oldnarik

Дорогие мои подписчики, все две тысячи восемьсот два человека! Я вас очень прошу, плюсаните этот мой последний пост, пусть он взлетит высоко! По традиции, несколько комментов для минусов внутри. Я рад, что вы читаете, и вам нравится, но основная моя задача - чтобы этот рассказ попался на глаза человеку, который нуждается в помощи, но сомневается. Если благодаря этой моей писанине хотя бы ОДИН спасется, цель будет с лихвой достигнута. Ведь этот один - он так же значим, как я для себя, а Вы - для себя. Тут же я оставлю телефон Вадима - 8-922-323-07-07. Если кто-то нуждается в помощи рядом с вами - пусть решится и позвонит. Спасибо.

Спустя пару дней меня начали отправлять старшим группы – благодаря тому, что у меня был свой телефон. «Центровых» телефонов не хватало, своих практически ни у кого не было, а отправлять группу без связи было опасно. И вот тут ко мне постучался еще один «звоночек».
Мы вшестером поехали на захоронение. У меня к тому времени не осталось никаких заначек – ни денег, ни чая. Тоска. Деньги на проезд были у меня. По пути в маршрутке я стал рассуждать.
«Нас шестеро. Маршрутка битком. На остановке «больница» выходит много народа. Если я в общей сутолоке отдам денег за черверых, никто ничего не заметит. У меня останется 36 рублей левака, хватит на 100-граммовую пачку чая.» Решение уже было практически принято. Но чем ближе мы были к остановке, тем больше я сомневался. «Ты собираешься поступить нечестно. Ну и что? Водитель не обеднеет. Центр не пострадает. Да, но ТЫ поступишь нечестно. Ты фактически украдешь.» Я был удивлен, но теперь для меня это имело значение. Я почти месяц жил без алкоголя, без табака. Не сказать, что я прямо поверил в Бога, но я уже сомневался. Хотелось быть полностью «чистым». Мне нелегко далось решение отказаться от чая (в пользу чего??? Какой нахер правды, Саня? Какого нахер Бога, Саня?? Ты это всерьез сейчас?), но я нашел в себе силы и приготовил бумажный стольник. Машина затормозила, и парни, которые сидели ближе к выходу, ломанулись к двери. Я протянул водителю стольник за его спиной.
- Стоять ухари! Куда это вы дернулись, а?! А платить кто будет? – водитель оказался неожиданно агрессивным, двери были по-прежнему закрыты.
- Открывай, папаша, че за дела, вон тебе деньги тянут! – тут водитель заметил стольник у меня в руке, открыл дверь и что-то бурча насыпал мне в кулак сдачу.
Я вышел из машины весь красный. Я понял, что если бы попытался обмануть водителя, я был бы мгновенно разоблачен. Слава богу, думал я, что я принял решение не обманывать. По дороге к ритуалке я успокоился и пересчитал сдачу. Сдачи было ровно на 40 рублей больше, чем надо.
В такие моменты все чувства и эмоции еще очень близко, поэтому осознавалось это все потихоньку в течение дня. А вывод был только один – поступи я неправильно – был бы наказан. И напротив, я принял верное решение, и вознагражден за это.
Был еще момент: куда-то мы шли с рекламы, по-моему, добирались обратно в центр. Тут у многих сложилось мнение, что это все происходило в Перми – так вот, это не так. В Перми сейчас Вадим, и я туда езжу к нему в гости. А было это все в небольшом, очень благополучном городе. Благополучным он был из-за пары нефтяных и горнодобывающих компаний, которые в нем находились. Поэтому с ребусами была вечная проблема – тут просто было очень мало алкоголиков и наркоманов. По правилам организации, за каждого присланного ребуса откуда-нибудь из Уфы нужно было отдать своего – ведь именно уфимцы проделали работу, чтобы найти этого ребуса и убедить его поехать на реабилитацию. А где его взять, своего? Все лица людей в этом городе были ясными, свежими, на молодежь было приятно посмотреть – ухоженные, опрятные, бодрые. Город был настолько благополучным, что родители позволяли своим маленьким детям гулять дотемна, нисколько не опасаясь за их судьбу – преступности практически не было.
И вот, возвращались мы в центр, и прям резануло по глазам – сидит в сквере у крупного торгового центра дедок с медалью, сидит на скамейке, трезвый, и просит милостыню. Причем не где обычно сидят попрошайки – на проходных местах, где мимо идет большой поток народу, сидя на земле. А сидя на обычной скамейке в сквере, где особо никто не ходит. Гуляют мамы с колясками тихонько, ну, мы вот прошли. В общем видно – не профессионал. Настолько этот дедок выбивался из общей картины этого города, настолько «резал глаза», что я, прошедший уже было мимо, тормознул парней и задумался, к чему бы это. Ответ пришел быстро. Десятью минутами назад я засунул один из двух полтинников, бывших у меня на тот момент в заначке, в игровой автомат, который каким-то чудом сохранился в укромном уголке возле этого торгового центра. «А вдруг повезет!» - мы с парнями посмотрели пару минут на кувыркающихся обезьянок, и разочарованные пошли дальше. А тут старик – несчастный сидит в благополучном городе и лопочет что-то про пенсию, которую никак не может оформить. И вот такие мысли у меня: то есть бездумно проиграть полтинник ты можешь, а старику помочь – жалко? Ну, я и отдал последний ему. Вынеся из этой ситуации еще одну истину, которую, видимо, само Существование хотело мне открыть: никогда не играй.
Я заканчиваю. Я пробыл в центре полтора месяца. Если бы я не поверил, меня бы уже не было. Если бы не центр, я бы не поверил. Вадим часто говорит об этом: в центре Бог начинает работать с каждым, в центре вещи начинают случаться. Мое нынешнее отношение к жизни даже неправильно называть верой, потому что вера – это когда ты не знаешь, но принимаешь на веру. Я же, со всем своим скептическим умом, был поставлен в такую ситуацию, что просто не смог уже отвертеться. Мне все было показано, и даже слишком явно. Поэтому, наверное, я недостоин слова «вера». Меня ткнули носом. Я часто вспоминаю, как мы с руководителем центра Костей пошли по делам: ему надо было отправить пару тысяч руководителю центра в соседний город в качестве подарка на день рождения, а у меня была карта Сбербанка. Костя уважал меня, и я мог быть с ним откровенным. Слово за слово, и я сказал: « Костя, ну ты же не думаешь всерьез, ты же видишь мой ум, ты видишь, кто перед тобой стоит, ты же не думаешь, что я в ваши сказки и в вашего Бога поверю когда-нибудь?» «Не знаю, Саня… Господь чудесен. Господь чудесен...» Я еще тогда подумал: "Вот ты жучара упертый!"
P. S. Светка, та, что со СПИДом, сейчас уже умерла. Но умерла на три года позже, чем ей предрекали врачи. Леха-туберкулезник, которого готовили к операции по удалению туберкулемы, хотели вырезать, она у него неожиданно оторвалась. Тут бы ему вроде и конец, но он как-то удачно очень закашлялся, да и выплюнул ее целиком. Сейчас руководит центром в Уфе. Был еще паренек со мной в центре, Слава-ВДВшник, не довелось про него тут рассказать. Через слово у него был мат, всегда как-то перевозбужденно отвечал, весь дерганый был. Вадим говорил про него, что бесы в нем живут, не иначе… Поначалу он казался мне самым там деструктивным, хотя когда я уезжал, я отметил, что, по сути, он оказался наоборот, самым безвредным из всех. Несмотря на свой стиль общения, поступал он всегда правильно и по совести. Так вот, я упоминал, что временами наезжаю в гости к Вадиму в Пермь – я его видел там три раза, а признал только вот, в последний, до того он изменился. Он руководитель центра в Перми – а я все смотрю, лицо знакомое… Ну, знакомое, и знакомое, думаю, руководители часто у Вадика собираются, может, в прошлый какой раз видел. И тут вдруг: да это ж тот Славка! Он стал спокойным, как удав просто – я поэтому его и не мог узнать! Он чуть поправился, небольшая бородка появилась, но вот неузнаваемым стал из-за этого своего спокойствия внезапного. Видать, бесы-то все вышли!)

Наверное, сейчас многие из вас посмеиваются и думают – ну, раз совпадение, ну, два совпадение. Вот дурачок! Вы знаете… Я не верю в совпадения. Я стал задумываться об этом, обернулся назад. Припомнил массу ключевых моментов, нашел кучу таких «совпадений». Когда какие-то события, которых вроде не долно было быть, какой-то дикий «фарт» проносил меня мимо зоны, мимо смерти. Правду говорят: Бог всегда рядом, он всегда готов войти в твою жизнь и помочь, есть только одна проблема – он не может сделать этого сам, без приглашения. Он всегда тихонько, едва заметно стучится, но нужно, чтобы ты САМ открыл ему дверь. Видимо, в моей жизни это произошло в тот момент, когда я, бухой и потерявший веру во все, тупо повторил за Димой из центра, в который я не поехал, что-то вроде: господи, прошу, приди в мою жизнь, возьми ее в свои руки и руководи мною. Не знаю, что было бы, попади я изначально в тот центр, в который хотел. Не знаю, что было бы, не схлестни меня жизнь с Вадимом – более сильного, убедительного проповедника я не видел и по сей день. С того дня, как я бросил курить, я стал наблюдать за тем, что вокруг происходит очень пристально, с прищуром. И на сегодня в моей жизни уже столько «насовпадало»… С наркоманского дна меня вынесло наверх, сейчас я не пью, не курю, работаю директором по персоналу крупного холдинга, у меня есть любимая девушка, хобби, увлечения, есть друзья. Не каждый человек, даже безупречно, без ошибок, подобных моей, проживающий свою жизнь, добивается гармоничной жизни. Мне же это все дано. Иначе, как чудом, я это назвать не могу. И, если вдруг, я заблуждаюсь относительно Бога… Пусть оно будет, это заблуждение! Благодаря которому мое сердце чистое, я правильно себя веду по жизни, стараюсь не причинять вреда ни себе, ни окружающим, относиться к этому миру с любовью, благодаря которому у меня в жизни все получается – пусть оно будет! (Но мы-то с Богом прекрасно знаем, что никакое это не заблуждение!)))

Все же, после долгих раздумий я пришел к выводу, что против меня играла какая-то мощная сила. Списать на случайность я это не мог, таких случайностей не бывает. Тогда я условно назвал эту силу «дьявол». Сейчас я в этом не уверен – все же в тот день я получил настолько мощную «прививку»… Во-первых, тогда я понял: раз что-то играет против меня, значит что-то играет и ЗА меня, ведь я все же ни разу не закурил… Во-вторых… Парадоксально, но я вдруг почувствовал себя не одиноким, не потерянным в этой жизни. Ведь если за тебя идет борьба – значит, ты представляешь какую-то ценность. Ну, и в-третьих, держаться в следующие дни было легче. Физически было также тяжело, но я уже знал, что у меня достаточно сил. Все происшедшее со мной в тот день я могу описать следующим образом: я всегда смотрел на жизнь через одно-единственное окно, и просто не мог представить себе, что может быть и другое. В этот день на меня как будто откуда-то сзади абсолютно неожиданно упал луч. Я знал, что никаких окон больше нет, но и луч ниоткуда тоже не мог взяться. Поэтому я замер, прищурился и очень внимательно стал оглядываться.
Я очень ждал окончания 14-дневного срока минимальной реабилитации, прописанного в анкете. По его окончанию мне должны были вернуть мой телефон, в котором был радиоприемник, наушники у меня тоже были с собой.
Вообще, такие вещи делались крайне неохотно. В принципе, эти 14 дней могли тебе запросто продлить еще на 14, если ты, например, покурил. Ведь это значит, что ты не совсем реабилитировался, и не очень-то заслуживаешь доверия. Отступлю, чтобы рассказать еще об одном нюансе, который заслуживает, на мой взгляд, внимания. Мне это кажется огромнейшим недостатком этих центров. Теоретически, по окончании минимальной двухнедельной реабилитации, человек мог потребовать вернуть его домой. И теоретически же, центр должен был это сделать, причем отправить человека, как я понимаю, за счет центра. На практике же, этот момент постоянно оттягивался. С одной стороны, это справедливо. Человек неделю приходил в себя, у него только-только стала чистой голова… Мне, например, понятно, что за такой короткий срок поменяться в человеке ничего не может – даже никотиновые ломки становятся ощутимо легче только через месяц… Нужно подумать и о центре – с такой рентабельностью он просто перестанет существовать. Ребуса привезли (потратили средства), неделю выхаживали (потратили средства), неделю он работал, но не каждый день (получали средства), теперь надо его отправлять (потратить средства). Видно, что экономика получается отрицательная. Поэтому уговаривали, убеждали остаться. На мой субъективный взгляд, для того, чтобы утвердиться в трезвой жизни, и остаться «на плаву» и вне центра нужно 2-3 месяца. Нужно сказать, убедить остаться получалось практически всех. За две недели человек приходил в себя, смотрел на жизнь трезво, мог взвесить все за и против, оценить, что с ним будет «на гражданке». Самый сложный период с ребусами – их первые 2-3 дня. Тогда они буквально рвутся из центра, придумывая любые причины. «Это не мое», «важные дела не сделаны», «я передумал», «подруга ждет»… Но мы-то знаем, что это все всего лишь ломка, или обычное желание затянуться сигаретой, которое на второй-третий день становится сильнее ломки. Я очень терпимый и мирный человек, но я столько раз видел таких «стремящихся», они всегда так одинаково себя ведут, что мне хотелось пристегнуть их насильно наручниками – пройдет эта ломка, очнутся от нее, вот и пусть решают, а сейчас в них говорит наркоман, а не они сами. Но многие такие срывались из центра – я уже говорил об этом. Через две недели отпускает ломка, какой бы она ни была, ребус или бросает курить, или привыкает жить, покуривая по тихушке… В общем, практически все остаются. НО! Я не раз видел, как человека, который провел в центре 2-3-4 месяца, и вроде уже стабилен, и он хочет домой – его все равно уговаривают остаться. Я понимаю руководителей центра – раз он в центре так долго, он, скорее всего, уже полностью чистый, не сорвался, не сбежал, на него можно надеяться – ценный кадр. Таких стараются продвигать по иерархии. Но ребята, у человека может есть какая-то и своя жизнь, вне центра, у него есть мама, папа, может, девушка, может, профессия. Но ему внушают: вне центра тебя ждет старая жизнь – ты опять будешь колоться, бухать, воровать. Мне видится все же функция центра – поставить человека «на ноги» и отпустить в обычную жизнь. Не внушать ему, что вне центра он сорвется, а внушать, что теперь он сможет все преодолеть, теперь он способен справиться.
Как бы то ни было, через две недели я в ультимативном порядке потребовал свой телефон, при этом дав понять, что домой пока не собираюсь. Телефон мне вернули, посмотрели на меня пару дней. Я не стал вызванивать барыг, не стал заматывать телефон и покупать билет домой, я ходил на заявки и слушал музыку. То, что я бросил курить, как-то сразу стало известно, даже не знаю, как. Тут как раз сбежал мужичок с белой горячкой, и Костя разбил весь центр по группам и отправил нас искать его, параллельно всучив всем стопки рекламы, чтобы не гуляли зря, а занимались по дороге полезным делом. Ну и, раз я потихоньку входил в доверие, а старших на всех все равно не хватало, меня отправили старшим. В моей группе, кроме меня, были еще Инна и Дима – оба сравнительно новенькие. Причем, если Дима был достаточно управляемым пареньком, то Инна была еще та «прошаренная» юная наркоманка. Такие встречаются редко, и лучше бы совсем не встречались: язык подвешен, умная, при этом никаких моральных устоев – опытная «разводила» и «кидала» с честными глазами.
Мы прошли пару остановок по одной из центральных улиц, я высматривал потеряшку, а Инна все это время прибалтывала Диму, треплясь с ним о жизни и завоевывая себе союзника. Я этот момент упустил, прохлопал. Через пару остановок Инна заявила:
- Пошли по дворам, объявления клеить будем на подъездах, чего мы по центральной улице все идем, там этого старика встретить столько же шансов, сколько и здесь.
Инна хотела курить. Она знала, что сдавать я не буду – не в моих правилах, но курить на центральной улице опасалась – мимо запросто могла проехать маршрутка с кем-нибудь из старших братьев, и в центре ей бы влетело.
- Нет, здесь народу намного больше, и вероятность встретить его тоже больше. Забудьте про рекламу – главное найти потеряшку.
- Не знаем, что для тебя главное, нам вот сказали еще и рекламу клеить, так ведь Дима?
- Да, лучше пойти по дворам! – Дима уже полностью был в ее власти. Я понял, что происходит, и закипел от возмущения.
- Я старший группы, и мы пойдем там, где я решу!
- Смотри какой, два дня, как дали телефон, а уже такой старший стал, что большинство не слушает, да Дим? Ты как хочешь, а мы пойдем по дворам!
Дима, этот сучий телок, послушно засеменил за манипуляторшей во дворы. Во мне все бушевало. Я плюнул: «хотят курить – пусть идут курят, суки, а я вернусь в центр и скажу, что они не послушались и свалили»!
Я прошел обратно, впервые за эти дни в непривычном одиночестве, два квартала, и меня как водой окатило! «А если с ними что-нибудь случится? Они молодые, ментам не смогут правильно ответить? Если «пыхнут»? Если сорвутся и забухают? Украдут что-нибудь? Кто виноват будет? ТЫ!» Я развернулся и побежал, ища их глазами. Я, наверное, впервые в жизни до такой степени наплевал на свое самолюбие, об которое сейчас просто вытерли ноги. Я готов был униженно следовать за ними по их маршруту, лишь бы приглядывать за ними, и не допустить чего-то более серьезного, чем сигарета. Я вообще впервые в жизни поставил интересы организации выше своих собственных – такого не было никогда, и это был один из тех драгоценных моментов в центре, которые позволили мне обогатиться духовно и сменить вектор деградации на вектор развития. Я нашел ребят и был с ними до конца поисков. Мужичка мы, как я уже говорил, не нашли.

Путь к соседнему дому пролегал через школьный двор позади самой школы. Когда сопляки в трех метрах от меня распечатали свежую пачку сигарет, разобрали несколько сигарет и закурили, я начал что-то подозревать. Раньше я с чистой совестью отобрал бы у них пачку, напинал всем под жопы и разогнал. Сейчас я круто повернул в сторону и быстрым шагом пошел прочь от искушения – если бы я отобрал у них пачку, я бы не сдержался. Держаться и так было все сложнее. С Ильей и Денисом мы встретились в условленном месте через час. За это время рядом со мной закуривали (я начал считать) двенадцать раз. Один раз я не сдержался и взял протянутую сигарету. Но не закурил. Я чувствовал, что сегодня происходит что-то необычное. Меня расстреливали искушениями, как из пулемета. Я был в шоке, такого не было ни разу ни до, ни после в моей жизни.
- Ну как, держишься?
- Из последних сил уже, пацаны, не могу. Вот сигарета, покурите на меня, пожалуйста, бля буду не сдам!
Мне отчаянно хотелось табачного дыма. Парни закурили и стали выдувать мне в лицо, я с наслаждением, жадно вдыхал. Смертельно хотелось взять сигарету и сделать хотя бы одну затяжку, но я знал – сделай это, и все будет кончено. Назавтра я поеду домой (решение мое было твердым), и все начнется сначала.
Я считал, сколько раз я мог в этот день стрельнуть сигарету и закурить, к концу нашей пятичасовой работы у меня получилось 32 раза. Каждый раз это был мучительный выбор, на пределе возможностей. Я молился и впервые искренне просил у бога помощи – я сам не мог совладать с таким количеством искушений. Были моменты, я плакал, отвернувшись, чтобы не видели прохожие. Это все было черезчур. Это было сильнее меня, я не мог совладать с этим. Я встречался с пацанами, они видели, что со мной происходит. Курили на меня раза четыре в этот день, и это был максимум, который я себе позволял – взять сигарету в руки я не решался. Точнее, не так: я СМОГ ни разу не взять сигарету в руки.
К концу дня я был просто ошарашен происходящим: то, что происходило вокруг меня, было мистикой, этому не было объяснения; та борьба, которая происходила внутри меня, также была доселе невиданной. К вечеру я уже не понимал, что заставляло меня держаться и откуда у меня брались силы сопротивляться. Я не понимал, почему я до сих пор не закурил. В конце я уже сопротивлялся искушениям по привычке: я уже знал, что из-за следующего угла выйдет человек с сигаретой, из подъезда выйдет человек с сигаретой, мимо пройдет компания, и все будут курить. Я отворачивался от этого уже изнуренно, но отворачивался. Я за полдня так закалился в этих боях, как никогда раньше в жизни. Поэтому когда в конце дня, перед самой встречей с парнями, перед возвращением в центр, я нашел стоящую рядом с урной едва начатую «полторашку» пива, я уже не удивился. Я взял ее и принес показать Илье с Денисом. Мы сели на скамеечку, и я рассказал все, что происходило сегодня со мной.
Реакция парней была парадоксальной. Как-то одна дама, занимавшаяся изучением паранормальных явлений, рассказала мне случай из своей жизни. Где-то на окраине Саратова была квартира с «барабашкой». Там летали предметы, сам собой загорался холодильник. Жильцы атаковали власти с требованием предоставить им другое жилье. Дама узнала об этом случае, и пригласила участкового милиционера провести в этой квартире 12 часов, чтобы, так сказать, хоть как-то зафиксировать официально эти явления. А происходили они там часто.
И вот, сидят они там на кухне с этим участковым, чай пьют, и вдруг чугунную крышку с кастрюли-скороварки, стоящей на плите, неведомая сила срывает, грохает об стену до выбоины на стене, уносит в коридор, бьет по стенам там, опять приносит в кухню, пару раз так все это повторяется и крышка падает у их ног. Слава богу, никого не задело. Они с хозяйкой квартиры кричат участковому: - ВИДИТЕ?!! Крышка!!! Летает!!! Сама!!! А участковый спокойно так отвечает: - Ну, вижу. Крышка. Летает. Сама. И что? Это же не уголовное преступление…
Так и парни поразительно равнодушны остались к моему рассказу. Больше я никому об этом не рассказал, но вечером я всерьез задумался. Я всю жизнь был атеистом, не верил ни в Бога, ни в черта. Но сегодня произошло нечто, что коренным образом выбивалось из моей картины мироздания, и произошло не с кем нибудь, а со мной. Надо было что-то с этим делать. Надо было дальше с этим жить. Хотелось закрыть на это все глаза, но не получалось. Без какого-то разумного объяснения я не мог двигаться дальше

Но один день изменил все в моей жизни.
Многие из нас покуривали. В центре практически все знали, кто точно не курит – таких парней делали «старшими». Им давали телефон (приятный бонус – если были наушники, можно было по пути на заявку и с нее слушать радио! Наконец-то запрещенная «мирская» музыка! Волшебство!), на заявки они ездили главными. Они забирали деньги у заказчика и передавали руководителю или помощнику. Они принимали решения и несли ответственность за всю группу. Все знали так же, кто из тех, кто точно не курит, сдаст куряк, а кто нет. Надо сказать, самые отчаянные могли внагляк покурить и при тех, кто сдавал. Что он ему сделает на заявке? Пошел, стрельнул сигарету, и закурил.. Таких обсуждали на собраниях. Таких могли отправить и в другой центр. Но такое отчаянное «отрицалово» встречалось редко. В основном, все курили втихушку, по углам. Я удивлялся себе – оказывается, пачка в день, которую я курил на гражданке, была абсолютно излишней. Если в центре я находил возможность покурить с утра – даже одну сигарету на двоих, буквально несколько затяжек, этого хватало, чтобы никотиновый зверь ослабил свою хватку. Можно было существовать до следующего утра. Но если такой возможности не предоставлялось – все мысли были только о том, как покурить. Однажды, кто-то покурил прямо в бане, которая стояла в нашем дворе. И вечером на собрании Вадим стал говорить об этом. Я немного отступлю, чтобы прояснить один момент.
Я уже говорил, что Вадим был региональным руководителем, в его подчинении были до десятка центров в округе. Но все они были меньше нашего. Как-то раз, по каким-то делам мы зашли с руководителем нашего центра Костей в другой, находящийся в нашем городе – я очень удивился тому, насколько он отличается. Обычная трехкомнатная квартира, семеро обитателей: руководитель, две сестры и четверо ребусов. На кухне на столе в свободном доступе стояло вкусное печенье – штрих, лучше всего характеризующий взаимоотношения здесь. Тут не было конкуренции за ресурсы, не было борьбы за заявку «полегче и повкуснее», все жили одной небольшой семьей, у всех были очень близкие, доверительные отношения, все делалось сообща. Наверное, про такой центр нужно писать отдельно, и я этого сделать не смогу. С первого взгляда было видно, что там абсолютно другая психология, нежели в нашей неплохой, в общем-то, но все же многочисленной ватаге. Мы были своего рода казармой, тут же была фактически семья.
По идее, руководителем нашего центра был Костя. Собрания должен был проводить он, он их и проводил. Но благодаря тому, что Вадим со своей женой жил на территории нашего центра, самого большого в регионе по численности, он часто присутствовал на собраниях и подключался к обсуждению вопросов. Я упоминал, что всегда с насмешкой относился и к верующим, и к религии. По началу, я не упускал возможности подколоть их и здесь. Услышав, например, выражение «страх божий», я высказывался:
- Для меня это абсолютно дикое и неуравновешенное выражение. Если Бог – олицетворение любви, истины, Отца, наконец… Всего самого доброго и позитивного, как мне кажется. То страх – наоборот негативное чувство, сковывающее, отрицательное, не продуктивное и вредное. Как можно их совмещать, эти понятия? Бред!
Костя на такое мое высказывание мог ответить что-нибудь вроде: ты не дорос еще в вере, чтобы это понять, но оно к тебе придет. Вадик же всегда смотрел в самую суть проблемы и всегда объяснял, как он это понимает. Он говорил о Боге очень весомо, с жаром. Меня никогда не убеждали слова или какие-то мысленные, логические конструкции, но в случае с Вадимом было видно, что есть ЧТО-ТО, что стоит за всеми его словами. Для наглядности, чтобы вы поняли, я сравню их с Костей с человеком, продающим вам автомобиль, который стоит рядом, в гараже. В случае Кости, он рассказывал о библии и о боге так, как будто гараж был закрыт, но Костя имел информацию из надежного источника, что автомобиль там есть, и что он именно таков, как Костя о нем говорит. Правда, было видно, что он САМ этот автомобиль ни разу не видел, и говорит с чужих слов. Вадим же говорил так, как будто гараж всегда при вашем разговоре был открыт – вот же он, автомобиль, ты и сам можешь его увидеть! Поэтому с Вадимом разговаривать было очень интересно, и я старался находить моменты вне собраний, чтобы понять его взгляд на те или иные вещи, это было интересно и познавательно. Было видно, что говорит он тот чистого сердца, при этом человеком он был весьма неглупым. Я делал это так часто, что другой давно бы уже послал меня, но не Вадик. Он всегда терпеливо объяснял. Поэтому к его словам, весомым и убедительным, всегда все прислушивались.
И в этот раз кто-то покурил прямо в бане центра.
- Мы тут каждый день говорим о жизни, о Боге, о правильном отношении друг к другу – и курим за углом! Поймите, курение – это зависимость, ЛЮБАЯ зависимость противна Богу. В Библии написано: тот, кто грешит – есть раб греха. Я вам по опыту могу сказать, пока вы сами не решите порвать со всеми своими прежними зависимостями, пока вы не скажете – Господи, помоги мне от этого всего избавиться – в вашей жизни ничего принципиально не произойдет, вы не начнете меняться. Тут кто-то говорит – у меня дед до ста лет курил, и нормальным человеком был – это не про вас!!! Раз вы оказались в центре, к вам уже другие законы применимы, понимаете?! Вы – не дед, для вас один-единственный возможный выбор – быть полностью, абсолютно чистым! Не пить, не колоться, не курить, не лгать, не предавать, не воровать – только с чистым сердцем у вас возможность жить дальше есть. Позволь оставить маленький грешок себе – все, вы пропали. За этот грешок, как за ниточку, вытащится все остальное со временем. Сейчас вы не бухаете и не колетесь, потому что в центре. Что вы будете делать в своей обычной жизни, как вы там жить собираетесь? Вам кореш позвонит – здорово Юрок, сколько лет, сколько зим, давай увидимся! Да не бухать, не колоться, просто покурим постоим! Пока во рту у вас сигарета, пока вы эту соску у дьявола сосете, соли ваши, бухло и героин – они тут, в двух шагах! Близко очень! Если ты этого не понимаешь и куришь, прости Господи, насрать на тебя! Рядом с тобой твой брат, который хочет к свету двигаться и бросить курить, но он не может, потому что он тебя каждый день с сигаретой видит! Ты сам на дно идешь, и ты же его за собой туда же тащишь! Если ты сам не понимаешь этой необходимости – бросить курить, есть правила центра, ты их в анкете читал, курить тут нельзя! Не можешь бросить – вали тогда, прости Господи, из центра, не мешай исправиться тем, кто это пытается здесь сделать!
Не знаю почему, эта гневная «проповедь» меня до костей пробрала. Все было очень справедливо сказано, возразить было нечего. Мне стало по-настоящему стыдно. Я думал над этим весь вечер, и решил: с завтрашнего дня я бросаю курить. То есть, конечно, в жизни я пытался бросить миллион раз, и самый долгий перерыв – 4 дня – был в армии. Я понимал, что шансы ничтожны. Правильнее сказать не «Я решил бросить курить», а «Если у меня не получится, и я закурю, на следующий день я уезжаю домой». Что меня ждет дома – было для меня очевидным. Бухло и скорая смерть, как у того, похороненного мною парня. Незаметная и обыденная. Ну что ж…
На следующий день меня отправили с еще двумя парнями на рекламу. Илья и Денис курили, я это знал, знали и они, что я курю. Поэтому на завтраке они стремились вырваться из центра с радостным возбуждением.
У меня было припрятано 50 рублей. По дороге к маршрутке стали обсуждать, куда их пристроить.
- Надо кофе купить, и газировки… Или сладкого чего-нибудь.
- Не, давайте лучше сигарет пачку возьмем – не стрелять не мучаться, и на завтра еще останется!
- Парни, я решил – я с сегодняшнего дня не курю. Поэтому лучше кофе.
Илья с Денисом притихли. Толком не зная меня, они решили, что если я решил стать «правильным» - я с легкостью «вложу» их на собрании.
- Я в армии служил, пацаны. Я не сдаю никого. Хотя, давайте сделаем проще: будем клеить рекламу на параллельных улицах! Я не буду знать наверняка, курили ли вы, а вы не будете знать, курил ли я. И все довольны будут!
Ребятам идея понравилась. Мы купили несколько пакетиков кофе, запили его газировкой и разделились.
Курить хотелось невыносимо. Я упоминал, что одна сигарета с утра решала все проблемы, вот с ней-то и предстояло бороться. Я наклеивал всего третье объявление у подъезда, как из него вышел аккуратно, по-деловому одетый мужчина лет 40-ка с кожаным портфелем в руках. Открыв пачку «Честерфилда», он сделал глубокую затяжку.
- Угощайся! – Протянул мне пачку.
- Вы всегда незнакомым людям сигареты предлагаете?
- Нет, ты знаешь, первый раз, наверное..
- А почему?
- Не знаю… Смотришь, наверное, как-то странно.
- Как странно?
- Жадно, что ли.
- Спасибо, не курю..
- Ну, ты извини, если что. – мужик прочитал объявление, которое я клеил.
- Да ничего, будьте здоровы!
Я не успел подойти к следующему подъезду, как к нему подъехала молодая ухоженная блондинка на какой-то крутой (я не разбираюсь в машинах) красной иномарке. На бардачке лежала открытая пачка сигарет, окна машины были открыты. Блондинка разговаривала с кем-то по телефону. Не прерывая разговора, она вышла из-за руля, обогнула машину, подцепила длинными ногтями тонкую сигарету из пачки с бардачка, ловко достала из сумочки зажигалку и с наслаждением закурила, пристально разглядывая меня.
«Да что ж это такое!» Я быстро поклеил объявление, наплевал на еще два подъезда в этом доме, оставив их непоклеенными и поспешно свалил отсюда. «Зараза – думал я – когда хочешь стрельнуть, бывало, полгорода пройдешь, и никого с сигаретой не попадется, а тут как назло…» И мужик, и женщина были идеальными «жертвами» для того, чтобы стрельнуть сигарету. Опыт подсказывал: отказывают, как правило, люди невысокого достатка. Да и те, если пачка на виду и нельзя сказать «последняя», никогда не отказывают. А тут…
Путь к соседнему дому пролегал через школьный двор позади самой школы. Когда сопляки в трех метрах от меня распечатали свежую пачку сигарет, разобрали несколь

Утром, после умывания и до завтрака и вечером, перед сном, в центре проводились собрания.
Небольшое отступление. Каждое утро нас будила одна и та же музыка, которую я практически возненавидел. Это были песни о Боге. Ничего отвратительнее я в своей жизни не слышал. Вообще, я люблю музыку, у меня есть кое-какой музыкальный вкус. Я не говорю о классической музыке – до нее я, видимо, не дорос. Но современные классики – Милен Фармер, Куин, Крэнберрис, R.E.M., Ред Хот Чили Пепперс, Элтон Джон, наконец, - были мне вполне доступны. По утрам же нас будила музыка совсем другого характера. Кому не лень, загуглите «Ах этот Божий батискаф», и послушайте раза три, хотя, я уверен, с лихвой хватит и одного! Я не знаю, почему кто-то, пытающийся написать песню о Боге, рождает в итоге такое лютое непотребство. Для меня в центре эта музыка по утрам была едва ли не главным злом. Как-то раз, возвращаясь с заявки, я увидел на обочине перекрестка стопку дисков, которые, видимо, какой-то автомобилист просто выгрузил из машины (тогда уже вовсю начинались флешки). Я подобрал это богатство и обомлел. Там были шедевры современной, мелодичной музыки. Я принес это в центр и начал разговор с Вадиком издалека.
- Вадим, ты знаешь, есть музыка, в которой нет ни слова про бога, и тем не менее она божественна.
- И?
- Вот диски. Батискаф уже утомил.
- Братан, если мы начнем слушать мирскую музыку, пол центра вспомнит, как под нее кололись и зависали, и ломанется это делать вновь!
Диски были выброшены. Это было чудовищно глупо и несправедливо, по моему мнению, хорошая музыка ничего, кроме пользы не приносит, но переубедить Вадима я не мог. Как вспомню этот долбанный «батискаф», меня до сих пор передергивает. По моему, начать колоться можно было только из-за него, даже будучи прежде абсолютно читым человеком. Так вот, про собрания.
Весь народ собирался в комнате с длинными диванами, каждый брал в руки Библию. Схема была такая: по утрам читали притчи Соломона, по вечерам – жизнеописание Иисуса, от Матфея там, от Иоанна и т. д. Сначала нужно было прочитать притчу или главу целиком, каждый читал по две-четыре строчки, потом следующий. Когда все было прочтено, начинали «разбирать» писание. Каждый вновь читал по две строчки, но сейчас уже он должен был рассказать, как он понимает то, что написано. Я поначалу, конечно, всего этого дела опасался – хрен знает, что за секта. Поэтому, когда очередь дошла до меня, я заявил:
- Я не буду читать Библию!
Вадик удивился:
- Почему?
- У вас же светский центр? Свобода вероисповедания и все такое. Так вот, я буддист!
- Здорово, братан. Так оставайся буддистом, тебе же никто никакую веру не навязывает… Просто мы в России, где основная конфессия – Христианство, поэтому разбираем Библию. Мы же не можем тут все книги разбирать, порядок должен быть. Просто читай и объясняй, как понимаешь, никто на твою веру не покушается.
Я немного успокоился и стал читать:
- «Скудоумный высказывает презрение к ближнему своему; но разумный человек молчит»…. Ну, я это понимаю так, что умный человек, если видит какие-то недостатки у друга, не станет ему «тыкать» ими, а лучше промолчит.
- А почему?
- Ну, если «в лоб» говорить человеку, пользы мало будет, только обидишь его и отношения испортишь…
- А если человек неправильно себя ведет, как тогда быть?
- Ну, не знаю. Нужно с какой-то другой стороны заходить… Постепенно подключались другие братья:
- Надо поставить себя на его место!
- Понять, почему он так делает.
- Причину надо найти.
- Надо просто поговорить с ним аккуратно, так, чтобы его не задеть, по-доброму объяснить.
- Нельзя себя выше ставить.
- А мы себя так ведем? – Было ощущение, что Вадик смотрит на каждого. – Здесь, в центре мы себя так ведем? Вы сейчас правильные вещи говорите, а почему же поступаете-то вы по-другому? Кто-то из вас думает об этом, перед тем, как рявкнуть на брата за какую-нибудь мелочь?
Все молчали.
Притчи Соломона это вообще интересные вещи. Там написаны, казалось бы, прописные истины: Нечестивый делает дело ненадежное, а сеющему правду - награда верная.
Праведность ведет к жизни, а стремящийся к злу стремится к смерти своей.
Мерзость пред Господом - коварные сердцем; но благоугодны Ему непорочные в пути.
Часто, прочитав, я даже не знал, как это объяснить – казалось, к сказанному абсолютно нечего добавить. Если убрать оттуда бога, оставались те истины, которые мама должна внушать ребенку с 2-3 лет. Проблема в том, что в центре были люди, лишенные этого. Или пропустившие мимо ушей, и выбравшие другой путь. На собраниях была, так сказать, «работа над ошибками». Вообще, человек, попавший в атмосферу центра, раскрывался и был очень благодатной почвой для такой работы. Что он видел «на гражданке»? Предательство, злобу, нужду, равнодушие, обманывал друзей и был обманут ими, до него никому не было дела. В центре же он впервые видел помощь и человеческое отношение. Если он «заехал» на ломках, возле него всегда старался кто-то быть. Такой же наркоша, не раз прошедший через это, понимал, как ему херово, был рядом и подбадривал. С какой-то своей проблемой можно было обратиться абсолютно к любому, и никогда не услышать что-то типа «Это твои проблемы, что хочешь, то и делай». Каждый человек, попавший в центр, безошибочно угадывал эту атмосферу добра и взаимовыручки, и вел себя соответственно. При мне не было ни одного случая, чтобы у кого-то пропали вещи, хотя вокруг были почти одни воришки, чтобы кто-то кого-то кинул, не говоря уже о том, чтобы кто-то поднял на другого руку. Конфликты, конечно, случались, но все они улаживались мирно. Еще один непривычный для всех, новый момент – на собрании должен был высказываться каждый. И каждого внимательно слушали. Понимали, что он говорит, обсуждали и дополняли его точку зрения. Бывшие нарки с удовольствием высказывали свои мысли, и очень часто это был абсолютно свежий, интересный взгляд на обсуждаемую проблему. Я часто ловил себя на мысли, что мне бы такое и в голову не пришло, хотя я считал себя образованным. И тут – человек, который два слова связывает с трудом, оказывается, так интересно мыслит! Положа руку на сердце – кто их слушал в обычной жизни? Кому они были интересны со своими чувствами и мыслями? В центре для них открывалось нечто абсолютно новое - на этих собраниях они впервые чувствовали себя полноценными людьми, чья точка зрения выслушана и уважаема другими. Я же сам себя ловил себя на мысли, что впервые за долгое время я начал размышлять. 12 лет после учебы и до центра были заполнены поиском возможности уколоться или выпить, и все мысли были только об этом. О вещах менее приземленных рассуждать не приходилось. Тут же я вспоминал, что это такое, ум просыпался, становился более гибким. В такой атмосфере, КАЖДЫЙ день по 2 часа утром и вечером читая и разбирая правильные, в общем-то, написанные в Библии вещи, человек неизбежно начинал меняться.
У меня прошла первая неделя без алкоголя. Такой передышки не было давно. В общей атмосфере трезвости мне почему-то очень хорошо увиделась моя жизнь, что я с ней все эти годы делаю.
Как-то раз в составе похоронной бригады я приехал на очередной заказ. Мы взяли в ритуальном агенстве гроб и радовались, что не надо никуда ехать и потом спускать гроб с покойником по ступенькам – «клиент» был рядышком, в морге больницы. Нам указали нужную ячейку, мы перегрузили труп мужчины в гроб, вытащили на улицу, и вместо толпы родственников к нам подошел одинокий старик. Он был беден, жена его давно умерла, а сегодня он хоронил единственного сына. Сын умер из-за пьянки. На дневном свету я посмотрел в гроб, и меня внезапно пробрало до дрожи.
Покойник был очень похож на меня. Тот же рост, те же широкие плечи, с трудом поместившиеся в стандартный гроб, возраст примерно мой, может, чуть постарше. Такие же рыжеватые волосы, такой же нос с горбинкой. Даже заплатки на туфлях (видимо, у отца не было денег на новые для похорон) в тех же местах, что и у меня. Все было очень буднично, светило солнышко, вокруг ходили люди. А этот парень был в гробу. Я вдруг понял, с какой легкостью я могу повторить его судьбу. И удивился, что еще не повторил. Вокруг также будут петь птички, светить солнышко… Только меня больше не будет. Я изумился, до чего это все было просто, по-житейски. Почему-то до этого в глубине души жизнь казалась мне непостижимой загадкой, а смерть – великим таинством, которое никогда со мною не случится. Да нет… Все будет именно так – очень буднично, по-простому. Мир не вздрогнет. Ну, поплачет мама. И все…
В тот момент где-то глубоко внутри себя я осознал, что пришло время все поменять. Просто потому, что дальше ехать в той телеге, в которой я был, можно было только до этого дешевого гроба. И путь в ней уже подходил к концу. Но один день изменил все в моей жизни.

. Он был тихим, спокойным, не агрессивным, даже курить не просил. Поэтому постепенно на него перестали обращать внимание. Он и ушел. Прямо, как я в первый день. Только он не вернулся. Я редко видел, как Вадим кричал, но тут он просто орал на Костю:
- ЧТО?! БУДЕТ?! С ЧЕЛОВЕКОМ?! С БЕЛОЧКОЙ?! В ЧУЖОМ!!! ГОРОДЕ!!! Что ты матери его скажешь, если его машина собьет?! Он за себя не отвечает сейчас, он центру нашему доверился, пришел за помощью в Уфе, его в другой город отвезли, ГДЕ ОН У ТЕБЯ СЕЙЧАС?!! А???
На Костю было жалко смотреть. Вадим был прав. Костю я тоже понимал – за всем не уследишь. Недоглядели все. Виноват был Костя. Искали мужичонку всем центром до поздней ночи, не нашли. Я считаю, все же, Вадим, на Костю очень сильно давил, поэтому руководитель, прихватив, по моему, 40 тысяч, «пыхнул».
Но я про разделение доходов и про менеджмент. Так вот, руководство центров и организации – обычные нарки, поднявшиеся в центре по карьерной лестнице. Те, кто прошли через искушения и не поддались им. Требовалось одно: не пить, не курить, быть честным как по отношению к руководству, так и ко братьям и сестрам. И таких людей всегда был дефицит. Надо сказать, таких людей дефицит и в обычной жизни. Какие преференции имел, например, руководитель центра? Машину. Обычную восьмерку-девятку, но все же. Если нет прав – еще и с водителем из братьев, кто с правами. Он мог жениться и завести ребенка, тогда организация старалась создать необходимые условия: выделить комнату-две в центре для новой семьи, помогать деньгами на хорошее питание и на ребенка. Женились, как правило, на сестрах, для которых такое замужество, я считаю, было лучшим выходом из наркоманской жизни. Все-таки руководитель – надежный человек, девушка не возвращается к прежнему кругу общения, у нее есть шанс начать свою жизнь с нуля. Построить семью. На этом, в общем-то, бонусы руководителя и заканчиваются. Не густо, по сравнению с ответственностью, которая на нем лежит.
Преференции регионального руководителя – у меня перед глазами был только Вадим. У него был джип, золотая цепь, возможность распоряжаться своим временем по своему усмотрению (теоретически, на практике все тратилось все равно на центры). Красавица – жена (не наркоманка, обычная порядочная девушка, веселая и жизнерадостная). Все атрибуты успешного человека. Я скажу так. Менеджер его уровня (в подчинении 100 – 500 человек, и какие это люди в случае Вадима!) в обычной жизни имеет, пожалуй, поболее. Положа руку на сердце, я не знаю, какая сумма аккумулируется на самом верху, остается ли от нее что-либо «для шкурных интересов» и стоит ли вообще задача заработка перед этой организацией, или она создана из веры и желания помочь людям. Но все, что я видел, говорит о том, что шкурных интересов, во всяком случае, до уровня регионального руководителя, нет. Вадиму надо бы, по-хорошему, заняться здоровьем, пройти антивирусную от гепатитов, которых букет. Но он этого не делает, во-первых, потому что «на кого все оставить» на пару месяцев в стационаре, во-вторых «ты знаешь, Саня, сколько это денег стоит?!» Да ты бы мог и должен себе это позволить, думаю. Жена его тоже фактически положила свою жизнь на алтарь реабилитационных центров – алкашей и нарколыг видит каждый день… Ладно, грустно это все. Я о работе.
Ритуальное агенство «В последний путь» предоставляло стабильную работу круглый год. В центре даже были их куртки с фирменным логотипом, которые полагалось надеть, выезжая на их заявку. Заявки эти были для меня, пожалуй, самыми желанными. Нужно было вчетвером – вшестером приехать в агенство, забрать гроб, приехать на квартиру, погрузить в гроб покойника, вынести из дома, погрузить в автобус, на кладбище донести гроб до уже вырытой экскаватором могилы, закопать могилу, поставить памятник и соорудить холмик. Гроб на плече я носил легко, многострадальная правая рука напрягалась только во время закапывания могилы, но полчаса можно было и потерпеть. С утра, по приезду на квартиру с покойником, многие родственники предлагали остограмиться и очень удивлялись, когда мы все в один голос отказывались. Я в таких случаях вместо водки просил чашку кофе покрепче, работать после этого было легче и приятнее. Кто-то в паузах убегал курить за угол. Все мы понимали, что это за отлучки, но на собраниях большинство предпочитало друзей «не сдавать», даже если сами были чистыми. Лично у меня с армии понятие, что сдавать – западло, я и на собраниях об этом прямо говорил. И в последующем, уже бросив курить, я мог приложить к беседе с курякой весь свой дар убеждения, все красноречие, но за его спиной – никому. Работали мы споро, никто не пил, кто курил – не светился, поэтому у родственников покойного о нас и об агенстве впечатления были самые благоприятные. Правда, иногда обмалвливались: какие-то вы странные грузчики, не пьете, не курите))) Особенно мы все любили татарские похороны – от русских они отличались совершенно замечательным обычаем: каждый (!) родственник должен был каждому (!) копщику дать бумажку денег. Кто давал по 50, кто по 100, а кто и (редко) по 500 рублей. Это было настоящее богатство. Иметь наличные деньги в центре было под запретом, но тут особая ситуация. Можно было купить на них чай, кофе, шоколадку или газировку – все это было ценным, потому что штатное питание этого не предусматривало. При разумном подходе, ста рублей могло хватить на целую неделю: пара пачек дешевого чая, сто грамм сосательных конфет, и еще на пару мороженок оставалось в течение недели. Кто курил – покупал на «запретные» деньги еще сигареты.

Не дает полностью загрузить пост, буду дробить.
. Он был из Кемерово, откуда и пошли все эти центры, более того – самый главный руководитель был его корешем, с которым они вместе кололись.
- Он мне еще денег остался должен прилично, кололись вместе, я ему доверял. Как-то занял 12 штук, и исчез. Телефон выключен, на звонки не отвечал… Ну, поискал его и забыл, что делать. А через два года встречаю – одет богато, шикарный мерседес – «компрессор». Ну, он сразу говорит: такие дела, Леха, я сейчас не колюсь, веду правильный образ жизни, у меня сеть реабилитационных центров по России. Кому что должен по наркоманской жизни – всем все прощаю, эти деньги типа грех отдавать. А пошли-ка ты лучше, Леха, ко мне в реабилитацонный центр. Ну, я совсем тогда уже опустился, друзей нет, денег нет, мать отвернулась, я и пошел.
- А вот про веру, это настоящее тут все, не спрашивал?
- Ну не знаю, Саня… Я говорю: откуда у тебя такой автомобиль шикарный? Он говорит: Господь благословил! Ага. Я как-то на рынке шапку норковую отработал, у меня ее нашли, спросили – откуда? Я тоже говорю: Господь благословил! Так мне таких пиздячек дали, что я неделю срался где попало! А ему благословил… Не знаю!
Несмотря на некоторую замедленность движений и говора, что, видимо, было следствием ослабленности от туберкулеза, Леха был очень интересным собеседником. Он был прямодушен, прост, но в то же время у него был свой взгляд на любую проблему, подчас неожиданный и остроумный. Заболевание его было все тяжелее, в легком образовалась туберкулема (такой мешочек с туберкулезными клетками, если лопнет, почти мгновенная смерть), поэтому он часто ездил в тубдиспансер на различные обследования, и я старался увязаться с ним, потому что по одному было нельзя. Кстати, тубдиспансер был практически единственной организацией в городе, которая пошла навстречу реабилитационному центру. Нам удалось договориться с главным врачом Раушаном Габдельхаковичем, чтобы ребусам делали флюорографию бесплатно, без полисов и паспортов. Мужик он был добрый и грамотный, понимал – если не выявить тубик вовремя, работы его больнице только добавится, и работать придется все равно, только уже с запущенным случаем. К сожалению, такая простая логика была недоступна большинству чиновников города. Реабилитационный центр буквально собирал с улиц города алкашей, наркоманов, воришек. По крайней мере, пока они были в центрах, они не воровали, не нарушали закон, а, можно сказать, трудились на благо общества. Но никто не хотел помогать этой организации, напротив, проверки милиции и прокуратуры следовали одна за другой. Я думаю так: 400 реабилитационных центров по стране, по 20 человек в каждом, например. Это 8 тысяч мужчин до 40 лет, многие из которых прошли зоны, боевые точки, вообще, так сказать, матерые по жизни. Умеют драться и выживать. При условии вертикальной интеграции (в конечном счете, через цепь руководителей, все подчиняются одной «верхушке»), это целая небольшая армия. Поэтому, несмотря на пользу, которую эти центры приносят обществу, государство расценивает эту организацию, как нежелательного самостоятельного игрока, и старается «прикрутить фитилек». А куда податься потерявшему все человеку – ему безразлично. Надо сказать, что в центрах принимают не только наркоманов и алкоголиков, вообще всех людей «оказавшихся в сложной жизненной ситуации». Многим в центрах помогали восстанавливать документы, те же паспорта. Освободившиеся из зоны, потерявшие жилье, жены, выгнанные мужьями и наоборот, мужья… Кого здесь только нет, был даже руководитель какого-то сомнительного казино из Казахстана, которого, видимо, искали за долги. Общение со всеми этими людьми, безусловно, обогащает. До центра, например, я не знал, как мыслит воришка. Но поработав с ним от рассвета до заката на рытье канавы, за которую боялся браться экскаватор из-за пролегающего на неизвестной глубине силового электрического кабеля, образ мыслей воришки, который в третьем классе бросил школу и ничем, кроме воровства в жизни не занимался, становился для тебя открытой книгой. Поразительно было, насколько этот образ мыслей отличался от твоего, выросшего в «правильной» семье и воспитанного на подвигах пионеров-героев. Ну, и еще на такой работе вырабатывалось огромное уважение к технике и научному прогрессу – прокорячившись до седьмого пота весь день над траншеей, прокляв солнце, глину, тупую лопату, наркотики и реабилитационный центр со всеми ребусами и руководителями, а так же богатого сволочугу - заказчика, вздумавшего строить себе коттедж на глинистой почве, и видя, как экскаватор делает рядом ту же работу за полторы минуты и два гребка ковшом))
Так вот, мы тут отвлеклись на тубдиспансер и прочую фигню, а описать в этой части я планировал работу и финансовую структуру центров.
Самой желанной работой лично для меня в центре были похороны, и похорон было достаточно. Между центром и агенством ритуальных услуг «В последний путь» была договоренность о постоянной работе. Ребусы работали в два раза дешевле, чем «гражданские» на такой же работе. На вопрос, почему такой демпинг, Вадим овечал:
- Саня, ты сам видишь, сейчас лето, но несмотря на всю рекламу, половина центра часто сидит дома и не работает. При том, что сейчас время строек, самый сезон для неквалифицированного труда. Зимой же останется только уборка снега и редкие переезды. А люди умирают всегда, независимо от сезона. Поэтому я знаю, что с этой ритуалкой у меня будет минимум, чтобы накормить ребусов, проплатить аренду коттеджа и отдать «на развитие».
Позволю себе еще раз отступить от темы работы и рассказать, наконец, что же это за «развитие». Все деньги, заработанные любым центром этой организации в России, делились 40 на 60. 60 процентов шло центру на еду, аренду, на все текущие расходы. 40 процентов отправлялось наверх, в некое подобие общака. Из этого общака покупались джипы, мерседесы-«компрессоры», цепи на шеи руководителей, оплачивались их собрания, поездки на отдых на юг и зарубежные поездки, например, по святым местам в Иерусалим или еще куда. Из этого же общака открывались новые центры в тех городах, где еще не было организации, оказывалась помощь тем центрам, кто по каким-то причинам не мог проплатить аренду, самую главную статью расходов. Почему аренда. Организацию-предшественника, «Преобрази себя», признали незаконной, закрыли, а на ее руководителя завели мутное уголовное дело и посадили. Все это было сделано на противоречащих друг другу и здравому смыслу показаниях нескольких наркоманов, добыть которые не составило бы труда даже самому средненькому оперативнику. Вспомним отношение власти к подобным организациям. В ситуации, когда азартные игры с государством крайне опасны и не рекомендованы еще Остапом Бендером, иметь свою собственность было крайне нежелательно. Ее в любой момент могли конфисковать. А так – организация перерегистрировалась с «Преобрази себя» в «Преодолей себя», в ней остались те же люди, которые делают ту же работу на тех же местах, а конфисковывать было нечего – все в аренде.
Раньше деньги общака тратились и на разнообразные акции: «Накорми голодного», например. В крупных городах для бомжей периодически организовывали точки бесплатного горячего питания, в злачных местах, возле вокзалов, стояли вагончики, где любой нуждающийся мог получить первую медицинскую помощь, юридическую консультацию, пищу, наконец, попасть в реабилитационный центр при желании… Популярность организации росла. Но после уголовного преследования руководителей и перерегистрации эту деятельность пришлось свернуть, чтобы стать незаметнее, не высовываться, я так думаю. Безусловно, общак тратился и на дорогих адвокатов для руководителей: «наезды» со стороны ментов или прокуратуры были в порядке вещей
40 на 60 процентов – много это или мало? Каждый решает сам, а я думаю так. Во первых, все руководители сами растут из организации, людей со стороны тут нет. Это те же бывшие нарки, которые когда-то пришли в центр, стали себя правильно вести, стали ответственными, надежными. Им дали телефон и назначили «старшими» группы, они научились руководить двумя-тремя человеками. Кто-то отсеивается на этой стадии: например, пять человек вместе с тобой разгружали фуру, с тобой рассчитались, дали 10 тысяч за работу на всех (деньги получает только старший), а ты, вместо того, чтобы ехать в центр, сбежал, вызвонил с этого телефона барыгу и проколол все деньги. Или вырос до помощника руководителя, стал аккумулировать деньги со всех заявок, и сбежал, когда 50 тысяч стали жечь ляжку. Или стал руководителем центра, собрал деньги со всех заявок за неделю и «пыхнул» со стольником или двумястами. Такое тоже было, и для меня было шоком, что, проколов все деньги, такой человек мог вернуться с виноватой головой (а куда еще идти? Деньги все равно рано или поздно будут спущены, и твое положение в обществе будет еще ниже, чем было до центра) и рассчитывать на прощение. Христианские принципы организации не позволяли не простить раскаявшегося и не дать ему второго шанса, хотя лично во мне все бунтовало против подобного положения вещей – 20 человек пахали месяц, получается, на одного ублюдка, который всех подставил и свалил. При мне «пыхнул» Костя, руководитель нашего центра. Хотя я виню в этом Вадима. Вадим со своей женой жили в нашем центре, таким образом, Костя всегда был под присмотром регионального руководителя, а Вадик спрашивал строго. Приведу пример: однажды к нам привезли из другого центра новенького, мужичка лет 40. Сначала он показался мне нормальным, но потом, когда я задавал ему вопросы, он стал общаться со мной, как со старым знакомым и называть меня Игоряном. На попытки объяснить, что меня зовут Саша он реагировал адекватно, но через пару минут он опять спрашивал что-нибудь вроде: Игорян, а куда Веерка-то вчера от нас ушла? Стало ясно, что у него «белка». В общем, кроме того, что он заговаривался, проблем не было. Он был тихим, спокойным, не агрессивным, даже курить не просил. Поэтому постепенно на него перестали обращать внимание. Он и ушел. Прямо, как я в первый день. Только он не верн