгельм Телль таки достал меня! Через двадцать лет долетела его стрела из арбалета. Это было очень плохо, но был нюанс. Юрисдикция аллергии не распространялась на маленький кусочек страны, на Сочи. Сочи оказался в нейтральных водах. Мне пришлось ехать туда, чтоб дышать. Получалось Чалюк своим куском льда выписал мне путевку в южный город Сочи. А я, повернув голову, уничтожил его «билет» на турпоездку в светлый город Магадан. По этапу.
Но тогда, этого никто не знал. Я опять торопился в школу, чтоб друзья успели списать у меня домашку. Наш класс подрос и заматерел. Только я оставался почти самым маленьким. На переменах мы убирали все с учительского стола, ставили поперек учебники вместо сетки, и играли в теннис книжками вместо ракеток. Резались от души, был чемпионат, и были болельщики. Я натренировался играть в теннис, когда ходил на стрельбу. У нас в тире был теннисный стол на втором этаже. Но лучше всех играл Благодя (Колька Благодарный). Преподаватели с трудом протискивались через толпу зевак к своему столу.
Если не играли в настольный теннис, то в классе устраивались танцы. Только у нас, в углу, возле доски стояло пианино. Зачем, почему? Не знаю. Но на перемене к нам прибегал Леша Литвинов и забойно играл твист на пианино. Играл он великолепно, а девчонки и пацаны танцевали. Жаль, что я не умел и стоял в сторонке. А Леха зажигал! Умудрялся играть и ногой, и у него получалось! Умудрялся в какой то момент повернуться и ударить по клавишам задницей. Пианино взвывало, но мелодии это не мешало, даже на оборот. Я, иногда, пытался выполнять партию ударных. Музыка гремела на всю школу, но нам никто не запрещал. Думаю не запрещали, потому что Леха играл великолепно. Жаль, что пусть и не скоро, но из пианино вылезли струны и танцы прекратились.
Как то постепенно такая активная жизнь переместилась из класса в предбанник нашего мужского туалета. Все потому, что наши пацаны стали курить по настоящему. Курили практически все, кроме меня и Семы. Но мы с ним тоже на переменах спешили в курилку, чтоб в клубах дыма пообщаться с друзьями. Чапа всегда сидел с пацанами на подоконнике, в котором был пропил от его термитной шашки. Он курил безбожно и постоянно делал «дракончика,» выпуская дым из уголков рта и из носа одновременно. В курилку приходили преподаватели покурить, и мы, без тени панибратства, просто общались с ними на волнующие нас темы. Я смотрел на это со стороны, и меня удивляла эта атмосфера общения соратников, делающих какое то общее дело. Я все еще болтался в детстве и разговаривая в курилке с Илларионовичем, подсознательно ёкал селезенкой. Казалось, что он вот сейчас, прямо в курилке, поставит мне двойку. Интересно было бы знать за что...