Год назад главный прокурор Литвы сбил на скользкой дороге старушку, переходившую в неположенном месте. Она отделалась легкими травмами, но прокурор на всякий случай подал в отставку. «Это вопрос репутации», — сказал он журналистам.
В России репутация — понятие растяжимое. Генпрокурор Чайка, например, вот уже полтора года на глазах у всей страны отмазывает своих ближайших подчиненных, пойманных на связях с нелегальным игровым бизнесом. В разгар коррупционного скандала ему продлевают полномочия на пять лет. Президент Путин, рассуждая по телевизору о деле Pussy Riot, говорит: «Я здесь ни при чем. Докатили до суда, а суд залепил им двушечку. Нельзя подрывать основы морали. Мы с чем останемся тогда?» Кто-то из блогеров написал: «Вывесили из Кремля свою портянку и размахивают ей».
В минуты, когда вонь становится нестерпимой, я вспоминаю своего дачного соседа — дядю Сашу ассенизатора. Его грязный, обмазанный нечистотами ЗИЛ за глаза все называли говновозкой. Тем не менее он сам всегда был аккуратным, свежевыбритым и пах лосьоном. Я бы даже сказал, он был вызывающе, остервенело чист. Безупречная гигиена была его честью, позволявшей чувствовать себя человеком, а не куском того, с чем он работал. Давным-давно у дяди Саши была семья. Жена и маленькая дочь, с которой я успел подружиться, погибли в конце 1970-х, когда на станции Пушкино обрушился пешеходный мост. С другими женщинами у него, видимо, не складывалось. Выпив, он много рассказывал про работу, удивительным образом избегая бранных слов и называя фекалии «иловым веществом». Мне навсегда запомнилась его история про отстойники, куда сливалось «вещество» со всего района. На их поверхности летом надувались огромные, похожие на НЛО пузыри. Иногда они со страшным звуком лопались. Дядя Саша поначалу не мог понять, что это такое, а потом местный техник ему все объяснил. «Короче, оказалось, что это гондоны, — рассказывал нам с братом дядя Саша. — В жару вырабатывается метан, вот они и надуваются. Представьте, целый пруд воздушных шариков!» Он по-детски радовался этому, будто рассказывал о посещении первомайской демонстрации.
В конце 1990-х предприятие, в котором он работал, обанкротили ивантеевские бандиты, и дядя Саша сильно запил. Увидев меня после долгого перерыва, он обрадовался. Сбивчиво рассказал про конфликт с ивантеевскими; чтобы его не уволили, нужно было подписать какую-то бумажку против директора, он отказался и потерял работу. Для дяди Саши настали трудные времена. Однажды, когда я встретил его у магазина, сквозь загадочное бормотание вроде Довлатовского «плывут муды да по глыбкой воды», прорвалось слово «говны». Я слышал от него нечто подобное в первый и последний раз.
Этим летом, приехав на дачу спустя много лет, я с удивлением обнаружил у калитки дяди Саши перекрашенную говновозку — оранжевую, блестящую. Он стоял рядом в новенькой спецодежде, чистый и душистый, как мыло. «Вакуумный илосос купил», — ткнул он в сторону какой-то штуки. Оказалось, что бандиты не справились с очисткой, и когда дачи стали утопать в дерьме, дядя Саша триумфально вернулся. Он теперь индивидуальный предприниматель и работает без выходных, потому что к дачам прибавились два коттеджных поселка, построенных на бывших совхозных полях все теми же ивантеевскими. «С этих клоунов я тройной тариф беру!» — сказал дядя Саша и рассмеялся. И тут я как-то уже совсем по-взрослому его рассмотрел и впервые подумал о том, что он очень крутой. Всю жизнь возится с «иловым веществом», а оно к нему не липнет. Вот кому надо в политику: во-первых, у него незапятнанная репутация, а во-вторых, люди его профессии сейчас там особенно нужны.
Андрей Лошак Редакционный директор Esquire