adioss

Консервы.

Говорят, что когда-то заключённые, бежавшие из северных лагерей, брали с собой консервы.

Эти консервы не надо было тащить в заплечных мешках. Они бежали рядом сами.

Очень удобно, очень.

Когда в бескрайней тайге нечем было поживиться, консерву съедали.

Консерва до последнего не догадывалась о том, что её участь — быть съеденной. И взяли-то её с собой только для этого.

Консерва просто бежала со всеми на волю.

* * * * *

Жутко? Ну да.

Ну что ж, всё как в жизни.

А у вас есть консервы?

Есть. Почти у каждого в жизни была такая консерва.

Вскрыть, если наступит голод. Сожрать. Выкинуть пустую баночку.

И бежать дальше.

И каждый, наверняка, хоть раз в жизни был консервой сам.

* * * * *

Вот Сашка. Живёт с Аней. Она два года ждёт его с работы, готовит ему жрать и делает массаж перед сном. Она смотрит на него тепло. Думает, когда же...

Хочет ребёнка.

Он всё ещё надеется вернуться к бывшей жене, которая ушла от него три года назад.

Аня всё это время бежит рядом и не знает, что она просто консерва.

* * * * *

Вот Лёшка. Он полтора года ждёт.

Ждёт, пока Маринка ему позвонит.

И хотя бы предложит выпить вместе кофе. О большем ему даже мечтать страшно.

Она звонит иногда раз в месяц, иногда в два.

И тогда он седлает свою субару и три с половиной часа мчится по жутким дорогам. Мчится в другой город. В котором живёт Марина.

Она может выйти и встретить его, а может и просто отморозиться. Да, она, конечно же, знает, что ему ехать к ней три с половиной часа.

В те моменты, когда ему всё же удаётся её увидеть, она плачется ему в жилетку.

Её снова бросил женатый любовник. Он бросает Марину с периодичностью раз в месяц. Иногда в два.

Потом он, конечно же, возвращается.

Иногда возвращается за те три с половиной часа, которые Лёшка мчится к Марине.

Именно поэтому Марина иногда просто не берёт трубку, когда Лёшка приезжает.

Лёшка спал с ней всего два раза, полтора года назад. Он тогда уже решил, что она ему нужна. Сильно-сильно. С первой ночи. Так бывает. Когда всё остальное без этого человека как бы теряет смысл.

Поэтому он берёт трубку, когда она звонит. Он ничерта не может с этим сделать.

И так тоже бывает.

Марина, наверняка, понимает, что вряд ли к ней будут мчать из другого города три с половиной часа исключительно из дружеских чувств.

Но это её консерва.

Вскрыть, если наступит голод. Сожрать. Выкинуть пустую баночку.

И бежать дальше.

Впрочем, она ведь тоже консерва. Для человека, который пользует её пять лет, заслоняя собой лучшие Маринкины годы, говорит о любви, но всё никак не уходит от жены...

* * * * *

Или Ксюха.

Могла б давно построить жизнь.

Но последние шесть лет, раз в полгода, недельки на две, на горизонте появляется Вова.

Её Вова. Её.

Уставший от жизни, в очередной раз в ком-то запутавшийся, клянущийся в том, что наконец-то понял, всё-всё понял, и нет в мире места лучше, чем с Ксюхой рядом.

Он исчезает не внезапно. Последние дни перед уходом он придирчив, ему всё не нравится и всё не по нутру.

В эти дни Ксюха вся внутри сжимается, потому что понимает: он снова исчезнет.

Она будет ждать, она тоже ничерта не может с этим поделать. Она верит, что однажды он останется. Он не спешит убеждать её в обратном.

Иногда у неё будет кто-то появляться. Так, ничего серьёзного. Она ведь знает, что где-то есть Вовка.

Он вскроет Ксюху, когда наступит голод. Сожрёт. Выкинет пустую баночку.

И побежит дальше.