Завод Прогресс
Введение.
"Дорогие читатели, добро пожаловать в увлекательный мир русского автопрома — места, где время остановилось, а здравый смысл, кажется, никогда и не начинался. Перед вами не просто завод, а настоящая эпопея абсурда, где ржавые станки гордо именуются 'наследием', а рабочие — это не просто люди, а философы, постигшие дзен в бесконечных перекурах. Я, ваш скромный автор, приглашаю вас заглянуть в этот цирк на колесах, где каждая машина — это шедевр, если под шедевром понимать что-то, что разваливается с особым шармом. Здесь директор мечтает о мировом господстве, хотя его детища едва доезжают до ближайшего светофора, а коллектив свято верит, что главное — не результат, а процесс желательно с чашкой чая в руках. Итак, устраивайтесь поудобнее, ведь эта история — не просто рассказ, а гимн стойкости, упрямству и умению превращать любой провал в повод для гордости."
Глава 1: Завод имени вечного вчера
Утро на заводе имени Прогресса начиналось так же, как и последние сорок лет: с протяжного скрипа ворот, который местные ласково называли "гимном труда". Ворота, кстати, давно не закрывались до конца — то ли из-за ржавчины, то ли из-за философского принципа "всё равно воровать нечего". Над цехами висел густой туман, сотканный из выхлопов, пыли и чьих-то несбывшихся надежд. Здесь, в этом уголке индустриальной романтики, рождались автомобили, которые могли бы стать легендой если бы хоть один из них доехал до конца испытательной трассы.
В центре этого хаотичного великолепия стоял директор завода, Геннадий Петрович, человек с лицом, будто выточенным из старого карбюратора. Его оптимизм был настолько непробиваем, что рабочие подозревали: либо он гений, либо давно потерял связь с реальностью. Скорее всего, и то, и другое. Сегодня он, как обычно, обходил цеха, размахивая руками и вещая:
— Товарищи! Наши машины — это не просто транспорт! Это душа России! Они крепкие, как наш характер, и надёжные, как… как… — он задумался, подыскивая сравнение, — как мой старый диван!
Рабочие, лениво крутящие гайки на конвейере, переглядывались. Диван Геннадия Петровича, по слухам, уже лет десять держался на скотче и молитвах — идеальная метафора для заводских шедевров.
Конвейер, кстати, был отдельной гордостью. Его построили ещё при Брежневе, и с тех пор он работал в режиме "когда хочет". Сегодня он решил устроить себе выходной, издав серию жалобных стонов и выплюнув на пол пару болтов. Рабочий по имени Витька, ветеран с двадцатилетним стажем и взглядом, полным вселенской тоски, лениво пнул один из болтов обратно под ленту.
— Ну всё, теперь точно поедет, — буркнул он, закуривая. — Главное, чтобы начальство не видело, что мы опять вручную собираем.
Рядом с Витькой трудился Серёга, местный философ и мастер по части "починить всё молотком". Он кивнул на груду деталей, которая должна была стать машиной:
— Смотри, какая красота. Если её не заводить, никто и не догадается, что тут половины нет.
И правда, на заводе царила особая магия: умение создавать видимость работы. Половина машин сходила с конвейера без двигателей, зато с такими блестящими бамперами, что любой бы позавидовал. Геннадий Петрович называл это "стратегией": мол, главное — внешний вид, а начинку потом как-нибудь придумаем.
В этот момент в цех влетел запыхавшийся секретарь директора, Коля, парень лет двадцати пяти, который до сих пор не понял, как оказался в этом аду.
— Геннадий Петрович! Беда! Завтра приезжает комиссия из Москвы! Говорят, проверка! И ещё какой-то немец с деньгами, хочет вложить в нас миллионы!
Директор замер, его глаза загорелись, как фары у "Жигулей" на последнем издыхании аккумулятора.
— Миллионы, говоришь? Немец? Это наш шанс, товарищи! Завтра мы покажем им, что такое русский автопром! Всем бросить всё и готовиться! Красить, чистить, полировать! И уберите этот дым — скажем, что это пар от новых технологий!
Рабочие переглянулись. Витька сплюнул окурок прямо на пол, а Серёга хмыкнул:
— Ну всё, теперь точно конец. Либо немец сбежит, либо мы его случайно покрасим вместе с машиной.
Так начался очередной день на заводе имени Прогресса — день, полный абсурда, надежд и уверенности, что даже если всё рухнет, это можно будет выдать за гениальный план. А пока цех наполнился звуками суеты: кто-то тащил краску, кто-то прятал брак, а Геннадий Петрович уже мысленно представлял, как его имя войдёт в историю. Ну, или хотя бы в местную газету.
P.S. от автора: Думаете, это выдумка? О, нет, друзья мои, это лишь бледная тень реальности. Настоящие заводы ещё прекраснее: там конвейер может не просто сломаться, а уйти в отпуск, а директор — написать мемуары о том, как он победил капитализм ржавой отвёрткой. Читайте дальше, если осмелитесь.