История одной международной конференции с лулзами и моралью - 7. Праздник вдали от дома.
Предыстория, которая звучит как анекдот, хотя состоялась на самом деле.
Глава первая, в который предполагаемые ничтожества внезапно становятся героями дня.
Глава вторая, в который большую роль играют туалет и английская разведка.
Глава третья, в которой за кулисами конференции много курят, но ничего не могут добиться.
Глава четвертая, в которой французы страдают от собственной непоследовательности.
Глава пятая, в которой свершается историческое событие и все очень переживают.
Глава шестая, в которой на сцену выходят неожиданные действующие лица.
Из состояния шока "16 апреля" Францию вывели старым, добрым, проверенным средством - германофобской истерией. Пуанкаре, под влиянием паники, на время заткнул французские газеты, но, во-первых, не все ("свободная пресса", все дела), а во-вторых, никто не запрещал к распространению иностранные газеты. Английские и, особенно, бельгийские издания пошли шпарить заголовки специально для французов, жирным шрифтам выделяя самое мясо. Интернета тогда не было и удачные цитаты либо вывешивали на газетных киосках, либо перепечатывали в рамках на самом видном месте французские газеты в рубриках об иностранных делах. Вот шикарный пример такой цитаты:"Вся Германия ликует, радуясь заключенному в пасхальные дни соглашению в Рапалло. Мощный славянско-тевтонский союз - естественный ход: давление Антанты на Германию уже стало делом прошлого".
Если вы нормальный француз - как у вас может не полыхнуть от такого?! Оно и заполыхало. Это раз. На счет "два" Пуанкаре спросили: а он вообще в курсе, что у Англии уже есть торговый договор с Советским правительством? Пусть он и ограничен весьма, но раз союзник Англии такая тряпка, то Англия будет снова сама за себя и на основе имеющихся договоренностей станет проводить собственною политику в отношении Советов. На счет "три", когда Пуанкаре очухнулся, Франции пообещали полное "одобрение" в решении "германского вопроса".
Вернув Францию в боеспособное состояние, Англия подготовила отвлекающие удары со стороны. Ллойд Джордж не поленился съездить в гости к японской делегации, куда, заодно, притащил представителя Румынии Братиану. Виконту Исии было сказано: "Северный Сахалин, ДВР - ам! ам!". Проверив рефлексы, японцам дали сигнал к выступлению - поднятие на комиссии по делам России вопроса по Бессарабии. Луджи Факта предусмотрительно "сильно заболел". Затем нам дали отметить праздник 1 мая.
Праздник решили отмечать в гостинице, пригласив видных иностранных коммунистов и социалистов, съехавшихся в Геную, и корреспондентов "левых" газет. Пришли руководители компартий Италии, Франции, Англии, США, Германии, Бельгии, Дании. Представитель компартии Англии Галахер привел с собой и представил нашим молодого, немного прихрамывающего американского журналиста
фамилию которого не сразу разобрали, а годы спустя жалели, что не порвали на автографы.
Вот как сейчас отмечают корпоративные праздники? Застолье, пьянка и стриптиз. А в то время люди были из другого теста и культурно отдыхать умели. Даже большевики. Специально для гостей разработали программу праздника, для которой члены делегации подготовили различные номера.
Открывал вечер Чичерин. Он виртуозно исполнил на рояле "Лунную сонату" Бетховена и несколько вещей Чайковского и Дебюси.
Иностранцы были в шоке - такого они за Георгием Васильевичем еще не знали. Ему аплодировали и вызывали на бис.
Следующим номером выступал Вацлав Воровский:
Он наизусть, мастерски, в лицах, прочел несколько юморесок Чехова. Сначала на русском, а потом на итальянском и французском. Тоже сорвал аплодисменты.
Дальше шел "гвоздь программы" - "петушиный бой" двух толстяков Мдивани vs Литвинов
Они вышли в борцовских костюмах и принялись наскакивать друг на друга, стремясь толчком пуза повалить соперника. Особую комичность происходящему придавало то, что Мдивани был более чем на голову выше Литвинова. Потолкавшись, соперники сошлись в борьбе, где верх, неожиданной подсечкой, одержал Литвинов. Овации после этого номера долго не умолкали (Блин! Сволочи! Почему не снимали?!)
Когда все немного успокоились, выступил Красин с увлекательным рассказом о перипетиях своей жизни в Лондоне в 1919-1920-х годах, т.е. до того, как англичане стали считать его официальным лицом
После Красина перед гостями выступили военный министр Временного правительства, генерал Верховский:
который теперь был красным командиром и военным экспертом в делегации,
и министр иностранных дел в правительстве Колчака, а ныне начальник отдела в НКИД,
Ключников (фота с его ареста красноармейцами в Омске - бугага, другой не нашел)
Ключников играл на скрипке, а Верховский декламировал стихи. Всем тоже понравилось, много хлопали.
"А что же Тимофей Сапронов?" - спросите Вы. "Предстал во всей красе" - отвечу я.
Сразу после выступления Верховского и Ключникова, в зал пришла делегация горничных, поваров, официантов и коридорных во главе с директором отеля. Директор долго и сбивчиво говорил по-итальянски, но его все же поняли. Суть: с самого утра к нему пристал Тимофей, который требовал дать выходной всем работникам отеля в честь праздника. Сначала его не понимали, потом пытались объяснить, что люди деньги зарабатывают, им похер. Тимофей утверждал, что это неправильно. Он стал ходить по отелю, мешать всем работать и что-то кричать на русском (как с гордостью пишет сам Тимофей, он объяснял персоналу, что "нечего им боятся этого буржуя" (хозяина), что скоро ему хана и сегодня всем простым рабочим "надо выражать солидарность" и вообще отмечать). Директор пытался отправить его к своим, но Тимофей заподозрил в нем фашиста и стал требовать признания. Ходил за ним "2 с половиной часа" и "стыдил". В итоге всем стало стыдно за Тимофея. Чичерин вставил ему пистон, велел заткнуться и сидеть смирно.
Далее дадим слово нашему начальнику охраны и завхозу Эрлиху. Человек он был деликатный, по имени Тимофея не называл. Назвал его "один Делегат". К слову, все остальные участники, кто оставил воспоминания, старательно избегают его упоминать - стыдно.
"После номеров принесли угощение. В разговорах вечер затянулся до полуночи. Директор гостиницы, стоявший весь вечер в вестибюле и отдававший распоряжения персоналу, пригласил меня из салона. Выйдя к нему, я увидел в его руках большой альбом. Директор очень вежливо задал вопрос о том, можно ли попросить "его превосходительство Чичерина" расписаться в альбоме почетных гостей. Чичерин согласился.
В альбоме из толстых листов пергамента и в дорогом кожаном переплете бросались в глаза подписи почетных гостей. Среди них были президенты, короли, магнаты и кардиналы. Директор вошел и, низко кланяясь, передал альбом Чичерину. Георгий Васильевич охотно взял альбом и просмотрел записи: "Да, среди больших китов мы теперь расписываемся" - сказал он и поставил подпись: "Первый правительственный делегат РСФСР на Генуэзской конференции Чичерин. Апрель-май 1922 года."
Директор предложил расписаться в альбоме Красину, Воровскому и Литвинову.
В это самое время подошел один Делегат. Общий разговор с директором на французском он не понял и спросил: "Что здесь происходит? Что подписывают?". Пришлось объяснить, что это альбом почетных гостей нашего "Палаццо Империале". "Передай директору, что я тоже хочу расписаться" - и взял альбом из его рук. Тот удивленно смотрел на Делегата, одетого в простые брюки, косоворотку и сапоги. "Завтра верну!" - с альбомом Делегат ушел к себе".
Утром, 2 мая, когда мы собирались на предстоящий бой, один из "курьеров" "смущенно" принес Эрлиху альбом:
"Запись Делегата занимала две страницы дорогого пергаментного альбома. С тех пор прошло 40 лет (Эрлих писал в 1962-м) и, конечно, трудно все восстановить в памяти, но начало было такое: "Дорогой хозяин! А знаешь ли ты, почему рабочий, бывший пастух и маляр, а ныне член советской делегации, может расписаться в твоем альбоме наряду с президентом Аргентины, королем Сербии, генералами и кардиналами? А вот почему: в 1917 году рабочие и крестьяне свергли царское правительство, отобрали власть у капиталистов, отняли у них фабрики, а у помещиков землю!". И дальше написал про Октябрьскую революцию и классовую борьбу".
Ну что, у Чичерина лопнуло терпение. Тимофея "пропесочили" и отправили пинком домой досрочно - задолбал. Всем было стыдно за испорченный альбом и на Эрлиха повесили деликатное поручение вернуть его хозяину. Эрлих справедливо рассудил, что русского директор не знает - авось пронесет. И, с легким сердцем, вернул.
До самого отъезда он ежедневно отбивался от директора, требовавшего перевода.
Все, в следующих постах - последний бой и итоги.
(с) d-clarence
"Американский журналист", если не узнали - Эрнест Хемингуэй.
интересно альбом с подписями сохранился?
Кто там Сапронова защищал? Ну разве не дебил?