Пока что без названия.1
/@kriss__uh/
Гавриил открыл глаза. Было еще темно, но он уже видел очертания панелей в иссиня-серых тонах, предвещающих рассвет. Его ждал обыкновенный, не выделяющийся из сотни других, день. Надо сказать, за все это время сероватые цвета Гавриилу осточертели, так что он был в какой-то степени рад, что проснулся раньше солнца — у него теперь была возможность насладиться пляшущими красками в своем доме, если эту развалину можно было назвать домом. Это был ветхий корабль, по форме напоминающий таблетку. Во времена процветания машин такие планировалось использовать для перемещения между заводами, но незадолго до презентации летательного аппарата производства закрыли. От их былой мощи остались лишь заброшенные цеха, да какие-то станки и аппараты, которые были лишь тенью машин предприятий. Корабль Гавриила «Волан» был одним из этих слабых призраков прошлого. Отделанный белесыми панелями, с устаревшей авионикой — он создавал довольно удручающее впечатление. Вот кабина корабля залилась ярким светом. Солнце появлялось здесь лишь по утрам, заставляя сверкать горы консервных банок и прочее барахло, которое накопилось здесь за пару лет. Старая мебель, детали машин, кипы бумаг, украшения и прочие ценности — чего только там не было, ей-богу, такого барахольщика как Гавриил нужно еще поискать. Он как сорока стаскивал все, что видел и оставлял для лучших времён — вещи становились частью его самого и после с ними было невозможно расстаться.
Гавриил что-то простонал, подъемы из импровизированной кровати явно не входили в список его любимых занятий, и, наконец, опустил голые ноги на узорчатый ковер. Закутавшись в одеяло, оно еще сохраняло тепло сна, Гавриил пошел открывать дверь корабля. Детальки заскрипели, как кряхтящий старик, но все же люк выдавился наружу. В кабину вошла влажная прохлада утреннего воздуха.
Роса на траве готовилась к исчезновению, а блестяще-синее небо понемногу затягивал свинец. Корабль стоял возле обрыва, снизу — шумящее море, сверху — бескрайние зеленые поля.
— Не будь здесь обрыва с морем, совсем было бы тошно, — проворчал Гавриил, ежась от холода, который он терпеть не мог, но переносил лучше, чем духоту, поэтому по утрам приходилось устраивать процедуры проветривания — вентиляция на Волане работала приемлемо лишь во время полетов.
Вот уже несколько лет проходили у него в таком затворничестве: он, поле, море и корабль. Больше никого. Даже насекомые его особо не тревожили, поэтому сейчас он никак не мог понять откуда идёт, даже стремительно приближается, странный гул. То ли он уже сходит с ума от одиночества, — всё-таки не подобает восемнадцатилетнему парню вести такой отшельнический образ жизни — то ли его ждёт нечто, разительно выбивающееся из однообразных будней.
Вокруг все задрожало, шум стал невыносимым, за ним поднялся дребезжащий грохот, после которого все стихло. В воздухе запахло топливом и гарью, а по левую сторону от Гавриила, в глубине полей, поднимался столб дыма. Гавриил быстро надел рубаху, взял пистолет, на всякий случай, и поспешил в сторону чада. Стремительный шаг, сбившееся дыхание и колотящееся сердце выдавали его страх перед неизвестностью — давно он не видел людей, кроме себя самого в отражении старого зеркала.
Только Гавриил начал различать силуэт, напоминающий планер, как из клубов дыма выскочила миниатюрная фигурка. Прижимая руки к кителю, худощавый подросток, сипло кашляя, выбежал прямо к Гавриилу. Провозись он в планере чуть дольше — вряд ли бы остался жив.
— Воды, воды... — прокашлял он.
— Я сейчас!
Гавриил уж было развернулся в сторону корабля, чтобы сбегать несчастному за водой, но мальчишка вцепился в него так, что пришлось вместе, еле шагая, добираться до «Волана».
Щуплый подросток жадно пил воду, которую Гавриил отлил ему из фабричной канистры, и уже понемногу успокаивался. Гавриила же коробило оттого, что посторонний вторгся в его безмятежное утро и он сам же это чувства стыдился — кто он такой, чтобы не помочь человеку в беде? В руках у паренька было две обложки: на одной надпись — «ПАСПОРТ», на другой, более потрепанной, — «УДОСТОВЕРЕНИЕ ВОЕННО...».
«Такой молодой, а уже военный…» — с досадой подумал Гавриил.
— Что ты там держишь?
— П-паспорт. Не могла же я его там оставить…
«Девушка? — удивился про себя Гавриил, — а совсем не похожа».
— И ты поэтому из горящего планера никак не вылезала? Ну даёшь… Как тебе зовут?
— Авепия.
— Гавриил. Хорошо, еще все обошлось. Что ты вообще со своим планером тут забыла?
Ее руки, все в ссадинах, слегка дрогнули. Короткие каштановые волосы торчали в разные стороны, а чернота кителя пряталась за серой грязью.
— Я была на том берегу.
— У Последнего Пристанища?
— Да... Поступило сообщение — начались заморозки. Как бы они не дошли до Котла.
От нервов она начала постукивать ногой. Гавриил молчал. Он никак не ожидал, что сегодня перед ним всплывут воспоминания о том береге.
— Мне обязательно нужно передать в Центр, что Холод вышел за Пристанище, это может иметь непоправимые последствия.
Услышав это, Гавриил тотчас же пожалел о своем гостеприимстве.
— Могу попытаться починить твой планер, большим я вряд ли помочь смогу. — Гавриил надеялся, что так сможет быстрее избавиться от нежданной Авепии.
— Даже не пытайся, мне втюхали новую модель — такие теперь просто не починишь, нужно все менять, проще уж новый запросить.
— Дай угадаю: связь у тебя после поломки планера оборвалась и теперь только я могу тебе помочь, — раздраженно ответил Гавриил.
— Да у тебя ж вон «Волан» тех времён, тебе меня до Центра подбросить — раз плюнуть!
Гавриил уже проклинал себя за то, что пошёл в сторону источника дыма. Сразу было ясно — от такого ничего хорошего ждать не следует, а он по дурости рванул в неизвестность.
— Этот корабль не был в воздухе многие годы, да и до этого аппаратура постоянно давала сбой. При использовании его ждёт участь твоего планера, —Он попытался соскочить с предложенного ему мероприятия, хоть и понимал, что отвертеться уже не выйдет — в этих краях нет никого другого, кто мог бы ей помочь.
— Я сделаю настройку навигаций и двигателя, могу быть вторым пилотом — все сделаю, только скажи! Мне обязательно нужно попасть в Центр.
Парень вздохнул и решил уже не припираться. Слетает туда-назад — и дело с концом.