Дегенератор помех
Свет погас в тот самый момент, когда наша доблестная рота Высшего военного… и так далее…училища, уже досматривала задолбавшую всех, обязательную программу «Время» по телевизору, стоявшему в проходе казармы. Вмиг сделалось темно и грустно, как в том детском мультфильме, где отмороженный на всю голову крокодил, украл и проглотил Солнце.
Мигнув тусклым желтым глазом, зажглось аварийное освещение в оружейной комнате и на тревожном пульте над тумбочкой дневального по роте.
Тишина висела недолго. Через три секунды, в нависшем мраке, Серега Ермолин по кличке Угол (ротный лидер – распиздяй), противно завопил визгливым бабьим голосом – Кошелёк!!! Люди добрые, кошелек украли! Там хлебные карточки! С голоду пухнем! Держи гниду!
Рыжий потомок тевтонских рыцарей Олежка Кондаков, также образец хуёвого поведения и ветеран гауптвахты, известный широкой публике под псевдонимом Ганс, нёсший службу на тумбочке в качестве дневального, тут же оценив опасность всеобщего затмения, чётко поставленным загробным голосом произнес – Ахтунг, ахтунг! Люфт алярм! (воздушная тревога). Руссише флюгцойге! (русские самолеты). Всем оставить золото, драгоценности и спуститься в бомбоубежище! Шнеллер, шнеллер!
– А ну цыц, нахуй! – вскочив с табуретки и обернувшись, вякнул, сидевший в первом ряду командир 2-го взвода капитан Бугаев, жополиз и карьерист, корчивший из себя охуенного полководца всех времён и народов – Всем оставаться на местах! – и вприпрыжку метнулся в канцелярию роты звонить дежурному по училищу (проявить невъебенную бдительность и оперативность).
– Уходят золотые погоны! – понеслось ему вслед из темноты – Дави офицерьё, братишки! Все на Петроград! Анархия – мать порядка! – распинался какой-то матросик – анархист (очевидно с броненосца «Князь Потёмкинъ - Таврический»).
Раздался тихий свист и во тьме прозвучал хриплый бас – А ну, боров жирный, волоки из клифта котлы и портмоне! А вы, мадам, извольте сумочку и цацки!
– Не лезь до ридикюля, быдло подзаборное! Полиция! – неуверенно пискнул голос, максимально приближенный к женскому.
В революционной неразберихе разбойная шпана уже чистила буржуев. Народ веселился и тянулся в умывальник на перекур. Телеэфир безмолвствовал.
Рядом с постом дневального приоткрылась дверь кабинета командира батальона, полковника Чернышева, и в чёрном проёме Врат Преисподней показалось тело майора Недельского, нашего ротного командира по основному месту службы, и Великого Мозгоёба по совместительству.
Ганс хотел было крикнуть – Рррота, смирно! Дежурный по роте на выход! – но, услышав из недр темного кабинета булькающий голос уже бухого в жопу комбата с логичным вопросом
– Я, ёб…, чо бля… нах…?! – разумно не стал перебивать старшего по званию.
Синхронный переводчик с пьяного на человеческий язык, в лице ротного, тут же перевел эту фразу более внятно – Что за хуйня?!
В эти трудные для страны годы, когда курсантская рота осуществляла просмотр программы «Время», с целью идеологической закалки и воспитания патриотизма в духе высокой сознательности и беззаветного служения воинскому долгу, а НАТОвские разжигатели холодной войны и подстрекатели гонки вооружений уже щелкали хищными клыками у рубежей нашей Советской Родины, они с комбатом невозмутимо разыгрывали очередную сложнейшую алкогольно - шахматную партию (бухали). Поле сражения дислоцировалось на комбатовском столе. Пешками – пехотинцами служили граненые стаканы, вместо коней были куски вареной колбасы, а в качестве слонов выступали плавленые сырки из военторга. Ферзи – две бутылки водки, которые, как и положено ферзям, ходят, когда захотят, куда захотят, и бьют всех без разбора. Так оно и было.
Пешки стремительно и яростно чокались в рукопашной схватке, ряды коней редели на глазах, от слонов в жестоком бою отрывались куски плоти. Один ферзь, без признаков жизни уже валялся на бренном полу кабинета в хлебных крошках, лохмотьях фольги от сырков и барханах сигаретного пепла, а другой, наполовину раненый, все еще участвовал в битве, указывая пехоте основное направление главного удара. И тут свет померк. Воцарилась электрическая мгла…
– Что за хуйня?! – полувнятно повторил Недельский и перевел нетрезвые глаза на пульт тревоги над головой дневального, туда, где тускло мерцала лампочка дежурного освещения.
Ганс задрал голову вверх, прищурив один глаз, посмотрел на источник света, и авторитетно заявил – Дежурное освещение, херр майор, а, через секунду мечтательно добавил – Лоне стар…
– Чего, мать – перемать?! (у ротного было хуевато с языками романо-германской лингвистической группы).
– Лоне стар – Одинокая звезда по-немецки – уточнил подъёбщик Ганс, давясь от внутреннего смеха.
– Да пошел ты на хуй – спокойно сказал командир роты, совершенно не тронутый древнегерманской лирикой.
– Ё – бана – рот! – булькнуло из глубин кабинета комбата, что на трезвом языке могло бы означать – Срочно разобраться и принять меры!
Командир роты развернулся на звук и доложил в темноту – Свет погас какого – то хуя, тащпалковник, щас разберемся! – на что Ганс беззвучно зашипел Недельскому в спину – А это не свет погас… Это АД идет за вами… Он уже близко… Он пришел за вами, охуевшие грешники… Он уже дышит смрадом в ваши ёбаные затылки… Черти… Черти уже драят свои сковородки… Уже рубят дровишки и таскают ведрами смолу … Ыыы… И тихо подвел итог – Алкоголишес швайн!
Услышав какое-то шипение в тылу, ротный обернулся, но Ганс, вытянув руки по швам, сделал такой преданный взгляд, как будто увидел перед собой не майора Советской Армии в очень нетрезвом состоянии, а самого рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера в сыром и мрачном подвале Берлинского гестапо на процедурах пыток членов Компартии Германии.
Недельский, презрительно окинув с головы до ног и обратно лакейскую фигуру немца, случайно зыркнул в окно возле дневального, и вмиг застыл, словно каменное ебало на Острове Пасхи.
В окнах соседней казармы второго батальона горел яркий свет, как в ночном капиталистическом Лас-Вегасе с их сраными казино, кабаками и девицами очень лёгкого поведения.
Командир роты понял всё, и, взяв на себя обязанности дневального, заорал в тёмное и жуткое подпространство – Дежурный по роте, на выход, ёб твою мать!
Секундная стрелка часов над головой дневального, сделав глубокий вдох, с грохотом начала отсчет.
Из зловещего лабиринта коек, на ходу поправляя шапку и повязку «Дежурный по роте», лязгая рукояткой штык - ножа об бляху ремня, как пират перед абордажной атакой, вывалился сержант Юрик Горин по кличке Мориман (известный читателю по рассказам «Геройская гибель Варяга» и «Хобот пьяного дракона»), и развязной походкой грека – контрабандиста, пошаркал к посту дневального для доклада.
– Товарищ майор, дежурный по роте сержант Горин! – бодро, насколько было возможно, представился Юрик.
– Где ответственный офицер, капитан Бугаев?! – ротный задал простой детский вопрос, на который Мориман ответа знать не мог, хотя должен был.
Дело в том, что моряк уже минут сорок, как дрыхнул в тиши казармы на личной шконке, не снимая сапог, повязки и ремня со штык - ножом, и снились ему отнюдь не уставы Вооруженных Сил СССР.
На хер бы ему, спрашивается, был нужен незабвенный капитан Бугаев, всё командование роты, батальона, училища и Генштаба Сухопутных Войск в целом, если он в это время, держа в одной руке бокал с Мохито, а в другой варёного омара, ставил раком на пляже Копакабаны знойную мулатку с грудью пятого размера!
Несведущий Мориман перевел взгляд на Ганса с немым вопросом – Что здесь происходит?
Ганс, лицезревший в бликах дежурного освещения гнусную фигуру Бугаева, крадущуюся к двери канцелярии, тут же сдал горячо любимого командира взвода. – Капитан Бугаев находится в канцелярии роты с телефонным докладом дежурному по училищу об отключении электроэнергии.
– На хуя? – обречённо спросил Ганса ротный, предвкушая визит дежурного по училищу, пьяного комбата и себя в роли его собутыльника.
– На хуя? – безразличным эхом вторил Мориман, уже без Мохито, омара и мулатки с большим бюстом.
– Да потому, что Красные уже в городе! Да-с, господа! (Ганса понесло) – Штабс - капитан Бугаев отбыл на телеграф, упредить его высокопревосходительство и Великого Князя о наступлении Краснопузых! Доигрались в демократию?!
– Хорош пиздеть – подвел итог ротный – Я знаю, в чем тут дело. Токо у нас одних нет света. Горин, пиздуй вниз, в подвал, в ёбаную радиорубку, и волоки ко мне за яйца этих двух блядских гамадрилов. Это они, уёбища, захуярили так, шо мы остались без света.
– Есть! – пиздонул Мориман, и со словами – От же, ёбаные кнехты – затопал вниз по лестнице, а ротный с криками – БугаЁв! БугаЁв! Отставить! Не звони, идиот! – щёлкая клыками, как Вервольф в полнолуние, вприпрыжку понёсся в канцелярию, чтобы отгрызть подлую руку предателя, сжимающую трубку телефона прямой связи с дежурным по училищу.
5 минут спустя
– Вот на хера было приносить эту поебень в казарму?! Какого ж ослиного болта, вы, два пиздонутых Эйнштейна, приволокли эту хуйню с кафедры ебучей радиоэлектроники в расположение роты, в свою нахуй никому не нужную, радиомастерскую, в ёбаную пещеру под названием: «Приют одиноких долбоебов»?!
В свете керосиновой лампы «Летучая мышь», отбрасывая по стенам и потолку причудливые зловещие тени, командир роты майор Недельский метался по кабинету. Лик его был ужасен. Это был лик зверя. Он жаждал курсантской крови за прерванное удовольствие выпивки и закуски. А в другом конце казармы, в своих апартаментах томился осоловевший и унылый комбат, грешная душа которого тоже жаждала водки и продолжения банкета.
– Как в ваши дебильные головы пришла мысль экспериментировать с этим блядским агрегатом, шо у нас по всей казарме выбило свет, а дежурного электрика мы щас хуй, где найдем?!
– Они ж, в рот их ебать (электриков), все вольнонаёмные, и хер ложили на свое дежурство и законы Ома! Им насрать на лампочку Ильича, наши потёмки и электрификацию всей страны!
Ротный бегал по проходу кабинета от окна до входной двери, и периодически останавливался, чтобы поочерёдно заглянуть в две пары невинных и честнейших курсантских глаз
Мигнув тусклым желтым глазом, зажглось аварийное освещение в оружейной комнате и на тревожном пульте над тумбочкой дневального по роте.
Тишина висела недолго. Через три секунды, в нависшем мраке, Серега Ермолин по кличке Угол (ротный лидер – распиздяй), противно завопил визгливым бабьим голосом – Кошелёк!!! Люди добрые, кошелек украли! Там хлебные карточки! С голоду пухнем! Держи гниду!
Рыжий потомок тевтонских рыцарей Олежка Кондаков, также образец хуёвого поведения и ветеран гауптвахты, известный широкой публике под псевдонимом Ганс, нёсший службу на тумбочке в качестве дневального, тут же оценив опасность всеобщего затмения, чётко поставленным загробным голосом произнес – Ахтунг, ахтунг! Люфт алярм! (воздушная тревога). Руссише флюгцойге! (русские самолеты). Всем оставить золото, драгоценности и спуститься в бомбоубежище! Шнеллер, шнеллер!
– А ну цыц, нахуй! – вскочив с табуретки и обернувшись, вякнул, сидевший в первом ряду командир 2-го взвода капитан Бугаев, жополиз и карьерист, корчивший из себя охуенного полководца всех времён и народов – Всем оставаться на местах! – и вприпрыжку метнулся в канцелярию роты звонить дежурному по училищу (проявить невъебенную бдительность и оперативность).
– Уходят золотые погоны! – понеслось ему вслед из темноты – Дави офицерьё, братишки! Все на Петроград! Анархия – мать порядка! – распинался какой-то матросик – анархист (очевидно с броненосца «Князь Потёмкинъ - Таврический»).
Раздался тихий свист и во тьме прозвучал хриплый бас – А ну, боров жирный, волоки из клифта котлы и портмоне! А вы, мадам, извольте сумочку и цацки!
– Не лезь до ридикюля, быдло подзаборное! Полиция! – неуверенно пискнул голос, максимально приближенный к женскому.
В революционной неразберихе разбойная шпана уже чистила буржуев. Народ веселился и тянулся в умывальник на перекур. Телеэфир безмолвствовал.
Рядом с постом дневального приоткрылась дверь кабинета командира батальона, полковника Чернышева, и в чёрном проёме Врат Преисподней показалось тело майора Недельского, нашего ротного командира по основному месту службы, и Великого Мозгоёба по совместительству.
Ганс хотел было крикнуть – Рррота, смирно! Дежурный по роте на выход! – но, услышав из недр темного кабинета булькающий голос уже бухого в жопу комбата с логичным вопросом
– Я, ёб…, чо бля… нах…?! – разумно не стал перебивать старшего по званию.
Синхронный переводчик с пьяного на человеческий язык, в лице ротного, тут же перевел эту фразу более внятно – Что за хуйня?!
В эти трудные для страны годы, когда курсантская рота осуществляла просмотр программы «Время», с целью идеологической закалки и воспитания патриотизма в духе высокой сознательности и беззаветного служения воинскому долгу, а НАТОвские разжигатели холодной войны и подстрекатели гонки вооружений уже щелкали хищными клыками у рубежей нашей Советской Родины, они с комбатом невозмутимо разыгрывали очередную сложнейшую алкогольно - шахматную партию (бухали). Поле сражения дислоцировалось на комбатовском столе. Пешками – пехотинцами служили граненые стаканы, вместо коней были куски вареной колбасы, а в качестве слонов выступали плавленые сырки из военторга. Ферзи – две бутылки водки, которые, как и положено ферзям, ходят, когда захотят, куда захотят, и бьют всех без разбора. Так оно и было.
Пешки стремительно и яростно чокались в рукопашной схватке, ряды коней редели на глазах, от слонов в жестоком бою отрывались куски плоти. Один ферзь, без признаков жизни уже валялся на бренном полу кабинета в хлебных крошках, лохмотьях фольги от сырков и барханах сигаретного пепла, а другой, наполовину раненый, все еще участвовал в битве, указывая пехоте основное направление главного удара. И тут свет померк. Воцарилась электрическая мгла…
– Что за хуйня?! – полувнятно повторил Недельский и перевел нетрезвые глаза на пульт тревоги над головой дневального, туда, где тускло мерцала лампочка дежурного освещения.
Ганс задрал голову вверх, прищурив один глаз, посмотрел на источник света, и авторитетно заявил – Дежурное освещение, херр майор, а, через секунду мечтательно добавил – Лоне стар…
– Чего, мать – перемать?! (у ротного было хуевато с языками романо-германской лингвистической группы).
– Лоне стар – Одинокая звезда по-немецки – уточнил подъёбщик Ганс, давясь от внутреннего смеха.
– Да пошел ты на хуй – спокойно сказал командир роты, совершенно не тронутый древнегерманской лирикой.
– Ё – бана – рот! – булькнуло из глубин кабинета комбата, что на трезвом языке могло бы означать – Срочно разобраться и принять меры!
Командир роты развернулся на звук и доложил в темноту – Свет погас какого – то хуя, тащпалковник, щас разберемся! – на что Ганс беззвучно зашипел Недельскому в спину – А это не свет погас… Это АД идет за вами… Он уже близко… Он пришел за вами, охуевшие грешники… Он уже дышит смрадом в ваши ёбаные затылки… Черти… Черти уже драят свои сковородки… Уже рубят дровишки и таскают ведрами смолу … Ыыы… И тихо подвел итог – Алкоголишес швайн!
Услышав какое-то шипение в тылу, ротный обернулся, но Ганс, вытянув руки по швам, сделал такой преданный взгляд, как будто увидел перед собой не майора Советской Армии в очень нетрезвом состоянии, а самого рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера в сыром и мрачном подвале Берлинского гестапо на процедурах пыток членов Компартии Германии.
Недельский, презрительно окинув с головы до ног и обратно лакейскую фигуру немца, случайно зыркнул в окно возле дневального, и вмиг застыл, словно каменное ебало на Острове Пасхи.
В окнах соседней казармы второго батальона горел яркий свет, как в ночном капиталистическом Лас-Вегасе с их сраными казино, кабаками и девицами очень лёгкого поведения.
Командир роты понял всё, и, взяв на себя обязанности дневального, заорал в тёмное и жуткое подпространство – Дежурный по роте, на выход, ёб твою мать!
Секундная стрелка часов над головой дневального, сделав глубокий вдох, с грохотом начала отсчет.
Из зловещего лабиринта коек, на ходу поправляя шапку и повязку «Дежурный по роте», лязгая рукояткой штык - ножа об бляху ремня, как пират перед абордажной атакой, вывалился сержант Юрик Горин по кличке Мориман (известный читателю по рассказам «Геройская гибель Варяга» и «Хобот пьяного дракона»), и развязной походкой грека – контрабандиста, пошаркал к посту дневального для доклада.
– Товарищ майор, дежурный по роте сержант Горин! – бодро, насколько было возможно, представился Юрик.
– Где ответственный офицер, капитан Бугаев?! – ротный задал простой детский вопрос, на который Мориман ответа знать не мог, хотя должен был.
Дело в том, что моряк уже минут сорок, как дрыхнул в тиши казармы на личной шконке, не снимая сапог, повязки и ремня со штык - ножом, и снились ему отнюдь не уставы Вооруженных Сил СССР.
На хер бы ему, спрашивается, был нужен незабвенный капитан Бугаев, всё командование роты, батальона, училища и Генштаба Сухопутных Войск в целом, если он в это время, держа в одной руке бокал с Мохито, а в другой варёного омара, ставил раком на пляже Копакабаны знойную мулатку с грудью пятого размера!
Несведущий Мориман перевел взгляд на Ганса с немым вопросом – Что здесь происходит?
Ганс, лицезревший в бликах дежурного освещения гнусную фигуру Бугаева, крадущуюся к двери канцелярии, тут же сдал горячо любимого командира взвода. – Капитан Бугаев находится в канцелярии роты с телефонным докладом дежурному по училищу об отключении электроэнергии.
– На хуя? – обречённо спросил Ганса ротный, предвкушая визит дежурного по училищу, пьяного комбата и себя в роли его собутыльника.
– На хуя? – безразличным эхом вторил Мориман, уже без Мохито, омара и мулатки с большим бюстом.
– Да потому, что Красные уже в городе! Да-с, господа! (Ганса понесло) – Штабс - капитан Бугаев отбыл на телеграф, упредить его высокопревосходительство и Великого Князя о наступлении Краснопузых! Доигрались в демократию?!
– Хорош пиздеть – подвел итог ротный – Я знаю, в чем тут дело. Токо у нас одних нет света. Горин, пиздуй вниз, в подвал, в ёбаную радиорубку, и волоки ко мне за яйца этих двух блядских гамадрилов. Это они, уёбища, захуярили так, шо мы остались без света.
– Есть! – пиздонул Мориман, и со словами – От же, ёбаные кнехты – затопал вниз по лестнице, а ротный с криками – БугаЁв! БугаЁв! Отставить! Не звони, идиот! – щёлкая клыками, как Вервольф в полнолуние, вприпрыжку понёсся в канцелярию, чтобы отгрызть подлую руку предателя, сжимающую трубку телефона прямой связи с дежурным по училищу.
5 минут спустя
– Вот на хера было приносить эту поебень в казарму?! Какого ж ослиного болта, вы, два пиздонутых Эйнштейна, приволокли эту хуйню с кафедры ебучей радиоэлектроники в расположение роты, в свою нахуй никому не нужную, радиомастерскую, в ёбаную пещеру под названием: «Приют одиноких долбоебов»?!
В свете керосиновой лампы «Летучая мышь», отбрасывая по стенам и потолку причудливые зловещие тени, командир роты майор Недельский метался по кабинету. Лик его был ужасен. Это был лик зверя. Он жаждал курсантской крови за прерванное удовольствие выпивки и закуски. А в другом конце казармы, в своих апартаментах томился осоловевший и унылый комбат, грешная душа которого тоже жаждала водки и продолжения банкета.
– Как в ваши дебильные головы пришла мысль экспериментировать с этим блядским агрегатом, шо у нас по всей казарме выбило свет, а дежурного электрика мы щас хуй, где найдем?!
– Они ж, в рот их ебать (электриков), все вольнонаёмные, и хер ложили на свое дежурство и законы Ома! Им насрать на лампочку Ильича, наши потёмки и электрификацию всей страны!
Ротный бегал по проходу кабинета от окна до входной двери, и периодически останавливался, чтобы поочерёдно заглянуть в две пары невинных и честнейших курсантских глаз