Туман. Наступило утро. Нежный багрянец овладевает небом. Тишину разрезал свист пули, вслед за ним глухой стук упавшего тела.
Мы штурмуем эту крепость часа два. Грязные земляные окопы, сначала тут были русские, но мы вытеснили их к стенам, их было слишком мало, что бы защищаться.
Снова выстрел, их тех 20 осталось, кажется, всего несколько человек, а судя по звукам, мы скоро окажемся в крепости.
Каково это? Быть последним защитником, понимать, что за твоей спиной жмутся друг к другу женщины и дети, что ты единственная их надежда. Ведь если мы выиграем, их расстреляют, как свиней на убой. Жестоко. Это жестоко. Никому не нужна эта война, ни им, ни нам. Почему мы так поступаем? Зачем рушить жизни, мир, себя? По сути, мы ничем не отличаемся от них, они такие же люди, как и мы. Я бы так же боролся за их правду, может даже еще ожесточеннее, чем здесь. Такое положение учит не чувствовать смерти. Рыдать над погибшими можно будет потом, когда все закончится, или не закончится, это уж для кого как.
Война- это слабость. Прямое доказательство того, что ты не можешь решить свои проблемы сам. В Германии тот же тоталитарный режим, что и в Союзе, просто завернут он в яркую упаковку.
Надоело это. Когда я был еще молод, я хотел на войну. Познать страсть жизни и смерти всегда притягательно. Но я ошибался, смерть мерзка, словно зловонная яма, к которой мы все когда-нибудь придем. Жизнь же слишком коротка и желанна, что бы ей так просто тратиться.
Что-то изменилось. Затих постоянно работающий приемник. Может в него попала шальная пуля? Хорошо бы, осточертел этот постоянный шум. Но тут что-то другое. Стихло вообще все настолько, что стало слышно ручей неподалеку. Неужели сдаются? Я слышал много историй про русских. На прошлой неделе к нам в дивизию пришел солдат, Карл. Да, по-моему, его звали Карл. Он рассказывал страшные вещи. Славяне сражаются, даже если нет никакой возможности выжить если только не сдастся в плен, но они не прогибаются.
Из соседней ямы поднялась голова Ханса, как обычно без каски, он когда то говорил что ему плевать на эту войну, и он просто ждет пока его пристрелят. Он самый везучий человек, которого я знаю, неудивительно, что он все еще жив.
Сделал знак что не знаю что произошло. Поднялся. Видимо все, выиграли?
Пригляделся. Солнце взошло и стало видно стены, все в мелких дырках от пуль, внизу люди. Хотя нет, уже не люди- трупы. Вон та дыра в стене, была раньше входом в подвал, его взорвали гранатой. Стоит фигура. Не наш. Хотя уже нет понятия наш- не наш, есть свой- чужой. До ужаса худой, это видно даже с такого расстояния. За его спиной были видны сгорбленные фигуры людей. А он стоял и смотрел в небо.
Вольфганг вкинул руку. Уже успел подумать о том, что он собирается пристрелить его, но он лишь вскинул руку козырьком, отдавая честь. Все солдаты вытянулись. Сейчас было не важно, что будет потом с нами, это как хорошая партия в карты, дань игре, что произошла сегодня с хорошим противником.
Мы, может быть, могли бы быть с ним друзьями. В другой реальности. Сейчас же это казнь. Казнь жизни, и казнь совести.
