goosfather

(Это все не мое, а с сайта газеты Вечерний Брест.

(ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)

Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.

Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)

Миниатюрный конвертик, датированный ноябрем 1941 года, – пикантное свидетельство эпохи. В него вложена повестка кожвендиспансера на польском языке:

«До пани Т. Евгении, Брест-Литовск, ул. Граевская (номер дома опускаем. – В.С.).

Администрация поликлиники по кожным и венерическим болезням вызывает пани на обследование 27.10 в 12 часов.

Предупреждаем, что в случае неподчинения пани будет доставлена принудительно сотрудниками вспомогательной полиции. Адрес поликлиники: площадь Пилсудского, 3.

Руководитель больницы и поликлиники д-р П. Скрабелиньски».

Такие же вызовы в маленьких зеленых конвертиках пришли Нине Г. (тот же адрес по ул. Граевской), Хелене К. (ул. Костюшко) и другим паненкам, известным полиции с тех времен, когда проституция была законным ремеслом.

«За польских часув» в Бресте имелся целый ряд публичных домов. Один дедушка охотно поведал историю из своей юности, как устроился учеником в мастерскую по ремонту велосипедов, где сараи выходили на задний двор борделя. Когда не было клиентов, проститутки сидели во дворе на дровах и курили, по-соседски перебрасываясь репликами с ремонтниками. Шутки-завлекалочки в адрес 16-летнего подростка попали в цель, и он, получив первое жалованье, спустил свои маленькие злотые в этом заведении. А потом отец спустил с него шкуру, и слово «любовь» годами ассоциировалось для парня с кошмаром.

Другой рассказчик столкнулся с «язвой буржуазного общества» в свою гимназическую пору, имея 14 лет от роду. Как-то под вечер он не спеша шел на вокзал по улице Стецкевича (Комсомольская), с любопытством оглядывая старинный особняк, на нулевом этаже которого обосновался публичный дом. И был застигнут врасплох предложением одной из девиц (как для него тогда показалось – теть), вышедших зазывать клиентов. Он страшно перепугался, боясь, что она его схватит и потянет силой…

Тянуть было не надо: в городе стояло несколько пехотных полков, и по воскресеньям возле входа в бордель перетаптывалась очередь из молоденьких «жолнежей» (солдатиков). Содержательница двух домов, славившихся качественным подбором кадров, Манька Фогель («Чернявая, толстая, с животом, как чурка», – делятся некогда любопытные девочки-пострелы, которых Манька отгоняла от окон. «В то время ядреная еще баба», – потирают руки мужики.), подпирая бока, регулировала очередь – кому приготовиться, а кому пока прогуляться, – сохраняя порядок на улице, чтоб не прицепился полициант. Происходило это на углу Мицкевича и Перацкого (Карбышева) – сегодня на этом месте магазин, а тогда была пекарня, вероятно сдававшая примыкавшую длинную пристройку. Первая комната была вроде канцелярии, а дальше шли кабинки. Как тогда говорили, в заведении был «вельки рух» (большое движение, оборот).

Бедовый малец из Шпановичей несколько преждевременно задумал получить там боевое крещение. Насобирал 50 грошей, растапливая по субботам печки в еврейских домах, и босиком (обуви была одна пара на смену с сестрой) отправился по адресу. Вошел в «байзэль-хату», как это тогда называлось, а там красивая дородная тетка с толстыми бедрами спрашивает: «Цо ты, хлопачку, хцэш?» Он простодушно объяснил. «А маш пенендзы?» – «О, пендесент грошей!» «Давай тутэй! – взяла деньги бедрастая. – Сядай». Отрезала краюху ароматного круглого хлеба, намазала маслом, налила чаю – мальчишка с голоду съел. «Ну то цо, пойдемэся перд…ць?» – взяла малолетнего клиента за ухо, вывела на ступеньки и дала такого пинка, что тот кубарем полетел с крыльца.

Наиболее широкой известностью пользовался другой бордель Маньки Фогель. Сюда – в построенное при царе двухэтажное здание из красного кирпича на углу Широкой и Костюшко (бульвара Космонавтов и Гоголя; ныне здесь высится здание облсобеса) – состоятельные клиенты прибывали на извозчике. В советское время здесь открыли пункт приема стеклотары, и послевоенный мальчишка, сдававший с мамой бутылки, вспоминает большой квадратный зал с высоченным потолком, на котором сохранилась лепнина. Некогда это была гостиная для общения, а вдоль второго (мансардного – с окнами в крыше) этажа тянулся длинный коридор с кабинками.

Обнаружился очевидец того, как несколько «дорожек» (польский аналог бричек) привезли к кожвенбольнице («шпиталю скурно-венеричному») на площади Пилсудского, 3 (ныне площадь Свободы), группу элегантных барышень с прическами, в перчатках и с зонтами. Солидный прохожий обронил своей благоверной: «Смотри, Вера, проституток из борделя привезли проверять…» – и тем себя выдал.

Молва разносила легенды. Рассказывали, что Манька Фогель ходит на базар без денег. За ней шла служанка с двумя кошелками, «байзэль-мама» брала продукты и передавала ей. Ни один продавец не решался ей возразить, потому что брала Манька у тех, кто тайком от жены бывал у ее девочек. Обдирала всех понемногу, приговаривая, что берет в долг...

Надо думать, с приходом вермахта, где централизованное обслуживание солдат было столь же естественной услугой, как стрижка или баня (немецкие фронтовики, согласно графику, получали талончики в полевые публичные дома, на которые расово чистых фройлен не хватало), Манька Фогель бы развернулась, но ее депортировали при первых советах. В докладе первого секретаря Брестского обкома партии Николая Киселева на 1-й городской партконференции 14 апреля 1940 года прозвучали слова о том, что пятью днями раньше, 9 апреля, по городу была проведена операция по выселению проституток: «Проститутки, особенно в нашем городе, чрезвычайно опасный элемент. Там, где живут проститутки, чаще всего вьют себе гнезда иностранные шпионские органы разведки. Выселив проституток, мы избавили город от распространения венерических болезней, значительно затруднили работу иностранной разведке».

Рассказывают, когда «байзэль-маму» везли в кузове полуторки по спящим улицам города, она всю дорогу выкрикивала прощальное сообщение: «На Сыбир вывожон Маньку Фогель!»

Увы, с проституцией можно бороться, но победить нельзя. С изъятием «байзэль-мамы» и птичек ее гнезда на промысел вышло никак не меньше последовательниц-нелегалок: зарешеченный эшелон увез из Бреста не язву города, а худо-бедный порядок в этом вопросе.

30 августа 1941 года, на третьем месяце оккупации, главный санитарный врач города д-р Анзельм направил во вспомогательную полицию официальный запрос с требованием установить и взять на учет проституток, предоставив список таковых с указанием имени, фамилии и адреса проживания.

6 ноября отдел здоровья красноречиво оценил качество выполнения этой работы новой бумагой:

«На основе присланного полицией списка женщин, занимающихся неприличной профессией, кожно-венерическая поликлиника приступила к медицинскому обследованию и разослала отдельным женщинам повестки с приглашением на медицинский контроль.

Однако, как оказалось, значительное число женщин не проживает по указанным полицией адресам, другие не являются, несмотря на неоднократные вызовы...

Такая система регламентации женщин, занимающихся неприличной профессией, неэффективна, поскольку не охватывает всех проституток, лишь часть из которых попадают под медицинский контроль.

Для налаживания системы медицинского обследования проституток отдел здоровья предлагает создать санитарно-нравственную комиссию…»

ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ

Перекресток улиц Советской и Пушкинской. Сентябрь 1939 г

(Это все не мое, а с сайта газеты Вечерний Брест.

(ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)

Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.

Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)

О неизвестном пилоте, чью могилу на католическом кладбище Бреста отобразил карандаш Владимира Губенко, знаем лишь то, что печальная надпись на памятнике датировалась 30-ми годами. Польская авиация тех лет ассоциировалась с именами военного летчика Францишка Жвирки и авиаконструктора Станислава Вигуры, которые на маленьком самолете облетели вокруг Европы, преодолев 5 тысяч километров. В другом полете Жвирка установил мировой рекорд высоты для легких аппаратов – 4004 метра. А 11 сентября 1932 года информационные агентства передали сообщение, повергшее страну в шок. В воскресное утро двухпилотный RWD, державший курс на воздушный праздник в Прагу, попал над словацкой границей в страшную бурю. С оторванным крылом самолет рухнул на землю.

Останки летчиков и машины были привезены в Варшаву. Характер похорон и оказанные почести соответствовали высшему государственному разряду. Улицы и площади столицы были залиты людским морем, процессию возглавляло духовенство и первые лица страны. Гроб Жвирки несли военные, Вигуры – инженеры. На месте катастрофы тем временем работала специальная комиссия. Спустя несколько месяцев среди полувековых словацких сосен поднялась красивая каплица, а в Варшаве имена Жвирки и Вигуры были увековечены в названии улицы.

Брестского летчика, который не был национальным героем, хоронили, понятно, скромнее, но гибель пилота в мирное время неизбежно находит романтический отклик. Памятник с пропеллером («смигло», как говорили при Польше) стал на два десятилетия достопримечательностью кладбища на ул. Девёнтэго Лютэго (нынешняя Пушкинская за переездом).

Однажды рассохшихся от времени клееных лопастей не стало. За кладбищем уже не смотрели: в конце 40-х – начале 50-х закрыли костелы, посадили ксендзов, основная масса поляков выехала в Польшу по линии репатриации. Поговаривают, что большую часть исчезнувших памятников и скульптур уничтожила развлекавшаяся молодежь, особенно доставалось изящно вылепленным мадоннам, которых было великое множество. Сыграло свою роль и открытие пункта приемки металлолома на ул. Володарского. Благо не дошли руки до могил танкистов-панцерняков (к слову, почти соседствующих на погосте с летчиком): кресты из элементов передаточного механизма танкетки и гусеничные оградки устояли перед временем и вандалами. Вандалы эти давно выросли и остепенились – кому под полтинник, кому и за шестьдесят, но содеянное с ними навсегда…

Надо сказать, до войны польское кладбище занимало заметно большую территорию – усекли его из практических соображений немцы. С юга отрезали метров тридцать под расширение вагоноремонтного депо, а ряды могил у восточного забора перестали существовать ради подъездного пути – так устроили 1-й Минский переулок в его сегодняшнем виде (при Польше была короткая, до первого перекрестка, неширокая дорожка вдоль левой оконечности кладбища, носившая название «ул. Смутна» – Грустная).

Депо возвели еще в XIX веке, когда прокладывали киевскую ветку железной дороги, в 1941 году немцы его расстроили, возвели ангары, в которых вагоны можно было ремонтировать под крышей, и дополнительные мастерские. Привезли подразделения железнодорожных рабочих в темно-синей форме.

Ворота депо выходили на дом Косенюков. Тамаре Александровне Акуловой (в 1941-м ей, Томе Косенюк, едва исполнилось пятнадцать) запомнился статный немец с золотыми галунами, которого читавшие Мопассана киевские барышни называли «Мужчина бэль-ами» (от французского «Bel Ami» – «Милый друг»). Скибэ, так звучала фамилия немца, любил покрасоваться у ворот в артистической позе, девчонки на него заглядывались. Однажды при выдаче пайков он приказал наделить «вон ту темненькую» – Тамаре потом со смехом сообщили, что это Скибэ похлопотал…

Железнодорожных строителей мобилизовали по всей Европе, было много сербов, поляков. Это называлось «бау-цуг» – строительный поезд. Рабочие были не прочь приударить за девушками, и за одного из них, 29-летнего Бронека Печака, на излете оккупации вышла замуж 19-летняя подруга Тамары Ирена Казимерчак. Обвенчались в костеле и в том же 1944 году, не дожидаясь прихода освободителей, уехали в Польшу.

За неделю-две до сноса могил населению довели срок, в который следовало произвести перезахоронение. Весть разлетелась по городу, и люди, конечно, взялись за лопаты. Среди многих перезахороненных – прах брата упомянутой Ирены Казимерчак Стэфана.

Брестчанка Регина Владимировна Корвина, 1929 года рождения, при жизни поведала мне следующее: «Летом перед войной от воспаления легких умер мой дед. Его похоронили на польском кладбище, а в начале оккупации перенесли останки в другое место. Часть кладбища тогда отдали под железнодорожные мастерские, которые стоят и теперь. Что-то мешало немцам строить по костям – вывесили объявление, предлагая родственникам произвести перезахоронение до начала строительства. Правда, места отвели мало, приходилось ставить гроб на гроб или «подселять» в просторные склепы. Могилы, на которые родственники не нашлись, немцы вскрыли сами, погрузили гробы и кости на машины и увезли в неизвестном направлении».

По другим свидетельствам, ничего немцы не раскапывали, а просто сбросили бесхозные памятники, и часть могил остались лежать под дорогой.

ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ

(Это все не мое, а с сайта газеты Вечерний Брест.

(ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)

Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.

Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)

Начну с ремарки. В проекте продолжают идти главы с подробностями, к которым людей не подпускали более полувека. Старшее поколение приучили молчать, повесив на уста замок статьи 58-10 Уголовного кодекса (антисоветская агитация и пропаганда), а их дети – наши родители – росли в обстановке мощнейшей промывки мозгов и могли лишь смутно о чем-то догадываться, улавливая обрывки фраз и проскальзывавшие интонации. Информация о бытовой стороне жизни под оккупацией была выведена «за буйки» контролируемого общественного сознания.

Для меня, как и для абсолютного большинства поколения детей 60-х годов, эта тема нова и многое становится откровением. Заявленное еще на старте проекта намерение делиться с читателями своими находками обретает, похоже, буквальный смысл. Пусть главы выглядят суховатыми, без живых человеческих историй, вытесненных выдержками из документов, но на данном этапе, мне представляется, информативность здесь перевешивает по значению художественность.

Работа с архивными фондами сродни промывке золотоносного песка: в любой момент среди пустой породы может блеснуть что-то интересное. Хранящееся в Государственном архиве Брестской области объявление о денежном обращении, дополняющее содержание прошлой главы, примечательно датой, а еще фактом того, что оно стало первым публичным документом городской управы, фактически извещающим население о появлении таковой. Расклеенные по городу афишки, напечатанные в городской типографии, содержали три текста – на немецком, польском и русском языках.

«Объявление № 1.

Городская Управа города Бреста н. Б. уведомляет всех граждан, что, согласно постановлению немецких властей, в денежном обороте законным платежным средством являются исключительно советский рубль и немецкая марка. Курс советского рубля в отношении к немецкой марке составляет:

1 нем. марка = 10 сов. рублям.

Владельцы магазинов и мастерских не могут брать цен выше, чем в августе 1939 г., принимая во внимание курс того времени – 2 польских злотых за одну немецкую марку.

Нарушители настоящего постановления подвергнутся строгому наказанию.

Президент города М. Оппельн-Брониковски.

Брест н. Б., 3 июля 1941 г.»

Фактически управа дублировала документ, разработанный в Берлине. До передачи полномочий гражданской администрации схожий текст, унифицированный под любую территорию бывших «Кресов Всходних», доводили немецкие военные власти.

«Объявление о законной валюте в оккупированной области СССР.

В оккупированных областях СССР являются законной валютой:

– рейхскредиткассовые ассигнации ценностью в 50, 20, 5, 2, 1 и 0,50 марок,

– германская разменная монета в 10, 5, 2 и 1 пфеннигов, а также существующая валюта страны.

Курс: 10 рублей = 1 рейхсмарке.

Население в оккупированных областях обязано принимать вышеозначенную германскую валюту наравне с рублем и червонцем по предписанному курсу. Нарушение приказа карается со всей строгостью.

Злотые б. Банка Польского, равно как и деньги, выданные через Эмиссионный Банк, выводятся из обращения.

Подпись: Начальник оккупированной области».

Объявление № 2 (нумерация, вероятно, помогала населению не запутаться в обилии афишек) также увидело свет 3 июля 1941 года.

«Городская Управа города Бреста н. Б. призывает всех владельцев недвижимостей (домов, земельных участков и т. п.), администраторов, управляющих, поверенных, а также ближайших родственников отсутствующих владельцев, войти во владение своими недвижимостями.

Ввиду сего Городская Управа гор. Бреста н. Б. отдает следующее распоряжение вышеуказанным лицам:

1) постоянно поддерживать чистоту на тротуарах и улицах перед своими недвижимостями, а также соблюдать чистоту во дворах, отхожих местах и мусорных ящиках,

2) прибрать кирпичный бой, осколки стекла и прочие следы разрушений, возникших вследствие военных действий,

3) очистить дома, заборы от вывесок, афиш, объявлений и всяких наклеек советских властей,

4) восстановить польские надписи на фонарях и табличках домов, убрать советские названия и надписи.

Городская Управа города Бреста н. Б. призывает владельцев возобновить в ближайшее время деятельность предприятий, мастерских и магазинов».

Третье объявление, датированное 8 июля, обязывало горожан затемнять в вечернее время всякое освещение таким образом, чтобы свет не проникал наружу. Четвертое – касалось правил проживания:

«Владельцы и администраторы домов (управдомы. – В.С.) обязаны объявить снимающим квартиры в их доме, что без их уведомления воспрещается принимать на ночлег кого бы то ни было. В случае принятия на ночлег постороннего лица без разрешения владельца дома хозяин квартиры подвергается немедленному аресту.

Владелец и администратор о каждом случае выделения ночлега обязан сейчас же сообщить Городской Полиции, ул. Короткая (Крутка), 12. За невыполнение владелец или администратор подвергается немедленному аресту».

Объявление № 5 стало фактическим продолжением предыдущего:

«Все бывшие управдомами (по-польски звучало как «былы администраторы домув». – В.С.) обязаны сдать до 20 июля 1941 г. домовые книги домов, находившихся под их управлением, в Управление Городской Вспомогательной Полиции г. Бреста («dem Kommando der Hilfspolizei». – В. С.), ул. Короткая, 12».

И наконец:

«Магистрат гор. Бреста предлагает гражданам, взявшим лодки и каяки на пристани «Погонь» и «Морской Лиги» («Ligi Morskiej») либо на реке, немедленно возвратить их на пристань сторожам. Лица, не подчинившиеся этому предложению, будут привлечены к строгой ответственности».

ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ

(Это все не мое, а с сайта газеты Вечерний Брест.

(ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)

Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.

Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)

Через несколько недель после начала войны, когда фронт укатился далеко на восток, на оккупированной территории началось формирование органов гражданской администрации. В Бресте вся полнота власти была сосредоточена в руках штадткомиссара Франца Бурата, чья служба вместе с гебитскомиссариатом (управлением района) размещалась в здании железнодорожного техникума на Пушкинской (см. рисунок Владимира Губенко). Бурат осуществлял общее руководство и контроль, отвечал за выполнение экономических, политических, военных предписаний — словом, был в Бресте главным проводником интересов рейха.

Но жизнь города не ограничивается выполнением плана поставок товарной продукции и набором рабочей силы для отправки в Германию. Водоснабжение, медицинское обслуживание, санитария, школы, торговля, суд, бытовые ссоры, бродячие собаки и многое-многое другое, чем должна заниматься власть в любом населенном пункте, — все эти хозяйственные, правовые, образовательные вопросы требуют наличия наделенного полномочиями исполнительного органа, каким в оккупированном Брест-Литовске стал подконтрольный штадткомиссару магистрат, или, на украинский манер, городская управа.

Впрочем, украинского здесь кот наплакал: после неполных двух лет советизации Брест продолжал оставаться преимущественно польскоязычным городом. Магистрат считался органом самоуправления, и служащие в него набирались из местных. На должность бургомистра немцы назначили инженера Мауриция Брониковского, до 1939 года возглавлявшего в магистрате Бреста-над-Бугом отдел водоснабжения и канализации. Это был немолодой человек с большим управленческим опытом, похоже, имевший немецкие корни: полностью его фамилия читалась «фон Оппельн-Брониковски». Что характерно, сам он первую часть, как и дворянскую приставку «фон», ни в документах, ни в обиходе не пользовал.

Нам еще предстоит порассуждать на предмет того, кто и почему пошел работать в управу, а пока остановимся на структуре и первых предпринятых шагах.

Магистрат состоял из двенадцати подразделений: общего управления, финансово-налоговой службы, службы городского хозяйства, строительно-технического отдела, торгово-ремесленного, отделов недвижимости, городских предприятий, экономики и предпринимательства, охраны здоровья, социального обеспечения, школьный, культуры и науки.

Всякая власть любит учет и контроль. 11 августа 1941 года новоиспеченный президент города (так, на польский манер, первоначально назвали должность Брониковского, пока месяц спустя герр штадткомиссар не привел подчиненных в чувство: в документе от 25 сентября, хранящемся в госархиве Брестской области, над красноречиво зачеркнутым машинописным «президент» от руки выведено «бургомистр») отдал распоряжение всем начальникам отделов и директорам городских предприятий провести инвентаризацию имущества, завести соответствующие журналы и предоставить списки в финансовый отдел до 1 сентября.

Учесть, подсчитать, запротоколировать оставшееся после ухода советских властей — такая задача одной из первых встала на повестку дня. Пошли акты инвентаризации, протоколы описи брошенного имущества эвакуированных граждан, отчеты оценочных комиссий по проверке складов, обследования мельниц, артелей, мастерских… Дровяной склад гортопа, прачечная на ул. Советской, 33, склад шорного производства, склад соли на ул. Перацкого, 77 (в документах намешаны польские и советские названия улиц), облпотребсюз, облмногопромсоюз, склад бензина, железнодорожная мастерская, фотомастерская «Красная светопись», склад соли на ул. Пилсудского, 9, склад аптекарских лабораторий, склад льда на Советской, 134, заготовительные участки, сапожная мастерская на Советской, 134, радиокомитет, баня и прачечная, кожевенный завод «Красный кожевенник», филиал «Белгоспроекта», склад соли в деревне Гузни, артель «Красный транспортник», аптечный склад на Пушкинской, 34, шорная мастерская на Советской, 125, типография на Стецкевича (ныне Комсомольская, угол с Пушкинской), кирпичный завод в Гершонах, склад бутылок, дом престарелых и инвалидов, мастерские автобазы, контора водного транспорта и прочее, прочее. Было учтено имущество эвакуированной милиции НКВД, суда, музыкальной школы, музея…

Вслед за свершившимся учетом пошли распоряжения, регламентирующие и упорядочивающие жизнь по новым правилам. Каждого горожанина напрямую коснулось распоряжение от 12 сентября 1941 года по вопросу найма помещений и квартирной платы:

«За период с 1 июля по 30 сентября 1941 г. через Управу г. Бреста будут взяты налоги:

а) за наем помещений с жителей, которые во время большевистской оккупации занимали здания государственные либо органов самоуправления,

б) квартирный налог с тех жителей, кто в период большевистской оккупации занимали ненационализированные дома.

Размер платы за наем помещений и квартирная плата назначаются следующим образом:

1. Устанавливается ставка 0,50 РМ (рейхс-марки. — В.С.) за 1 кв. м пользуемой площади. Под пользуемой площадью подразумевается: занимаемая площадь комнат и кухня. Сени, лестницы и прихожая не учитываются. За чердачные комнаты платится половина.

От установленного на основании этого распоряжения размера квартплаты может быть предоставлена скидка:

а) с помещений без водопровода и канализации — 20 %,

б) с жилых подвальных помещений — 25 %,

в) с комнат без окон — 40 %,

с) с проходных комнат, т. е. тех, через которые проходят чужие люди, — 40 %.

Установленный со скидкой месячный размер квартплаты не может быть менее 10 пфеннигов за 1 кв. м.

2. Арендная плата с торговых и производственных помещений на первом этаже фасадной стороны на ул. 45-й Дивизии, от Длугой до Зыгмунтовской, — 3 РМ в месяц, на ул. Стецкевича, Адольфа Гитлера, Домбровского, Ягеллонской — 1 РМ, на прочих улицах и в рыночных будках — 0,80 РМ в месяц за 1 кв. м площади.

3. Арендная плата с ремесленных и торговых помещений, размещающихся на чердаках и на подворье, — 0,80 РМ.

4. Все помещения, квартиры, занятые немецкими властями либо армией, а также все помещения, которые находятся в собственности общественных учреждений (больницы, приюты, школы, организации и т. п.) от оплаты освобождаются.

5. Вышеперечисленные арендные платежи и квартплата за период с 1 июля по 30 сентября должны быть внесены до 25 сентября. За несвоевременную плату будет взиматься пеня в размере 10 % от неоплаченной суммы».

Распоряжение было напечатано типографией на четырех языках — немецком, польском, украинском, белорусском. Чуть позже, когда в рейхе определились с административно-территориальным делением, афишки для брестчан стали печататься только на трех языках — без белорусского. 6 ноября 1941 года штадткомиссаром Буратом было подписано распоряжение о придании на подведомственной ему территории статуса государственных немецкому и украинскому языкам, с допущением временного использования польского языка до той поры, пока все жители Брест-Литовска не освоят украинский в достаточной мере.

ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ

(Это все не мое, а с сайта газеты Вечерний Брест.

(ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)

Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.

Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)

Установленные немецкими властями для оккупированных территорий единые ставки почасовой оплаты труда (см. предыдущую главу в номере за 15 января) не случайно даны в рублях. Даже в мирное время реформа, связанная с вводом в обращение новых денег, — мероприятие хлопотное и затратное. Распространять рейхсмарку как единственное платежное средство на оккупированных территориях было рискованно: это стало бы сильным ударом по экономике Германии, поскольку требовало включения печатного станка, а занятые территории все росли, и столь значительная эмиссия могла привести к подрыву денежно-кредитной системы.

Финансовые умы рейха поступили проще, сохранив в обращении прежние советские рубли. Центральный эмиссионный банк Украины откроется в Ровно лишь в марте 1942-го, а первые карбованцы увидят свет еще через четыре месяца — до того на протяжении года законным платежным средством в рейхскомиссариате «Украина» будут сталинские купюры образца 1938 года с портретами ладно еще шахтера (1 рубль), но также, что забавно, воевавших против немцев красноармейцев (3 рубля), советского военного летчика (5 рублей) и вождя коммунистов Ленина (червонец).

Как и на большей части оккупированной территории СССР, наряду с рублями в ходу были рейхсмарки (1 рейхсмарка = 10 рублей), но они попадали в руки исключительно по случаю: местному населению, будь то уборщица или бургомистр, жалованье начислялось в «деревянных».

Одним из первых действий, проведенных оккупационными властями после занятия Бреста, стала проверка наличия денег в финансовых учреждениях — банках, сберкассах, казначействе... Были системно обследованы кассы магазинов и торгующих организаций: для возобновления товарно-денежных отношений новая администрация остро нуждалась в наличности. Отдельные результаты таких проверок, а также кассовые документы за июль 1941 года хранятся в фондах Государственного архива Брестской области: 29 июня под руководством пана Рыдлицкого в коммерческом банке инкассировали 11 592 рубля 56 копеек, 7 июля в Центральной сберегательной кассе на ул. Домбровского (ныне Советская), 80, — 14 588 рублей 35 копеек.

Думаю, из брестских обывателей, торопившихся поживиться в часы безвластия 22 июня в бесхозных лавках и магазинах, мало кто обращал взор на представлявшиеся бесполезными фантиками советские деньги. Другое дело в удаленных от границы городах: там, едва дошел слух о войне, сообразительные граждане бросились в сберкассы спасать свои кровные, а когда после радиовыступления Молотова на девятом часу войны опомнились остальные, их ждали закрытые окошки: досрочная выдача вкладов была прекращена.

В продублированном гебитскомиссаром Брест-Литовска 25 сентября 1941 года распоряжении по рейхскомиссариату «Украина» «О регулировании розничных цен на продукты первой необходимости, цен в ресторанах и тарифов за услуги» все приводилось в рублях. Приведем его полностью.

«Территориально: округ гебитскомиссара. В частности: все магазины, государственные пункты снабжения, рынки, рестораны, домашние обеды и в равной степени уличная торговля.

Цены не должны превышать:

А. Продукты первой необходимости (в рублях):

1. Пшеничная мука 1 кг 1.80

2. Ржаная мука 1 кг 1.00

3. Ржаной хлеб 1 кг 1.00

4. Гречневая крупа 1 кг 2.20-3.80

5. Пшенная крупа 1 кг 1.50

6. Ячменная крупа 1 кг 1.10

7. Макароны 1 кг 4.00-7.00

8. Горох (сухой) 1 кг до 1.70

9. Фасоль 1 кг 2.00-2.50

10. Молоко 1 л 1.50

11. Масло 1 кг 24.00-26.00

12. Сыр 1 кг 3.00

13. Мед 1 кг до 26.00

14. Яйца 1 шт. 0.50

15. Соль 1 кг 0.50

16. Сельдь 1 кг 4.00-7.00

17. Рыба (от вида) 1 кг 4.00-7.50

18. Говядина (от сорта) 1 кг 5.00-8.00

19. Телятина 1 кг 7.00-9.00

20. Свинина 1 кг 8.00-10.00

21. Сало 1 кг 15.00-20.00

22. Колбаса 1 кг 16.00-20.00

23. Жир 1 кг до 20.00

24. Растительное масло 1 л 16.00

25. Куры (живые) 1 кг 5.00

26. Утки 1 кг 5.00

27. Гуси 1 кг 4.00

28. Индюки 1 кг 6.00

29. Пиво («бир») 1 л 4.00

30. Содовая («содавассер») 1 л 0.50

31. Лимонад 1 л 3.00

32. Кофе-эрзац 1 кг 2.60

Для продуктов, которые не названы, особенно для овощей, фруктов и картофеля, в случае необходимости мною будут установлены местные цены. В случае необходимости в рамках этого распоряжения будет также введена классификация мяса и сортов колбасы.

В. Продукты ежедневного пользования:

1. Бензин (керосин) 1 л 1.00

2. Спички 1 кор. 0.05

3. Мыло 1 кг 3.00-5.00

С. Еда и напитки:

1. Обед (борщ, мясо или рыба, овощи, картофель) — 6.00

2. Ужин (хлеб, масло, 2 яйца, салат, или колбаса, или сыр, чай) — 5.00

3. Завтрак (хлеб, масло, мармелад, 2 яйца, или колбаса, или сыр, кофе) — 3.50

4. Простая выпечка (один бублик либо рогалик) — 0.30

5. 1 кусок кондитерского пирога — 1.00

6. Стакан чаю — 0.60

7. Чашка кофе — 0.60

8. Яичница из одного яйца — 1.20

9. Вареное яйцо — 0.80

10. Минеральная вода (1 бутылка) — 1.00

11. Малый бокал пива (0,2 л) — 1.00

12. Большой бокал пива (0,5 л) — 2.00

Такими ценами ограничивается плата за еду.

D. Услуги

1. Мужская стрижка — 2.50

2. Бритье (крем, одеколон) — 1.00

3. Стирка и утюжка верхней одежды — 1.00

4. Стирка нижнего белья (сорочки или кальсоны) — 0.50

5. Стирка и штопка 1 пары чулок — 0.30

6. Стирка и накатка комплекта постельного белья — 2.50

7. Ремонт подметок ботинок, сапог — 15.00

8. Ремонт каблуков — 5.00

За все товары первой необходимости, продукты питания, предметы потребления и за различные услуги, цены на которые не установлены, запрещается без разрешения Гебитскомиссара назначать цены выше тех, что действовали до 22 июня 1941 г.

Кто не будет придерживаться параграфов этого распоряжения или их обойдет, равно как и тот, что будет платить цену выше означенной, будет сурово наказан согласно существующим законам.

Распоряжение вступает в силу со дня оглашения».

ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ

(Это все не мое, а с сайта газеты Вечерний Брест.

(ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)

Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.

Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)

На исходе первого месяца Восточной кампании вермахта, а именно 17 июля 1941 года, Гитлер издал указ «О внедрении гражданского управления на оккупированных восточных территориях», в соответствии с которым с окончанием военных операций и удалением фронта территория передавалась из рук военных в ведение органов гражданской администрации. В отличие от оккупированных территорий центральной России, которые и в 1942-м, и в 1943 году продолжали считаться входящими в зону военных действий и управлялись военными властями, образованные на былых советских «окраинах» рейхскомиссариат «Остланд» (Прибалтика и Беларусь) с административным центром в Риге и рейхскомиссариат «Украина» с административным центром в Ровно управлялись гражданской администрацией. Терминология не должна вводить в заблуждение: целью и смыслом деятельности новых органов управления было обеспечение нужд вермахта и рейха.

Брест-Литовск, ставший административным центром одноименного района («гебита», или «гебитскомиссариата»), наряду с получившими такой же статус Кобрином, Пинском, Давид-Городком, был отнесен к генеральному округу Волынь-Подолия рейхскомиссариата «Украина». Другую часть белорусского Полесья — довоенную Полесскую область с центром Мозырь — 20 октября включили в состав генерального округа Житомир. Представленное населению языково-этнографическое обоснование этого решения было скорее пропагандистским ходом. Конечно, немцев в первую очередь занимала экономическая сторона — к примеру, использование системы каналов Днепро-Буга или обеспечение рейхс-комиссариата «Украина» лесоматериалом. Генеральный комиссар Беларуси В. Кубе и вступивший в должность после его гибели К. фон Готтберг оспаривал этот вопрос, пытаясь «вырвать» северо-украинские территории, они же южнобелорусские земли, у рейхскомиссара Украины Э. Коха, но тот стоял стеной, понимая последствия для доведенных ему хозяйственных показателей. На стороне Коха был имперский министр по делам оккупированных восточных областей Альфред Розенберг, определивший в свое время именно такую линию границы…

Директива Розенберга по административному делению Украины увидела свет после указа фюрера от 20 августа 1941 года о создании рейхскомиссариата. Территория Украины членилась на четыре части, отнесенные к разным государствам. Западные земли — Львовская, Тернопольская, Дрогобычская и Станиславская области — на правах отдельного дистрикта «Галичина» присоединили к польскому генерал-губернаторству. Черновицкую и Измаильскую области отнесли к Румынии, в состав которой включили также губернаторство Транснистрия, образованное из Одесской, южных районов Винницкой, западных районов Николаевской областей и левобережья Молдавии. Черниговская, Сумская, Харьковская области и Донбасс как прифронтовые зоны подчинялись германскому военному командованию.

Оставшиеся после такого раздела шесть округов (Волынь-Подолия, Житомир, Киев, Николаев, Днепропетровск и Крым) составили изрядно усеченный рейхскомиссариат «Украина». Бросается в глаза, что в качестве столицы величественному Киеву предпочли провинциальный Ровно. Согласно одной из версий, это был демонстративный щелчок по взыгравшим в украинцах самостийным надеждам. А может быть, гауляйтер Кох просто укоротил себе расстояние до рейха и обратно…

Старое российское название «Брест-Литовск», к которому теперь обратились, использовалось германцами в 1915-1918-м — годы первой оккупации. Хоть горшком назови, только в печь не клади — для горожан существенней было, что последует дальше. В месяц-другой нахождения у власти военных характерными были объявления вроде нижеприведенного, напечатанного типографским способом и расклеенного по стенам:

«Внимание!

Германские Войска, заняв вашу местность, объявляют следующий приказ:

1. Всякое огнестрельное оружие и амуниция подлежат немедленной сдаче Германским Войскам. Кто оставит огнестрельное оружие в своем распоряжении, БУДЕТ РАССТРЕЛЯН (выделено в документе. — В.С.).

2. Каждый из вас, будь он здешним или не здешним жителем, должен оставаться в той деревне, где он теперь находится. Кто покинет свое настоящее место пребывания и станет скитаться по дорогам или обходам из одной деревни в другую, того будут считать партизаном и как такового РАССТРЕЛИВАТЬ. Вне деревни разрешаются лишь общие работы на полях под надзором старшины или бригадира.

КРАСНОАРМЕЙЦЫ, участвовавшие в нынешней войне, должны немедленно явиться в ближайшую Германскую Часть. В противном случае они БУДУТ РАССТРЕЛЯНЫ.

3. Пребывание вне дома от полной темноты до рассвета ЗАПРЕЩЕНО. Не исполнившие этот приказ БУДУТ РАССТРЕЛИВАТЬСЯ без предупреждения.

4. Кто вредит или пытается вредить Германской Армии, например: повреждением или уничтожением телефонных проводов, мостов, железнодорожных путей, водопровода, зданий, запасов и т. д. или предоставлением убежища и оказанием помощи партизанам, БУДЕТ НЕМЕДЛЕННО РАССТРЕЛЯН.

Кто знает местопребывание коммунистов, партизан или военнослужащих Красной Армии, должен заявить о них ближайшей Германской Части.

Командующий Германскими Войсками».

На одних устрашающе-упреждающих мерах далеко не уедешь, и пришедшая к власти гражданская администрация, имевшая в своем распоряжении охранные подразделения и полицейский аппарат, с немецким педантизмом приступила к экономической и правовой регламентации всех сторон жизни.

«Распоряжение комиссара города (в дальнейшем — штадткомиссара. — В.С.) по регулированию условий и оплаты труда.

I. Оплата

Выделяются 6 групп работников. Включение в одну из групп зависит от рода деятельности. Установленная плата выплачивается тем работникам, которые фактически выполняют свою работу в положенное время. При невыполнении условий может быть произведено снижение платы.

Устанавливается следующая почасовая плата:

1) практикант любого года обучения — 0,60 руб. в час;

2) неквалифицированный рабочий (подсобник) — 1,00;

3) полуквалифицированный рабочий — 1,20;

4) квалифицированный работник (ремесленник) — 1,7;

5) бригадир — 2,00;

6) мастер — 2,50.

II. Устанавливаются 5 групп служащих:

7) торговые и технические работники, выполняющие обычную работу, например, регистратор канцелярии, продавец, технический чертежник — от 130 до 220 руб. в месяц;

8) торговые сотрудники, которые выполняют более сложную работу, например, бухгалтеры, кассиры, руководители средних торговых предприятий — от 220 до 350 руб. в месяц;

9) технические специалисты, выполняющие более сложную работу, которые имеют специальное образование, например, начальники стройки, фабричные инженеры, конструкторы — от 280 до 450 руб. в месяц;

10) технические и торговые руководители, которые выполняют самостоятельную и ответственную работу, имеющие высшее образование или равнозначные практические знания, например, главные конструкторы, торговые и технические руководители отделов — от 400 до 600 руб. в месяц;

11) руководители, которым доверено руководство мелкими и средними фабриками, — до 800 руб. в месяц.

III. Работницы-женщины получают 80 % от ставок, указанных в п. I и II.

IV. Евреи получают 80 % от ставок, указанных в п. I-III.

…При аккордной, от выработки, системе труда работники средней производительности при проявленном прилежании могут получить на 20 % больше, чем при почасовой оплате, а при очень старательной работе возможна выплата и более высокого вознаграждения — до 50 % больше, чем при почасовой оплате.

…Кто по собственной вине лишается аккордного принципа работы, при переходе на почасовую оплату получает низшее вознаграждение».

И здесь же:

«Оплата за фурманки двуконные равняется 2 руб. за час; одноконные — 1,5 руб. за час». Впрочем, о тарифах и ценах подробно поговорим в другой раз.

ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ

Тереспольские ворота.

Кстати - некстати : Южные ворота. Август 2017.

(Это все не мое, а с сайта газеты Вечерний Брест.

(ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)

Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.

Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)

Семья Летун переехала в Брест в 1937 году, когда среднему из детей, Жене, было пять лет. Родители несли в себе черту, характерную для выходцев из Давид-Городка, — предприимчивость. Пахали, сеяли, разводили цветы, делали мороженое, шили обувь — словом, крутились. В жаркое время ехали торговать мороженым в район Кракова и Катовице, брали с собой «лёдувку», баллоны… «Лёдувка» представляла собой деревянный ящик с металлической камерой внутри, выполнявший роль простейшего холодильника. В пустоты между стенками закладывали лед, который покупали у накапливавших его с зимы предпринимателей. Пересыпанные опилками ледяные глыбы хранились в оптовых погребах с весны до осени.

В Бресте снимали квартиру на Пушкинской в каменном доме владельца Гринберга, стоявшем примерно напротив казармы панцерняков (будущего военного госпиталя), а в комнатке, имевшей отдельный вход с улицы, держали продуктовую лавочку. Она примыкала к двухэтажному дому Станислава Лэнского, хозяина знаменитой на весь город пекарни близ пригородного вокзала. Приветливая пани Лэнска часто угощала Женю конфетами. По-соседски мальчик бывал в их доме и впервые увидел здесь радиоприемник. Пани Лэнска настраивала приемник на нужную волну, справлялась, нравится ли музыка, и, удостоверившись, отлучалась по делам, оставляя Женю одного. Несмотря на обещание ничего не трогать, однажды ребенок не выдержал и провернул ручку — как заверещало… Хорошо пани была неподалеку, спросила: «Крутил?» — «Крутил…»

В семь лет мальчик пошел в первый класс. Школа повшэхна № 12 размещалась в здании, где сейчас областной краеведческий музей (ул. К. Маркса, 60). К этому времени семья перебралась на Граевку, снимала квартиру у пана Пшебыльского на Мостовой, и мальчик ходил в школу через пол-Бреста. «За польских часув» проучился год, а с приходом советов был переведен в построенную в 1940 году единственную в городе белорусскую школу № 1 (ныне первая гимназия), именованную новой властью «сталинской». Прием не нов: при Польше в период культа Юзефа Пилсудского, которого польское население чтило как отца нации, лучшим учебным заведениям присваивалось его имя, а впоследствии идеологи придумали блестящую акцию: построить на Полесье сто школ-памятников Пилсудскому. Средства собирали по всем организациям, используя добровольно-принудительный принцип. Был брошен клич: «Злуж грош на будовэ шкул повшэхных». Одной из таких школ стала тришинская, известная моему поколению как Московский райотдел милиции; ее планировали открыть 1 сентября 1939 года, но в этот день началась война…

Красноармейцев Женя впервые увидел идущими по ул. Кошаровой со стороны Северного городка и был удивлен их довольно потрепанным (с марша) видом, обмотками на ногах и шапками-буденовками. Невероятной длины винтовки с несъемными штыками делали строй ощетинившимся.

Родители восприняли новую власть без радости и без протеста — как и все вокруг, присматривались, определяясь, как себя вести. Ощущения страха у Жени не было. Их кварталу повезло: никого из соседей-поляков не вывезли. Пшебыльские, Пшибыши, Олтажевски, о котором поговаривали, что в молодости был чемпионом Польши по боксу, «заможные» селяне Андреюки — все благополучно пережили советскую власть и немецкую оккупацию, а после войны, во второй половине 40-х, дружно выехали в Польшу.

Отец, Николай Летун, при первых советах устроился в контору, вербовавшую рабочих на Донбасс. Перед самой войной поехал с отчетом в Минск и вернулся поздно вечером 21 июня. Впечатлений от белорусской столицы было много, в разговорах досидели почти до рассвета. Точнее, до первых залпов, услышав которые, отец сказал: «Вот вам и война…» Когда-то он служил срочную в артиллерии и теперь на слух определил тип пушек, какие били по Северному городку.

Выскочили на улицу, благо были одеты, маленького на руки и побежали по Республиканской. На углу с ул. Спортивной, у входа в военный городок, часовой вскинул винтовку: «Стой! Куда?» Отец ему: «Солдатик, посмотри на горизонт, война!» Бегущих становилось все больше, бойцу стало не до Летунов, и те поспешили к знакомым в Старые Задворцы. Главный обстрел они проскочили. Уже возвращаясь, увидели много сгоревших домов. Запомнилась картинка: на вывороченной стене дымились настенные часы, торчала пружина.

В городе хозяйничали немцы, не обращавшие внимания на девятилетнего пацана, и Женька свободно практиковал мальчишеские вылазки. Наблюдал с крыши дома, как самолеты бомбили крепость, видел с моста два эшелона пленных на открытых платформах. А однажды попал в историю.

Примерно через месяц после начала войны, когда все утихло, Женя шел по улице Каштановой (ныне Героев Обороны Брестской Крепости), рассматривая стоявшие вдоль дороги подбитые советские пушки. Рядом затормозил мотоцикл, и немецкий офицер на ломаном польском языке спросил, знает ли мальчик в этих местах немецкие могилы? Женя знал: он часто здесь ходил, а немцы хоронили погибших вдоль дороги и ставили над каждым холмиком крест с каской. Могил было тем больше, чем ближе к крепости. Немец посадил мальчика в коляску в качестве штурмана, и они поехали.

Женя показал все, что помнил, ездили даже в район Речицкого форта — немец говорил «гут» и ставил на плане крестики.

Подошло время обеда. По Каштановой через Северные ворота въехали в крепость. У Трехарочных ворот, служивших в кольце оборонительной казармы проездом на Центральный остров, спешились. Офицер сказал часовому, что мальчик с ним.

Больших развалин, за исключением костела (он же красноармейский клуб, он же церковь), Женя на острове не запомнил — стены, подолбленные снарядами. Стоял Белый дворец, который вполне можно было восстановить после войны — рабочей силы из пленных немцев хватало.

Между Белым дворцом и церковью за устроенным на козлах длинным столом обедали немцы. Офицерский стол накрывался отдельно, но подавали из того же котла. (Как писал в воспоминаниях лейтенант 252-й пехотной дивизии Армин Шейдербауэр, «Германия была первой в мире страной, в которой нормы продовольственного снабжения были одинаковыми для солдат и офицеров. Преимущество питания в офицерской столовой заключалось в том, что кухней, как правило, заведовал хороший повар, умевший готовить вкуснее. Безусловно, еда, приготовленная на 20 или 50 офицеров, была лучше и разнообразнее, чем еда, приготовленная на целый батальон».)

Офицер дал повару команду накормить мальчика. Женю посадили с солдатами, принесли то, что и всем. Еду раскладывали в металлические миски. Хороший плотный обед: наваристый суп, каша с котлетой, напиток.

Покушав, снова сели на мотоцикл, но Женя уже исчерпал свои сведения. Немец отвез его к мосту на Каштановой, и дальше мальчик пошел пешком.

ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ