Trollion

Одну интересную историю поведал мне как-то раз мой коллега. До последнего времени не верил я ему. С его слов:

«Это произошло со мной и с моим другом Артёмом, когда мы отдыхали у него на даче. Вообще-то, справедливости ради, стоит уточнить, что дача принадлежала Артёмкиным родителям, и находилась она на окраине деревни. Дело было в конце июля. После очередной трудовой недели поехали мы, два молодых двадцатитрехлетних холостяка, за город. Надо было у Артёмки кое-чего подлатать на участке. Вообще, на даче всегда есть чем заняться. У кого свой участок, тот поймёт. И вот сложился у нас такой обычай – отдыхать после дел за баней на скамейке. Местечко хорошее, вечернее ласковое солнышко греет, разговор заходит непринуждённый. Дело было в воскресенье, это я помню точно. Расположились мы с Артёмом на скамейке, закурили, и стали обсуждать, как нам ловчее теплицу пристроить. А когда солнце уже заходить стало, я пошёл кофе варить, Артём же остался на скамейке, как он любил тогда говорить – «природу созерцать». Вдруг в сумерках показались две тени. Не тени даже, а как-бы более густые сумерки, что ли. Солнца уже минут 30 как не было, да и тени эти не были похожи на обычные. Следует сказать, что места то были глухие, даже электричество у нас было у одних в деревне, от генератора. И вот перед Артёмом появляется нечто полупрозрачное в количестве двух. Поведение этих теней было похоже на человеческое, а вообще, формой больше всего они напоминали тень от волейбольного мяча на стене. Знаете, как будто два мячика залетели в чужой двор. Сквозь предметы они не проходили, а очень осторожно огибали. Я-то сам первую встречу не видел, но Артём мне рассказывал:

«Тени не спеша летали по двору перед баней, на меня даже не реагировали. Сам не пойму почему, но меня как сковало. Не мог ничего поделать, даже крикнуть тебе ничего не мог. Просто смотрел, как они изучают участок».

В тот момент из дома вышел я. В руках у меня был старый кофейник, и о незваных гостях я не имел понятия, поэтому, когда со стороны двора ко мне под ноги вдруг бросились два пятна, равновесие я потерял. В первое мгновение мне показалось, что это коты, и лишь когда горячий кофейник угодил в одну из теней, я понял, что ошибся. Раздался громкий протяжный визг, и тени одна за другой долетели до бани, где я потерял их из вида. Тогда ко мне подбежал Артём, и мы стали осматривать участок и рассказывать друг другу кто что успел разглядеть. К тому времени небо стало уже совсем тёмным, и мы решили отложить осмотр двора до утра. Забрав кофейник и запустив генератор, мы направились в дом, не имея ни малейшего понятия о том, что нас ожидает.

Спустя полчаса после событий во дворе, в разгар нашего скромного ужина, заглох генератор. Оставаться в полной темноте не хотелось, поэтому нужно было выйти из дома, для того, чтобы генератор запустить. Фонаря в доме не оказалось, зато нашлась коробка свечей и спички. Я зажёг свечу, поставил её на блюдечко и отдал Артёму. Идти решили вдвоём, так как места глухие, а недавние события у бани выбили нас из привычной колеи. Не дошли мы до двери пару шагов, как отчётливо услышали стук. Мы с Артёмом подпрыгнули. Стучали в дверь со стороны улицы. Три стука и тишина. Я, как самый смелый, прочистил горло и, сделав самый свой свирепый голос, спросил: «Кто?». Ответа не последовало. Решив, что это зашёл кто-нибудь из соседей, мы подошли к двери вплотную. Артём отодвинул засов и слегка толкнул дверь. В свете свечи оказалась часть крыльца, дальше свечи не хватало, никого на крыльце не было. Тогда Артём вышел во двор, и направился к генератору. Я остался у двери, чтобы в дом никто не проник. Вернулся Артём минут через десять очень озадаченный. Оказалось, кто-то или что-то перегрызло топливный шланг. «Такое впечатление, что шланг не грызли, а жевали», - сказал Артём. Однако, наличие хотя бы свечей ободряло, и мы решили идти спать. Только успели закрыть входную дверь, как стук повторился снова. Свеча в руках Артёма дрогнула, да и мне стало не по себе. Как можно резче я толкнул дверь – никого!

Закрыв дверь и задвинув засов, мы поспешили в зал. Артём улёгся на диван, а я устроился на раскладушке. Свечу потушили. Заснуть, однако, нам не дали. Минут через десять стук раздался снова. На этот раз стучали в окно, а затем опять тишина.

Спать нам в ту ночь не обломиться, это стало ясно. Свечу опять зажгли, нашли в прихожей топор и сели курить. Нервы к тому времени у нас были на пределе. Страшно не было, но и приятным это чувство не назовешь. Курили мы, держа сигареты дрожащими пальцами, прямо в доме, что нам строго запрещали родители Артёма. Из-за туч вышла луна, и на полу стало видно силуэт окна. Я уже начал засыпать, как вдруг Артём потянул меня за рукав. Я посмотрел не его лицо, ставшее белым, как мел, и, проследив за взглядом, повернул голову к окну. В тусклом свете луны я увидел отвратительное существо. Нечто чёрное, косматое, больше всего похожее на старуху. Но самое страшное – это глаза. Глубоко посаженные под густыми бровями, глаза старухи светились каким-то зеленоватым светом. Вот тут мне стало по-настоящему страшно. Ужас не исходил от старухи, это совершенно точно, он рождался у меня внутри и рос с каждой секундой, что я смотрел в её глаза.

Мы с Артёмом вжались в противоположную от окна стену и не могли отвести от старухи глаз. Она же, видимо, почуяв наш страх, подняла к окну свою правую руку, и, выставив скрюченный указательный палец, начала постукивать по стеклу. В дальнейшем всё происходило как во сне, будто бы не со мной. В тишине комнаты чётко щелкнула щеколда, и окно медленно, со скрипом открылось внутрь. Старуха скривила морщинистый рот в страшной ухмылке. Спустя мгновение, она уже сидела на корточках на столе у окна, на котором мы оставили свечу. При свете свечи я смог лучше разглядеть старуху. Одетая в какие-то лохмотья, она напоминала какую-то ведьму из фильма ужасов. О росте судить было сложно, так как она сидела скрючившись, но руки её были на удивление худые и длинные. Грязные волосы сбились в пучки, а лицо было покрыто гниющими язвами.

«Защщем моих обидели?» - говорила старуха медленно и протяжно, голос был хриплым, не громким, да и шепелявила она, однако каждое слово я слышал очень чётко. Взгляд она медленно перевела на Артёма. «Мы тут давно. Мы тут шшшивем. А ты… – тут ведьма протянула руку к Артёму. – …тебя ххто звал?». Тут Артём вскочил на ноги и заорал, что всё это нам кажется, что мы спим и всё это сон. По щекам его текли слёзы, ясно было, что он очень напуган. Вдруг старуха резко махнула рукой, свечка, стоявшая перед ней на столе, отлетела к стене и погасла. Комната погрузилась во тьму, только из окна лился слабый лунный свет, обрамляя силуэт ведьмы. Артём замолчал, и, скуля, опустился на пол рядом со мной. «Не верищщщ? – прошипела старуха. – Шшшмотри.» В тёмном углу комнаты, по левую руку от ведьмы появилась яма. Стало очень холодно, Артём дрожал, прижавшись ко мне плечом. Из ямы, с утробным вздохом появился труп. Скорее даже скелет в лохмотьях и кусках земли, лучше было не разглядеть. За ним ещё и ещё. Через минуту перед нами встало четыре трупа разного роста. Они стояли сгорбившись, как будто под тяжелым грузом, и слегка шатались. Тот из трупов, что был ближе к старухе, заговорил глухим утробным голосом: «За-чем… под-ня-ла?». Ведьма обернулась к мертвецу: «Шшшкажи, мертвый, долго ли лежишшшь?». Мертвец тяжело вздохнул: «В три-над-ца-том го-ду нас убили…». Старуха перевела взгляд на Артёма. Артём подтянул колени к груди и заскулил. «Теперь веришшь?» – спросила старуха Артёма. Тот закивал головой и тихонько завыл.

Но кошмар на этом не закончился. Старуха кивнула головой, и мертвецы стали исчезать в своей могиле один за другим. Спустя время исчезла и сама могила. Ведьма посмотрела на меня, брови её нахмурились: «А теперь ты». Она протянула ко мне свою руку. Для меня это было так неожиданно, что я вскрикнул. «Обидел моих – будешшь наказан, – Старуха переступила с ноги на ногу. – Вредить не буду, только покашшу шшто-то». Тогда, словно в дымке, я увидел свою квартиру. Было много народу, кого-то я узнал, кого-то нет. Затем я увидел, как из моей квартиры выносят гроб, дальше было видение могилы и надгробья. Я ничего не мог понять, на надгробье было моё имя и дата смерти. Тут видение прервал голос старухи: «Пять лет тебе ошталошь, в мучениях помрёшшшь». Ведьма стала хрипло хохотать, а затем глянула на меня горящими глазами, прошипела: «А хочешшшь увидеть, как тебя в аду мучить будут?». Я закричал, а в это время Артём, собравшись духом, схватил топор и швырнул его в ведьму. Топор прошёл сквозь старуху и вылетел в окно, а сама ведьма стала таять повторяя: «Пять лет…», пока не растворилась в воздухе.

До утра мы не смогли заснуть. Сидели за столом перед свечой и молчали. Каждый думал о своём. Когда стало светло, я сказал Артёму, что не смогу уехать, пока не проверю всё сам. Вооружившись инструментом и лопатами, мы разобрали пол в той части дома, откуда появлялись трупы, пробили стяжку и начали копать. Останки мы нашли ближе к обеду.»

Я бы и не вспомнил рассказ своего коллеги, но сегодня был на его похоронах. У него нашли рак, который и «съел» его буквально за месяц. Жена его рассказывала, что боль не могли заглушить никакими лекарствами. Кричал он страшно, проклинал какую-то старуху.

by: Сигизмунд Лазаревич

История из моего отрочества, если можно так сказать. Ох, с чего начать и не знаю.

Было мне 14. Прекрасный возраст, когда родители уже почти не опекают, а свои мозги вырасти ещё не успели. По ТВ в то время шли передачи про экстрасенсов, медиумов и прочих неформалов. И что характерно, преподносилось всё с экранов в такой атмосфере элитности и избранности, с перечислением «неоспоримых фактов» серьёзными голосами, что люди с неокрепшей психикой принимали эти телепередачи близко к сердцу. Естественно, пытливый мозг подростка впитал. А что делает обезьянка дальше? Правильно. Обезьянка повторяет. В школе как-то перекинулись с подружками Катькой и Алинкой парой слов о том, что неплохо бы кого-нибудь усопшего призвать и мило с ним побеседовать «за жизнь». О чем говорить со Сталиным или с Петром Первым мы не знали, поэтому решили призывать кого-нибудь из умерших родственников. С объектами определились, но ведь, как оказалось (спасибо тебе, зомбоящик), просто призвать не получится. Нужны спецсредства в виде свечей, красок и хитрого девайса, посредством которого и будет происходить общение с призванным духом. Катька неожиданно оказалась в теме, поэтому была назначена ответственной за инвентарь. В качестве плацдарма для наших оккультных манипуляций, Алинка, счастливая обладательница мамы, работающей посменно, предоставляла свою комнату в пустой квартире. Я же, самая физически развитая, была послана в магазин за шампанским, так как тревожить духов на трезвую голову нам даже теоретически было ссыкотно. Благо, в то «светлое» время паспорта у молодежи кассиры не требовали.

И вот настал субботний день хэ. Отпроситься на ночь к Алинке – пара пустяков. Не в первый раз. Бутылка шампанского и пакет со всякой оккультной атрибутикой были заблаговременно размещены в комнате у Алинки. Приготовления описывать не буду. В основном хиханьки-хаханьки пьяных девок. Итог: по углам комнаты расставлены зажженные свечи, на полу в центре комнаты перерисован акварельными красками из какой-то Катькиной книги хитрый знак. Вокруг знака тоже свечи. Окна плотно зашторены, форточки и двери по всей квартире закрыты. Зеркало Алинкиного трюмо в комнате накрыли простынёй. На знак в центре комнаты Катька положила средство общения с умершими – лист бумаги, на котором по кругу были расположены буквы. Нечто подобное можно увидеть в американских ужастиках, только там они дощечку двигают, а у нас была иголка на ниточке. В теории, тот, кто призывает умершего, ставит иголку острием в центр листа и держит нитку. Дальше задаётся вопрос, и все смотрят, куда повернёт иголка. Ну и блокнот с карандашом для записи букв. Вот так, если коротко.

В общем, к концу приготовлений, когда свет уже был погашен, и мы втроём уселись вокруг листа с буквами, от хмеля не осталось и следа. Скажу честно, было очень страшно. В полной тишине при слабом освещении комнаты вдруг очень сильно захотелось домой. Но уйти нельзя, перед подругами было неудобно. Это сейчас я плюнула бы на всё и сбежала, а тогда… да что я объясняю, все же были подростками. Призывать решили по очереди. Тянули спички на первую. Угадайте-ка на кого пал жребий? Везучая я. В качестве «мёртвого собеседника» я выбрала своего дедушку по маминой линии. Дедушка Никита погиб в аварии, когда маме было семь лет. Мама всегда отзывалась о нём хорошо. Добрейшей души был человек и маму любил очень сильно. Дальше, согласно ритуалу и Катькиным указаниям, необходимо было прочитать что-то вроде заклинания для призыва. Взялись за руки. Читали хором в голос. Дословно я заклинание не помню, но приблизительно так:

Вызываю из могилы, из доски гробовой.

от гвоздей с крышки гроба,

от венка, что на лбу,

от чертей земляных

от веревок с рук, от веревок с ног

от посмертной свечи,

холодные ноги придут по моему зову.

К кругу зову, с кладбища призываю.

Иди ко мне, раб Божий Никита. Гроб без окон, без дверей, среди людей и не среди людей.

Сюда, сюда мы ждем тебя!!!

Сюда, сюда мы ждем тебя!!!

Сюда, сюда мы ждем тебя!!!

Аминь.

Затем я взяла иголку, а Катька блокнот и карандаш. Надо сказать, что иголка, когда держишь её за нитку, на месте не стоит, постоянно крутится. Я ещё прошептала Катьке: «Как читать-то и как отличить сигналы от дедушки от простого вихляния иголки?». Но подруга лишь пожала плечами. Закрыв глаза, я начала задавать один и тот же вопрос: «Дедушка ты с нами?» Успела задать три раза, когда вдруг Алинка взвизгнула и показала на иголку. Творилось что-то невообразимое. Иголка перестала крутиться, а твёрдо указала на букву «Д», немного подождав, переместилась к букве «А». Ещё спустя несколько секунд игла вновь стала колебаться хаотично, как будто её отпустила невидимая рука. Мы с девочками переглянулись. Жуть сковала меня полностью. Не знаю, как нашла в себе силы задать следующий вопрос: «Что ты хочешь сказать мне, дедушка?». В этот раз повторять не стала, сразу посмотрела на иголку. Игла задрожала и с периодичностью в одну-две секунды начала указывать «С», «В», «Е»… я быстро перестала следить за буквами, лишь старалась держать себя в руках и не отпускать нитку. Когда иголка вновь «освободилась», Катька показала мне блокнот, на котором неровным почерком было написано: С В Е Т А П Р О С Т И З А Г В О З Д И К И. Света – это моя мама, но о каких гвоздиках шла речь, я не поняла. В этот момент раздался тихий всхлип со стороны Алинки. Оказывается иголка, нитка от которой всё ещё была зажата в моих пальцах, начала колебаться. Это были не хаотичные колебания, а больше походило на борьбу. То есть игла резко отклонялась то в одну, то в другую сторону так, как будто её кто-то дёргал, причем движения повторялись. Так же неожиданно до меня дошло, что это кто-то или что-то очень быстро указывает нам на одни и те же буквы. Я бросила взгляд на Катьку, но та, как заворожённая, уже царапала что-то карандашом на блокноте. Вдруг Катька остановилась, лицо её стало белым, как мел, а глаза наполнились слезами. Она медленно, как во сне, показала нам с Алинкой блокнот. Всего одно слово: Б Е Г И Т Е.

Мы сидели, как вкопанные, не в силах пошевелиться от ужаса. В моих пальцах всё ещё трепетала нитка с иглой на конце. И вдруг в комнате стало стремительно темнеть. Я перевела взгляд на свечу, которая стояла рядом со мной. С пламенем творилось что-то сверхъестественное. Оно просто увядало, как будто в комнате закончился кислород. Время тянулось мучительно долго. Спустя примерно минуту, свечи погасли полностью, и мы втроем оказались в кромешной темноте. В тот момент я отчётливо услышала, как с зеркала трюмо, которое находилось сзади от меня, поползла простыня. До сих пор по моей коже пробегают «мурашки», когда вспоминаю тот звук за своей спиной. Не знаю, чем бы всё закончилось, если бы простыня, сползая с зеркала, не задела Алинкину вазу и не свалила её на пол. Звон разбитого стекла прозвучал для нас как сигнал к старту. Крича во всё горло, глотая слёзы ужаса, мы ломились по тёмной квартире в сторону входной двери. Выбежав на улицу, мы, три напуганные девчонки, не сговариваясь, побежали ко мне домой. Босиком, без верхней одежды.

Дверь нам открыла моя мама. Первой в дом ворвалась Катька, за ней Алинка, я захлопнула дверь. Пробежав мимо моей весьма удивлённой мамы на кухню, мы трое, впервые за последние полчаса почувствовав себя в безопасности, разрыдались. Мама пыталась нас расспросить о причинах такой истерики, но мы лишь всхлипывали и утирали слёзы. Спустя примерно час отпаивания нас чаем, мама получила ответы на свои вопросы. Рассказывала в основном я. Часть истории про шампанское я, конечно же, пропустила, но в остальном очень подробно всё излагала. Мама смотрела на нас с лёгкой ухмылкой, как смотрят умудрённые жизнью родители на своих глупых отпрысков. Ровно до того момента, как я произнесла дедушкину фразу: «Света, прости за гвоздики». Мамино лицо вдруг изменилось, стало злым. Схватив меня за плечи, мама закричала: «Откуда? Я же никому не говорила. Кто тебе рассказал? Бабушка?». Я лишь смогла прошептать, что не понимаю о чем речь. Отпустив меня, мама закрыла лицо руками и расплакалась. Теперь пришла моя очередь заваривать чай. Спустя некоторое время, мы с девочками узнали, что же означает эта странная фраза про гвоздики.

Произошло всё в последнее лето дедушкиной жизни. Он очень гордился тем, что мама отправляется в школу в сентябре, и всё время повторял: «Светочка, ты будешь самой красивой первоклассницей в школе, а на первое сентября я куплю тебе огромный букет гвоздик». В середине августа дедушка Никита попал в аварию и погиб, так и не исполнив своего обещания.

Ночевали мы у меня дома. Несмотря на оставленный у Алинки беспорядок и открытую дверь квартиры, возвращаться туда ночью, даже в сопровождении моей мамы, желания не было никакого. Наутро девочки разошлись по домам. Не смотря на то, что за ночь из злосчастной квартиры ничего не пропало, Алинка всё равно получила от матери за беспорядок и распахнутую дверь. Насколько я знаю, с тех пор в своей комнате Алина больше не ночевала. И в разговорах мы с девочками о событиях той ночи больше не вспоминали.

Много воды утекло с тех пор, забылись детали нашего спиритического сеанса, но об одном прошу вас, дорогие читатели: не шутите с силами и материями, которых не понимаете. Ради вашей же безопасности. Ведь нам тогда очень повезло, что не встретились с тем, от кого спасал нас мой дедушка.

by: Сигизмунд Лазаревич

Мой дядя 17 лет проработал в судмедэкспертизе. Я жуткий трус, когда дело касается мёртвых людей, поэтому дядя для меня как супермен, и, естественно, я часто его спрашивал: "Не страшно с мертвяками работать?". Он мне в шутку отвечал, что не боится мертвых, а вот от некоторых живых у него мурашки по коже. Но однажды произошел случай, который заставил его пересмотреть свои убеждения.

Случилось это летом, в середине июня 2011 года. Привезли к ним в морг маленькую двухмесячную девочку, вернее труп. Надо было делать вскрытие. В смерти ребёнка никаких загадок: мать девочки занималась домашними делами, муж на работе был, она ребенка покормит, пока тот спит, сама на кухне стряпает, опять покормит, стиркой занимается. И вот в очередной раз покормила дочку, на пеленальный столик положила, а сама ушла в другую комнату пылесосить. Девочка, видимо, начала шевелиться и со столика упала. До пола ребёнок не долетел, зацепился за край стола шапочкой, завязанной на шее. Когда мать вернулась, то так и застала дочку висящей в 10 сантиметрах над полом. Лицо у девочки уже было синим, ни дыхания, ни пульса. Скорую, конечно, вызвала, но пока она доехала, врачи ничем помочь уже не могли.

А тут, как назло, ещё одно событие. У одного шибко крутого чиновника сын в озере утонул. Несколько дней вся полиция на ушах стояла, не могли найти. Уже совсем было хотели поиски прекратить, но труп сам всплыл недалеко от того места, где искали. И вот время уже к ночи, выловили и доставили на вскрытие. Происходило всё в пятницу, а суббота и воскресенье выходные. Утопленник распухший весь, воняет, кожа отваливается, а начальство, желая поскорее это дело закрыть, требует вскрывать немедленно, чтобы в субботу уже похоронить. Ещё немало времени ушло пока вызванивали патологоанатома и моего дядю, так что пока они собрались в морге, уже стемнело. Родственники утопленника ещё были в морге, просили, чтобы после того, как работа будет закончена, тело подготовили для похорон. Одежду чистую привезли, заплатили, конечно, и разъехались. Остались в пустом здании патологоанатом и мой дядя, в качестве эксперта-криминалиста и ассистента. Дальше с его слов: «Нацепили мы на себя все средства защиты дыхания, какие были доступны, носы намазали мазью, потому что вонища была страшная. Патологоанатом приступает к работе, а я включил диктофон, делаю записи. Представляешь, картина маслом – два человека ночью в пустом морге, полном трупов. Но деньги в кармане это весомый довод, поэтому работаем. И, спустя минут 10, слышу я тихий детский плач. На коллегу смотрю, он ноль внимания, продолжает работать. Ну, я решил, что показалось. Спустя несколько минут снова слышу детский плач, но уже громче. На этот раз посмотрели мы с патологоанатомом друг на друга одновременно. Пойдем посмотрим, говорю, мало ли, может жива девочка-то. Идем в другую комнату к холодильникам, а плача уже не слышно. Холодильник открыли, труп лежит на спине там, где мы его и оставили, но глаза и рот открыты. Достали, ещё раз осмотрели – мертв, сомнений быть не может. Глаза и рот ребёнку, конечно же, закрыли, и вернулись обратно, чтобы доделать работу. Ещё минут через 15 опять раздался детский плач, теперь гораздо громче. Тут мы, несмотря на опыт и образование, не сговариваясь, ломанулись в раздевалку, очень быстро переоделись и по домам. Сговорились прийти с рассветом и доделать работу. Спалось плохо. Только начало светать, мы приехали в морг, переоделись и сразу пошли к холодильнику. Открыли, а у трупа опять глаза и рот открыты, а сам труп лежит на животе. Не знаю как у патологоанатома, а у меня волосы на затылке зашевелились. Сделали ещё один осмотр, по всем признакам ребенок был мёртв уже примерно сутки.

В общем, закончили они вскрытие утопленника, сели чай пить. Патологоанатом дяде рассказал, что с покойниками всякое бывает, и дышат от перепада температур, и рефлексивно конечностями двигают, глаза и рот тоже могут открываться сами. Короче, всё объяснил по научному, однако впечатление у дяди сложилось, что патологоанатом просто себя успокаивал. Вот, говорит, сижу я, слушаю его, со всем соглашаюсь, а сам думаю: какие же рефлексы должны быть, чтобы труп перевернулся со спины на живот. Но самое странное – плач. Вдвоём ведь слышали.

by: Сигизмунд Лазаревич

Пять лет тому назад я совершил преступление. Героем я себя не чувствую, но и совесть меня не мучает. Почему? А вот почему.

Крым – это кличка собаки. Мой дедушка нашёл его щенком в 2001 году. Просто однажды зимой пришел со свертком, из которого торчала глазастая щенячья голова. Сам я не был свидетелем первого появления Крыма в доме, мне об этом рассказала мама. Щенка кто-то оставил на снегу у соседского забора, а так как дед нашёл его утром, то, понятное дело, ночь пёс провёл на морозе. Ничего, обогрели, молоком напоили, спасли, в общем. Так вот. Прижился новый член семьи сразу, а так как дед жил в избе один, никто против появления питомца не был. Пёсик оказался дворовых пород, но, как и все дворовые, был не в меру умён и сообразителен. К первому году жизни на Крымовом счету были: побеги со двора, обнесённого забором, - 3 раза; задушено соседских кур, которые, к слову, находились в запираемом помещении – 2 штуки; нассано в ботинки нехорошим людям, при полном отсутствии случаев френдли файера, - 5 раз. Были и ещё удивительные происшествия, но этот маленький юркий комок шерсти умнел не по дням, и к первому году жизни поймать его на проказах стало совершенно невозможно. То есть, понятно кто нашкодил, но с поличным не пойман. Несколько раз, например, при первых зассаных ботинках, Крым мастерски подставил кота, который был тыкан мордой в чужие, по сути, ссаки.

Своенравен по характеру, Крым никогда не пакостил лично деду, и каким-то чутьём чувствовал границу, которую нельзя переступать. При появлении во дворе незнакомцев, пёс должен оповестить хозяина громким лаем – это его основная работа, за это и кормили. Так однажды во двор зашёл один дедов знакомец. Крым добросовестно обгавкал нарушителя, но знакомец, вопреки

пёсьим ожиданиям, не остановился, а продолжил путь и никак не реагировал на источник шума. Тут нужно сделать небольшое отступление и описать Крымскую внешность. Роста пёс был небольшого, сантиметров 30 в холке, хвост крючком, окрас жёлтый, шерсть длинная, морда наглая. Продолжим. В станице (это так деревня называется в Краснодарском крае, если кто не знает), где живёт дед, таких собак называет пустолайками, и никто от них ничего, кроме звуковых эффектов, не ожидает. Да и не опасны они для взрослого человека – пинком отбросить можно легко, поэтому собаки такие на человека не нападают, держась на расстоянии вытянутой ноги. Вот и шёл этот знакомый мимо пса, даже не взглянул, наверное. Но Крым был молод и горяч, пинков никогда не получал, поэтому решил проявить инициативу. Возомнив себя потомком сенбернаров и прочих ротвейлеров, наш герой напрыгнул на нарушителя. Вернее на нарушительскую штанину. Что об этом подумала штанина, история умалчивает, но вот мысли дедова знакомого услышали по всей улице. Дедушка нашёл место событий по отборному мату, и застал своего гостя, сидящим на пятой точке и поднявшим ногу вверх под углом. На ноге, вцепившись в штанину удушающей хваткой, висел бесстрашный защитник хозяина и спаситель хозяйского имущества в одной морде. Крым вообще кусал только за одежду, это я об осознании границ дозволенного, так что, кроме неожиданности и испорченной одежды, укушенные никаких неудобств не испытывали.

После всех собачьих «художеств», терпение деда кончилось, и он решил посадить пса на цепь. Сказано – сделано. Всей семьёй построили конуру, определили место и вот первый день в роли цепного пса. Крым, принимавший активное участие в строительстве конуры (лично пометил две доски), будучи посаженным на цепь, остался недоволен. Выражалось недовольство громко, но хозяин решение принял, и менять его не собирался. Полаял Крым и успокоился. Справедливости ради, стоит отметить, что с цепи пса периодически отпускали, так что не всё так плохо, а для людей так вообще хорошо.

И вот потекла размеренная жизнь сторожевого пса. Кормят, поят, не обижают. Заходили мы к деду часто, пёс встречал нас весёлым громким лаем и был просто счастлив, когда кто-нибудь из родственников подходил потрепать загривок или почесать за ушком. По праздникам в миске у Крыма оказывались сочные кости, а не хлеб с похлёбкой, как обычно. Такие вот нехитрые собачьи радости. Дожил пёс, служа хозяину верой и правдой до шести лет.

Ночью с 23-го на 24-е февраля было уже по-весеннему тепло. На праздник вся родня собралась у нас в доме. А так, как праздновали весело, решили ночевать тоже у нас. Поутру, я пошел провожать дедушку до дома, потому что похмелье никто не отменял, а дед вечером усугубил самогон пивом. Зашли мы во двор, прошли до крыльца и только тут я подсознательно почувствовал, что что-то не правильно, чего-то не хватает. Минуту соображал и понял – тишина. Никто не встретил нас приветливым лаем. Оставив дедушку разуваться на крыльце, я пошёл к конуре. Крыма я сразу не увидел, но понял, что случилось что-то плохое. Вокруг конуры валялось много старых кирпичей, миска была перевёрнута, конура пробита в нескольких местах. Проследив по цепи, я нашёл тело пса за конурой. Никогда мне не уже не забыть того, что я увидел. Крым был просто разбит, другого слова не подобрать, весь в запёкшейся крови. Голова, туловище, лапы, всё превратилось в месиво. И что самое страшное, пёс был ещё жив. Он дышал, и, почуяв меня рядом, даже попытался скулить. Слёзы катились у меня из глаз. Я понял, что собаку забили кирпичами, но не понимал за что. Что мог сделать цепной пёс, чем заслужил такую жуткую смерть? Успокаивая бедное животное, я всё же решил взять его на руки, чтобы хоть немного облегчить страдания. Как оказалось, его били, даже когда он не мог больше стоять, и, упав на бок, он частично сохранил правую часть морды и правый глаз. Вот этим своим единственным глазом Крым смотрел на меня и плакал. Никогда в жизни до этого я не видел, чтобы собака плакала, и никогда после. Увидев меня, пёс глубоко вздохнул, и умер.

Невозможно описать, что творилось у меня в душе. Тех нелюдей, кто на это пошел, я готов был разорвать голыми руками. В тот же день мы с дедом расспросили соседей. Как выяснилось, ночью мимо двора ходили местные алкаши. Понятное дело, тоже защитники отечества и тоже причастные к вооруженным силам. В хлам, короче. Чем им не понравилась именно наша собака, никто сказать не мог, соседи вмешались, когда пёс уже не лаял, а кричал. Дело было так: не понятно зачем, эти подонки вошли во двор. По тёмным окнам, видимо, эти уроды догадались, что хозяев нет дома, может стащить что-то хотели. В общем Крым – единственное препятствие. Для большинства собак брошенный кирпич, даже если он не попал в цель – отличный повод забиться в конуру до прихода хозяев. Но наш Крым был отчаянно смел. Его не испугали ни враги, ни кирпичи, ни полученные травмы. Как говорили соседи, пёс ни разу не заскулил от боли. Сперва слышался лай, а затем, видимо когда кирпич сломал собаке челюсти – крик. До последнего пёс защищал двор от нападавших, хотя мог спасти свою жизнь, спрятавшись в конуре. Только после того, как шум стал невыносимым, соседи вышли из дома, чем спугнули подонков. Однако двоих из этой шайки люди опознали. Это были жители соседней улицы, вся округа прекрасно знала компанию отморозков, потому что по утрам они либо клянчили деньги на опохмел, либо напрашивались на работу за еду. А вечером устраивали шумные попойки с привлечением милиции. Собирались обычно в доме у одного из них, все это знали. Деревня есть деревня.

Уже на следующую ночь, вооружившись черенками от лопат, популярными тогда среди станичной молодёжи, мы с батей проникли в дом, где бухали эти гады. Подошли мы со стороны огорода, так что никто нас не видел. Собак, понятное дело, во дворе не было. Подробности помню плохо. Всё как в тумане. Зашли в открытую дверь, прошли комнату, где воняло перегаром, и начали бить всё, что выделялось на полу и диване. Ночи на юге тёмные, а в доме так и вообще было «глаз выколи», поэтому сначала били не прицельно, а вот когда начались крики боли, тогда и цели появились. Сколько мы там пробыли, я не помню. Били, пока крики не прекратились, а затем просто ушли. Трупы нашли через четыре дня.

Ещё раз повторюсь, я не считаю себя героем. Более того, сейчас, когда у меня появились жена и ребёнок, я на такой шаг не пошёл бы. Но тогда я не думал ни о милиции, ни о том, что бью людей из-за собаки. Но есть внутреннее ощущение, что сделал всё правильно.

Дед мне потом говорил: «Пёс прожил до утра лишь затем, чтобы убедиться, что с нами всё в порядке, и свой собачий долг он исполнил». Как только Крым увидел меня, на этом свете его уже ничего не держало, поэтому и умер он у меня на руках. Прости, дружище, что не уберегли.

by: Сигизмунд Лазаревич