Дети Мары. Триптих Мары. История первая⁠⁠

1
Грек откупорил вино и плеснул в деревянную кружку доброго милсдаря Крушины. Привязался Крушина давно. Голодранец и плут, только и умел что клянчить и выпрашивать. Была Греку одна забава от старика. Все на свете паршывец знал. Будто варяжский Вотан одноглазый. Мог старик рассказать про дивных существ живущих в лесах и озёрах, пояснить почему его жена Марюшка ведьма горбатая, почему местный леший орет каждое полнолуние как резаный, где спрятал сокровище смог живший десятком годов ранее на горе подле Киева. Все знал. Но сегодня Грека интересовало только одно.
— Слушай Крушина… — начал Грек не зная как спросить напрямик — ты ведь всех местных знаешь, правда?
— Ну коли не всех, так многих точно, а почему спрашиваешь мылсдарь Грек?
Парень покраснел. Было ему всего двадцать лет отроду, и хоть покружыл он с отцом по миру уже годков восемь, торговал с местными племенами, видел хмурых жителей севера, однажды даже отбивал атаку мелкого конунга решившего на торговом пути разбойничать, но что с того коли произошло с ним то чего ранее не знал он. Влюбился. Впервые. По-настоящему.
— Здесь была девушка. Темные волосы, узкие глаза, высокая. Для ваших такая внешность большая редкость, может знаешь кто она? Покупала благовония и травы. Расплачивалась деньгами, тоже не под стать вашим.
Старик отпил вина и задумался на минуту.
— Думаю знаю о ком ты мылсдарь Грек. Вот только…
— Жената? — спросил с придыханием Грек. Он был уверен что сможет убедить отца что чужестранка годиться в жены, хотя ещё не знал как будет убеждать. В конце то концов, он ведь его единственный сын. Не откажет. Но вот если девушка отдана за другого, тогда все, пиши пропало.
— Да нет. Просто она не по зубам вам мылсдарь Грек. Никому не по зубам.
— Княжеская дочь, иль родственница?
Крушина расчесал пальцами длинную бороду внимательно посматривая на кружку. Грек тяжело вздохнул. Наглеет старик. Но налил.
— Ведьма. Такие дела мылсдарь. Настоящая.
Грек оторопел на секунду. После засмеялся.
— Да у тебя что не женщина то ведьма Крушина. Придумал все небось?
Русич отпил еще немного и мрачно промолвил.
— Отнюдь. Но здесь нужно рассказывать долго, с чего все начиналось.
Грек подвинулся к русичу и плеснул тому вина, по края.
— Так чего ждёшь? Начинай.
2
Судьба у Аннушки была тяжёлой. В десять лет осталась наполовину сиротой. Матушка ее утопилась в реке возле поселка. Так что тела даже не нашли. Только слышали крики. Да не поспели. Поговаривали люди что украли бабу водяные, утащили в свое подводное царство. Было в том что-то, ибо местный пастух Никола рассказывал что видел ее однажды возле речки, вычёсывала костяным гребнем из волос водоросли, бледная словно смерть с лицом опухшим, синюшным. Но пастух был пропойца ещё тот, потому кто верил, а кто у виска пальцем крутил. Говорили также что утопил ее в речке Семён, отец Аннушки. Было и в том правды, коли кто хотел увидеть. За полтора десятка прожитых лет, только то и делали что бранились и дрались. Мать была южных кровей, темноволосая, смуглая, вспыльчивая — красотка с норовом. Отец, мужик мужиком, к норовливим лошадям не приучен. Он и пил, не находя на жену управы покалачивал не раз, да и бывало что грозился утопить, куда без того. Вот потому говорили всякое, но толком правды никто не знал. Разве что Аннушка, да она не из тех кто трепать языком будет.
В тринадцать Аннушка совсем от дому отбилась. Отец к тому времени запил сильно, день и ночь друг от дружки не отличил бы. Потому не обратил внимания что дочь из избы среди ночи пропадает.
В лес мылсдарь у нас бабы не ходят одни. Там куча нечисти разной водиться, лешие, вурдалаки, упырь когда-то был, да извела его княжеская дружина. Тут девка сама по лесу бродит и ничего ей не страшно. Травки какие-то заваривает. На вечерницы не ходит, в ее то возрасте?
3
В лесах за поселком Полески стоит круг, из черных камней. Тринадцать из них просто камни как камни — омытые водой, обветренные они торчат в небо будто персты на руке гиганта. Но один. Он необычный. От него даже в жаркую погоду веет холодом, будто его только что вынули из воды.
На камне изображено женское лицо. Длинные локоны извиваться будто змеи, губы искривлены в усмешке, бесчувственной и злой, глаза лишённые души. В руке держит острый серпик. На голове венок из терний.
Аннушка с придыханием смотрит на изображение. Что-то в его чертах напоминает ее саму. Будто перед ней вторая мать. Она наклоняется ниже, опускается на колени. Взгляд девушки упирается в землю. Но даже во тьме ночи она видит как копошатся в грязи маленькие черви. Знает что это только плод ее воображения, но также понимает что здесь воображаемое представляет куда больше опасности чем реальное. Периферийным зрением улавливает движение темной фигуры, старается не смотреть на нее.
— Я звала тебя Дева, — сказало нечто, голос не был ни мужским ни женским, он напоминал Аннушке о копошасчихся на теле кошки жирных трупных личинках, о холодной стуже заставшей путника вдали от дома, о болезни разрывающей лёгкие тяжёлым кашлем, — долго же ты не отвечала мне.
Сердце девушки заболело, будто в него вогнали нож и сейчас проворачивали рукоять вокруг оси.
— Прости Матушка. Мне было страшно. Я была не готова лицезреть твое… великолепие.
Мара громко рассмеялась. Вороны сорвались с ветвей и испуганно замахали крыльями, удирая прочь от матери тринадцати ненастьев.
— Великолепие? Ты не можешь быть столь глупа Дева. Я позаботилась о том чтобы сельская знахарка давала твоей матери правильные травы. Чтобы ты выросла умной и талантливой девушкой. Значит льстишь. Хитра лиса. Но ты ведь знаешь кто я? Видела мое лицо когда гадала? Тогда ты знаешь в чем мое великолепие.
— Да… — Аннушка едва сдерживала слезы. Ещё никогда в жизни ей не было так страшно.
— Не реви Дева. Твоя мать родила тебя только благодаря моей помощи. Ты моя по праву.
— Я знаю Матушка — девушка заплакала.
— Не реви. Ты многое узнаешь, тебе откроются тайны неведомые другим. Будешь жить пока не надоест и сама не попросишь меня о смерти.ыы
3
— Так значит ведьма? — усмехнулся Грек.
— Да — со всей серьёзностью подтвердил Крушина.
— Кто сказал?
Скепсис Грека не прошел мимо ушей Крушины.
— Как кто? Люди. Люди все видят. После того как ее отец скончался три года назад осталась одна. Так никого к себе не подпускает. Кукует в девах хоть ей уже двадцать годков скоро. Мужа себе не ищет. Только по лесам да топям травы собирает, отвары разные готовит, людей и скотину лечит.
— А вам значит и то плохо? — с издевкой спросил Грек — Знахарка она. В травах розбирается. Ничего в этом такого нету. Я тоже немного знаю всякого, но с ведьмовством это не имеет ничего общего.
Крушина с подозрением взглянул на Грека. Но решив видимо что рогов у того нету, да и клыкастой пасти, разве что копытца в сапогах прячет, успокоился.
— Все то так мылсдарь Грек. Вот только где она всему этому набралась, а? Предыдущая знахарка сразу по ее рождении скончалась. Откуда ей знать столько?
Грек ответил.
— Значит есть у нее уши и немного сноровки. Вот ты такую травку… подорожник по вашему вроде, знаешь?
— Да кто не знает? — удивился Крушина — Приложишь к ранке и заживает быстрее.
— Оно все так Крушина, да не так — сказал Грек — Он и правда помогает, но его перетереть в кашицу надобно, и тогда уже прикладывать к ране. Вот ваша Аннушка скорее всего что-то услышала, до чего-то додумалась сама. Вот и получается что уже знает больше остальных.
— Как скажете милсдарь Грек, — с сомнением произнес старик — Но я в это не верю. По мне ведьма а с ними дело такое. Сегодня помогла, завтра навредит. Никакой стабильности.
Грек рассмеялся во весь голос. Несколько рабочих занимавшихся выгрузкой вина и погрузкой шкур оглянулись на него непонимающе.
— Так скажешь где искать? Я в долгу не останусь.
Крушина вздохнул.
— Коли так понравилась… Но пеняй на себя.
— Да господин Крушина, очень понравилась.
4
Иоанн Зервас — молодой купец из Константинополя, для местных жителей Грек — проснулся в не лучшем расположении духа. Первым же делом мысленно обругал Крушину за нелепые сказки которыми тот Грека продолжал кормить до вечера. Всю ночь какая-то чертовщина греку снилась.
Приснилось будто отец и мать плачут над его хладным трупом. Он поднимает вверх руки. Пытается обнять родителей. Объяснить им что живой. Что все в порядке. Но в тот же миг его руки покрываются цветами, бутонами алых маков и синих васильков, из груди пробиваются побеги степной травы, ноги оплетают лозы дикого винограда. Он пытается кричать, просит о помощи, но родители уже давно исчезли, вокруг только бескрайнее поле... и Аннушка. Черные косы разметал ветер, лицо красное от слез. Возле нее ребенок. Светлые волосы как у самого Иоанна. Красивый мальчишка.
— Это твой папа, видишь?— шепчет она ему — Вот эти маки и васильки. Это он. Правда красивый?
Затем они оборачиваются и уходят. Иоанн пытается кричать, но у него нет ни рта ни лёгких. Он просто земля и цветы. Мертвец вдали от дома.
— Глупости, — яростно прошептал он сам про себя — Это все Крушина и его глупые басни.
5
Едва увидев девушку он превратился в робкого мальчишку. Хороша — подумал он увидев как Аннушка в белом платье из простой ткани вышла из лесной чащобы. Из украшений только вплетенные в волосы цветы — маки и васильки. На лице лёгкая улыбка. Глаза с хитрым прищуром посмотрели на Грека.
— Значит так понравилась? — застала она купца врасплох — Даже не побоялся что в лягушку превращу? Я ведь взаправду ведьма.
— Понравилась. А можешь? — весело спросил он.
Она сделала задумчивое лицо. Подперла кулачком подбородок.
— Кто знает? Может и могу. Ещё не доводилось, но попробовать можно.
Он засмеялся.
— Откуда знаешь что понравилась?
Она сделала неопределенный жест руками и немного скосила вверх глаза.
— Птички напели.
Проклятый Крушина. Когда растрепать то успел? Ничегошеньки больше не получит.
Она весело на него взглянула.
— Ну коли смелый. Не побоялся чар темных пошли.
— Куда? — спроси он.
— Не знаю. Посмотрим.
6
Неделя прошла незаметно. Он смешил ее. Она была благодарна ему за это. Небольшая полянка покрытая цветами была им домом, небо крышей над головой, весь мир казался столь несущественным и далеким. Даже вечно жаждущая внимания Богиня умолкла. Аннушка видела ее темный, наполненный ненавистью взгляд взирающий из лесной чащобы. Чувствовала ее присутствие. Но впервые за долгое время Мара не нуждалась в ней, не принуждала приманивать к алтарю животных, читать знаки судьбы и возносить молитвы. Это было прекрасно. Госпожа многому научила ее. Как лечить и как калечить, как смотреть на картины прошлого и разбирать неясные очертания будущих событий, как подслушивать людей и избегать лесных тварей. Но даже так, дар тяготил девушку. Она понимала что ее госпожа зла и жестока. Видела взирающие из под земли пустые глазницы человеческих черепов. Знала что та голодна и наступит такой момент что животных ей будет мало.
Потому этот мальчишка — Иоанн показался глотком свежего воздуха. Он рассказал ей о виденные им далёкие края. О городе из которого приехал, такого большого что его нельзя обойти и за несколько дней. Не всему она конечно верила. Но даже так, она жутко ему завидовала, по хорошему конечно. Ей хотелось побывать в местах о которых он рассказывал, увидеть мир, который как оказалось был преисполненным чудес местом.
— Что случилось? — спросила она коснувшись его щеки — Ты сегодня очень молчаливый.
Она видела как внутри него происходит бой. Что-то мучило его.
— Я задержался здесь дольше необходимого. Мои люди негодуют.
Она огорчилась. Но мысль о том что его возможность скорого расставания огорчает не меньше чем ее придавала странного спокойствия.
— Ты ведь не навсегда? Вы с отцом каждый год здесь останавливаетесь на неделю. Я подожду.
— Плывем со мной, — слова сорвались с его губ так быстро что она поняла он хотел сказать их всю неделю — Я убежу родителей. Я..
— Я не могу, — прервала его она — Меня здесь кое-что держит и без позволения я не смогу уйти.
— Эта… Со злобными глазами? — тихо произнес он.
— Как?
— Я видел как она смотрит из леса. Кто она?
Аннушка не ответила. Не знала как объяснить. Но Иоанн оказался догадлив.
— Значит Крушина был прав. Ты ведьма. Это… Эта тварь из леса. Ты ей служишь? Не так ли? Добровольно?
Сердце упало вниз будто камень.
— Это что-то меняет? — тихо спросила она.
Он умолк. На один долгий миг, длиной в три удара ее сердца задумался.
— Нет. Если понадобится я заберу тебя у нее силой.
Аннушка прижалась к нему.
— Когда ты вернёшься?
— К середине осени.
— Я буду ждать.
7
Она упала на колени. Как тогда впервые. На глазах выступили слезы. Голос едва слушался, будто совсем чужой.
— Прошу… Прошу. Я...
— Ты обязана мне жизнью Дева. Я подарила ее тебе. Ты моя. До кончика чудесных локонов, до последнего ноготка.
— Я знаю. Но…
— Ты влюбилась — ответил голос карги, злой и гулкий, будто со дна глубокой ямы — Любовь скоротечна. Через несколько лет ты едва будешь узнавать в нем того человека которого видишь сейчас.
— Это неправда. Я молю тебя Матушка, прошу я люблю его как никого на целом свете не любила.
Мара ничего не ответила.
Где-то далеко в ночной тьме запел соловей. Тихо шуршали листья. В гнезде лешего маленькие зеленокожие детёныши сбились в кучу согретые теплом собственных тел, а одинокая утопленница чешущая на берегу волосы громко заплакала. Ей было грустно. Очень. Неведомо почему.
— Прошу Матушка.
— Приведи его ко мне. Хочу познакомиться.
Лицо Аннушки засияло. Слезы высохли так быстро как летний дождь на солнце.
— Спасибо Матушка. Спасибо. Этой осенью мы придем к тебе вместе.
Заскрежетал злой голос.
— Втроём Дева. Втроём.
Но счастливая девушка этого уже не слышала.
8
Он ступал на мягкую устеленную мхом и опавшими листьями почву следуя за ней вглубь лесной чащобы. Аннушка что-то напевала себе под нос. Сквозь ветви то и дело поглядывала полнощекая луна. В воздухе кружили гонимые ветром паутинки.
— Подожди — окликнул он Аннушку когда понял что не поспевает за ней.
Ничего не сказав она взяла его за руку и потянула за собой вперёд. Иоанн чертыхнулся перецепившись за корень торчащий из земли, затем ещё раз когда колючий куст ударил его веткой по лицу.
— Аннушка, подожди. Не спеши.
— Мы уже близко, — сказала девушка — она ждёт нас.
— Если я сломаю ногу по пути то тебе придется идти одной.
Она фыркнула.
— Либо нести тебя на руках.
Он залился хохотом. В лесу что-то ответило ему бурным взрывом смеха, истерического, напрочь лишённого рассудка. К первому голосу присоединился второй, затем третий и вот уже весь лес ходил ходором от громкого, нелепого смеха.
— Что это? — спросил он.
— Не обращай внимания они безобидны, главное не подходить слишком близко. Да и кормить пожалуй не следует.
— Да но… — только собирался спросить он как впереди показалась поляна.
Тринадцать черных камней выше взрослого человека раза в два наверное создавали что-то наподобие небольшой сцены посреди которой стоял ещё один. На нем было вырезано женское лицо. Он посмотрел на Анну. Казалось что человек вырезавший изображение в камне делал это вдохновляясь ее лицом, но забыл вложить в него хоть каплю человечности.
— Похожи, да? — спросила девушка.
— Как две сестры, одну из которых вырастили волки — указал он на злобный оскал на лице изображения богини.
— Тссс… Не надо так. Она может обидеться.
Обволакивающая их тьма стала гуще когда они сделали шаг в круг. Звёзды до сих пор такие яркие поблекли, превратившись в отражения в мутной луже. Воздух прохладный и свежий стал невыносимо душным, словно в склепе.
Аннушка опустилась на колени и жестом показала Иоанну что ему следует сделать то же самое. Нехотя он подчинился.
— Опусти лицо, — сказала девушка.
— Зачем? — спросил он.
— Она… Она не любит когда на нее смотрят.
— Ладно, — он опустил взгляд в землю и сразу же почувствовал странное облегчение. Словно камень упал с плеч.
В душной тишине послышались шаги. Мягкие. Звериные.
— Здравствуй гость. Каково твое имя?
— Иоанн госпожа.
— Надо же. Прелестное имя. Вспыльчивый? Быстро голову теряешь? — она хохотнула с одной ей понятной шутки.
Затем продолжила.
— В каких богов веришь Иоанн?
Он сглотнул.
— В единственного настоящего. Бога.
Раскатистый взрыв хохота. Где-то в лесу ему вторили неведомые лесные твари.
— Но как же я? По твоему я не настоящая?
Он почувствовал как когтистая лапа вцепилась ему в подбородок и резко дернула голову вверх.
— Так взгляни же.
Он увидел ее глаза. Злые. Пылающий холод, пустота, ярчайший оттенок кромешной тьмы. Ему захотелось кричать. Но из горла вырывалось только сдавленное стенание. Они были похожи, но женщина смотревшая на него была демоном, исчадием из Гиенны Огненной. Будто две части одного целого. Добро и зло воплощенные в двух отдельных телах.
— Ты глупый мужчина — злобно прорычала она — Мы и есть одно целое, она моя частица, она моя…
Горло сдавило. Иоанн задыхался не способный сделать хоть что-то с оцепенением разбившим конечности.
— Матушка, прошу… — он увидел Аннушку. Она подняла руки к своей чудовищной сестре — Я все отдам. Только пожалуйста пощади его.
Глаза ведьмы блеснули во мраке.
— Правда все?
Аннушка обреченно кивнула. Иоанн уставился на нее полными ужаса глазами.
— Я хочу твоего нерожденного ребенка.
— Не надо — простонал он.
Анна кивнула.
9
Они вышли из леса вместе. Как и пришли. Подол ее платья был измазан кровью а сама Аннушка бледной как смерть.
Он не мог выбросить из головы картину. Та тварь держала в руках то, что через несколько месяцев должно было стать их с Аннушкой ребенком. Он презирал себя за бессилие. За то что не смог ничего сделать. Его пугала даже мысль о том что он просто оцепенел, никакой магии не было, он просто жалкий трус не способный защитить то что было ему дорого. Лучше бы он умер. Но так же он не знал как смотреть в лицо Анне. Он ненавидел ее за то что она совершила. Видимо что-то увидев в его взгляде девушка простонала.
— Любимый, я…
Но окончить не успела. Упала.
10
Следующие несколько дней он ухаживал за ней. Как мог. Хотя врачеватель из него был не очень. Вскоре Анна пришла в себя. Она была все ещё слаба, но указала на бутыли с снадобьями которые должны были ей помочь. Следующие две недели он засыпал и просыпался возле нее, прислушивался к дыханию. Кормил.
Когда за окном выпал первый снег он разжёг огонь в печи и как всегда лег возле нее. Сонная и теплая она прижалась к нему.
— Не бросай меня — тихо сказала Аннушка — Я не могла поступить по другому. Я люблю тебя.
На следующее утро корабли отплыли. Он знал что больше никогда не вернётся. Знал что будет видеть сон в котором девушка приходит с ребенком на его могилу до конца своих дней. Но остаться не мог. Там посреди леса на опушке в кругу камней что-то было бесповоротно утеряно.
11
Весной она совсем оправилась.
Мутные ручейки воды весело текли с холмов в овраги, превращая последние в непроходимые болота. В лужах возле деревни весело плескались гуси. Люди, будто только что покинувшие берлоги медведи сонно шатались жалуясь на прохудившиеся крыши и размытые водой тропинки.
Аннушка, едва только первое солнце немного осушило землю отправилась в лес. Дорога была знакомой. До боли.
Вдали показался леший. Его зелёный мех сейчас был бурым от грязи в которой бес успел вываляться. Он показал девушке язык и безумно хихикнув сбежал в кусты.
Она увидела алтарь. В свете весеннего солнца он не выглядел ни опасным, ни впечатляющим, просто нагромождение камней. Внутри круга рыхлая земля превратилась в грязь. Легкие шаги девушки оставляли на почве четкие отпечатки. Мара сказала что она сможет умереть стоит ей только попросить. Она не видела смысла жить. Потеряла все что ей дорого и теперь пришла чтобы отдать добровольно последнее что имела. Жизнь.
Она наклонилась чтобы встать на колени, но что-то остановило ее. Маленькая ручка коснулась ее ноги. Девушка вздрогнула. На нее немигающим взором смотрел ребенок. На вид лет трех-четырех отроду.
— Мама — тихо сказал он.
Аннушка ошарашенно смотрела на дитя, из каменного изваяния вышла Мара.
— Растет не по годам. Правда?
Горло девушки душило от едва сдерживаемого рыдания.
— Как?
Мара улыбнулась.
— Оставайся со мной, я покажу.
12
Времена менялись. Казалось не очень быстро. Но Крушина знал в чем секрет. Времена как штопаный тысячу раз плащ. Там ниточка, тут лоскуток и вот проходит несколько лет, а от старых времен почти ничего не осталось.
Пришло лето, а Грек так и не вернулся. Были другие греки, но того самого Грека не было. Одни рассказывали что его корабли затянуло водоворотом, другие что разбились о пороги. Лоскуток.
Княжеская рать то и дело воевала с непокорными соседями. Панко и Венцеслав, сыны Крушины ушли служить в княжескую дружину. Собирались вернуться богатыми, сыграть свадьбы, построить новые избы. Не вернулись. Ниточка.
Аннушка ушла в леса насовсем. Говорят построила на опушке избу, живёт там вдалеке от всех. Говорили также что видели там ребенка, лет шести, пугливого будто его волки растили. Ниточка.
В Киеве исчезали дети. Говорили будто их забирает черная женщина с недобрыми глазами. Заморский священник говорит что забирает только не крещенных в его веру. Врёт наверно. Да тут поди пойми. Лоскуток.
Вот так от старых времен оставалось все меньше и меньше. Вскоре, если не помрет прежним останется только Крушина.
— Налей-ка мне вина добрый господин Грек, а я тебя историями порадую. Не пожалеешь.