Вувер (финал)
Начало истории тут: Вувер (начало)
А смена, чую, будет “весёленькая”, раз день начался ВОТ ТАК.
***
Предчувствие меня не обмануло. После того как тело погибшего парня унесли, и Равиль сдал мне смену, началась катавасия. Всё шло наперекосяк.
Начальство было злое и орало на всех подряд, с намеченными похоронами то и дело возникали скандалы и проблемы. Родственники усопших сегодня особенно часто падали в обмороки и хватались за сердце. И в довершение всего в сторожке сломался телевизор. Весь взмыленный, злой и голодный, я не мог дождаться вечера. Когда же все уйдут, и наступит тишина?!
…И вот наконец я закрыл ворота кладбища за последними посетителями и дождался, когда уйдут рабочие из мастерской.
Я быстро прошёлся по основным аллеям кладбища — пусто, никого. Ура!
Вернувшись в сторожку, я поставил будильник и рухнул в койку, не раздеваясь. Я так вымотался за день, что не хотел ни ужинать, ни чая, ни книжек. Спаааать! Обход сделаю позже, ничего не случится.
И я уснул, как только моя голова коснулась подушки.
…Назойливый писк будильника бесцеремонно выдернул меня из объятий сна. Я долго сидел на кровати, зевал и не мог заставить себя встать. Да, я отдохнул и стал чувствовать себя лучше, но меня почему-то знобило. Кажется, я недолечился и слишком рано вышел на работу. Ну ничего, доработаю смену, а там посмотрим.
Пока я встал, умылся, оделся потеплее и попил чаю с мёдом, время уже перевалило за одиннадцать вечера. Нда… Заспался я, конечно.
Быстро сполоснув посуду, я собрался на тщательный обход. Я надел налобный фонарь, взял сумку с вещами и уже почти вышел на крыльцо, но в последний момент остановился и прихватил топор. Пригодится.
Погода к ночи испортилась. Недавно прошёл дождь, всюду были лужи, под сапогами чавкала грязь. Я поёжился от промозглой сырости. Да, сегодня звёздами не полюбуешься — небо заволокли хмурые облака, без фонарика шагу не ступишь.
Я обошёл уже два сектора кладбища, как вдруг раздался испуганный женский крик:
— Помогите!! Спасииите! Неееет!
Едрить твою налево!
Я бросился на звук. Как назло, он шёл из отдалённого сектора, где захоранивали неопознанные тела.
— АААААА!
Женщина кричала уже без слов. Это был животный вопль, полный невыносимого, разрывающего лёгкие ужаса. Так кричат, столкнувшись с чем-то по-настоящему кошмарным.
Меня самого затрясло от адреналина и, чего уж скрывать, страха.
Я выбежал на боковое ответвление от аллеи, и между могилами увидел её.
Совсем молодая девушка, наверное, старшеклассница. В короткой юбке, туфлях на каблуках, ярко накрашена, модная причёска-начёс.
Она шла, шатаясь из стороны в сторону, и кричала. Ноги девчонки подгибались, она едва не падала, но всякий раз каким-то чудом удерживалась. Так идёт очень пьяный человек. Или тот, кто несёт на спине что-то очень тяжёлое…
Или кого-то.
Покрутив головой по сторонам, я убедился, что рядом никого больше нет, и подбежал к девчонке.
Она остановилась, схватилась руками за какой-то памятник и чуть не повисла на нём. Она тяжело дышала, бледное лицо заливал пот.
Широко распахнутые глаза будто заволокло туманом; странно расфокусированный взгляд смотрел сквозь меня куда-то в ночную темень.
— Эй! Не бойся, я сторож. Ты меня слышишь?
Я потрогал девчонку за плечо. Она вздрогнула, как от удара током. Взгляд стал проясняться, она с недоумением посмотрела вокруг, на моё лицо, на топор… А потом вдруг задёргалась в корчах и завизжала мне в лицо так, что я, матерно выругавшись, отскочил назад.
— ААААААА!
Девчонка визжала всё громче. Я поморщился и отошёл ещё на пару шагов. Вдруг девчонка умолкла и, обмякнув всем телом, повисла на памятнике как тряпочка. Кажется, она потеряла сознание!
Я шагнул было к ней, но вдруг…
Над телом девчушки появился то ли дым, то ли туман. Тонкие струйки тянулись вверх от её спины, плеч, головы, сливались в одно шевелящееся облако.
Хотя нет, не в облако. В вихрь, в смерч.
Я стоял, застыв от удивления, и не верил своим глазам.
Я сплю?! Я сошёл с ума?!
Над телом девчонки со свистом крутилась вихревая воронка. Вот она слетела в сторону, на дорожку, и в один миг выросла в размерах.
Теперь прямо передо мной крутился смерч, высотой в два моих роста. В вихревые потоки захватывало листья с земли, мелкий мусор… Внутри, в центре смерча, что-то темнело.
А потом из глубины вихря раздался низкий, вибрирующий смех.
Негромкий, но невыносимо жуткий, потусторонний звук пробирал до костей.
Мои руки затряслись, дыхание перехватило. Меня прошиб холодный пот, и сердце застучало так бешено, что, казалось, вот-вот проломит изнутри грудную клетку.
Медленно, как во сне, я сделал шаг назад, а потом ещё один.
Вихрь двинулся ко мне. В тёмном центре что-то зашевелилось, по поверхности смерча прошли волны. И вдруг на верхушке стали проступать черты человеческого лица: полный бородатый старик, с презрительной улыбкой и злым взглядом.
Я узнал его.
Анатолий-Томай Суханов. Тот, кого хоронили в предыдущую мою смену.
И почему я почти не удивился?..
Вокруг меня вдруг поднялся ветер. Его порыв толкнул меня в спину так, что я чуть не упал. Я устоял на ногах, но с моей головы упал фонарик, и сверкнув звёздочкой, укатился куда-то в яму.
Я остался почти в полной темноте. Сюда еле-еле доходил свет фонарей с основной аллеи.
Новый порыв ветра налетел в лицо, ударил по глазам. Я невольно зажмурился и отвернулся, вытирая рукавом выступившие слёзы.
А ветер рванул у меня топор с такой силой, что я двумя руками едва его удержал.
ТОПОР!
Вот я дебил, у меня же есть топор!
Если на Саню напало это же существо, то топора-то оно испугалось!
Подчиняясь вспышке озарения, я выгадал короткий миг тишины между порывами ветра. А потом рванулся вперёд, и, рубанув со всего маху, всадил топор в тёмный центр вихря.
В замах и удар я вложил всё движение тела, всю злость и страх за свою жизнь и жизнь девчонки.
Почему-то я думал, что топор пройдёт сквозь смерч. Но нет, он вошёл во что-то мягкое и податливое по самую бородку . В нос ударили вонь разлагающейся плоти и почему-то — запах горящей травы.
Вихревая воронка дёрнулась и задрожала мелкой дрожью. Раздался негодующий вой; этот жуткий звук бил по ушам и, казалось, ввинчивался в самый мозг. Но я выдернул топор, размахнулся, всадил его в вихрь ещё раз и с давлением повёл топор вниз, увеличивая рану.
Вихрь забился в агонии, как выброшенная на берег рыба, и вопил уже непрерывно. Я лихорадочно дёргал топор, чтобы вытащить его и добить тварь, но лезвие намертво увязло.
В вихре проявились искажённое яростью и страданием лицо старика и длинные руки. Скрюченные пальцы рванулись ко мне, и я не успел уклониться. Призрачные руки схватили меня за горло и стали душить.
Я задёргался и стал отдирать от горла чужие пальцы. Но проще было б согнуть стальную рельсу — потустороннее существо было куда сильней меня. Лёгкие горели огнём, глаза лезли из орбит.
Уже теряя сознание, я со всей силы ударил кулаком по топору, загоняя его ещё глубже в центр вихря.
Остатки воздуха вышли из груди. Сознание моё погасло.
…Не знаю, сколько я пребывал в беспамятстве и тьме. Первым из чувств вернулся слух. Я услышал, что рядом со мной кто-то горько плакал.
Потом подключилось зрение. Перед закрытыми веками заплясали цветные пятна.
А потом вернулось ощущение тела. Я понял, что мне холодно, я лежу на чём-то влажном и холодном, и мне очень неудобно.
Застонав, я сел, открыл глаза и огляделся. Так, я на кладбище, в дальнем секторе, на тропинке между могилами. Рядом со мной прямо на земле сидела девчонка и плакала навзрыд. В руках она держала мой налобный фонарик, и он светился. Чуть поодаль валялся топор.
ТОПОР?!
Я подскочил на месте. А где вихряное чудище с лицом Анатолия-Томая, чтоб ему пусто было?!
С кряхтением я встал. Девчонка перестала рыдать и уставилась на меня с надеждой и страхом. Но я молча взял у неё фонарик и заковылял к валяющемуся поодаль топору.
Он лежал в луже тёмной жидкости. Я коснулся её кончиком пальца и понюхал — кровь. Привычный запах крови, но с душком плесени. Кажется, я ранил или даже убил эту тварь… Если только мне не привиделось.
Я поднял топор. Надо его хорошенько помыть, с мылом.
— Что тут было? — спросил я у девчонки.
— Он п-п-пропал. В-в-вы его уб-били, — заикаясь, сказала она. — К-кровь из него текла.
— Вставай, пойдём в сторожку. Там согреемся, чайник поставим. Заодно всё и расскажешь. Тебя как зовут?
— Аня. А вас?
— Сергей. Можешь на “ты”, я ещё не такой старый. Ну, пошли?
Я помог Ане встать с земли, и вдвоём мы пошли к сторожке.
Там мы умылись, привели себя в порядок и попили чай с вкусными пирожками, которые принёс вчера добрый Равиль.
В тёплой и светлой сторожке девчонка окончательно успокоилась и стала рассказывать про себя. Я угадал: она была старшеклассницей. Она училась в 10 классе, и ей было 16 лет. Отец бросил семью, когда Аня была в первом классе, мать разрывалась между попытками заработать денег и устроить личную жизнь. Почти всё время Аня жила с бабушкой.
— И какого чёрта ты попёрлась ночью на кладбище?
— Поспорила с друзьями, — досадливо дёрнула плечами Аня. — Я до утра должна была на кладбище пробыть. Пролезла в дырку в заборе.
Я промолчал, но Аня и так поняла, что я думаю о таком поступке, и опустила глаза в пол.
— А эту тварь ты как встретила?
— Я просто ходила по аллеям. Даже и не очень страшно было. А потом слышу, как будто ветер шумит, и прямо за спиной. Поворачиваюсь, а сзади меня стоит старик. Жирный, бородатый, неприятный такой! Я закричала и побежала, он за мной, и прыгнул на спину, повис на мне и кричит: “Вези меня!”. А дальше я плохо помню, как во сне всё было. Очнулась — лежу на памятнике, а ты с этим смерчем дерёшься. И у смерча лицо старика этого! Ты в него топор всадил, он тебя стал душить, ты упал. А он подёргался и рассыпался на искорки, знаешь, как от костра. А потом ты очнулся.
— Ясно. Первый раз в жизни сталкиваюсь с какой-то чертовщиной.
— Правда?! — округлила глаза Аня — Но ты же на кладбище работаешь!
— И что? — усмехнулся я. — Ничего мистического тут нет. Точнее, не было… Ладно, утро вечера мудренее. Надеюсь, это чудище больше не сунется.
Я едва дождался утра. Снова поднялась температура, меня знобило и лихорадило, накрыла сильная слабость, веки будто свинцом налились. На ногах я держался исключительно силой воли.
Рано утром я поймал попутку, сунул водиле пару купюр и строго наказал ему довезти девчонку в целости и сохранности, демонстративно записав номер машины. Водитель, с опаской косясь на ворота кладбища и бледного меня, заверил, что сделает всё в лучшем виде. Аня тепло попрощалась со мной и обещала позвонить из дома, как приедет.
Понимая, что если я лягу в кровать, то уже не встану, я бесцельно бродил около сторожки, дожидаясь конца смены. Вот зазвонил телефон — Аня! Сообщила, что доехала без проблем и что бабушка даже не заметила её отсутствия дома. Девушка поблагодарила меня и пожелала хорошего дня. Я попрощался, и от сердца отлегло — всё с дурындой хорошо. Теперь бы и мне домой поехать…
Через пару часов пришли рабочие из камнерезной мастерской, потом сменщик, и я отправился домой.
А дома я измерил температуру — 39,5 градусов! Сердобольный сосед вызвал скорую, и меня увезли в больницу.
***
Высокая температура держалась долго. Дни и ночи для меня слились в один бесконечный период, наполненный слабостью и пребыванием на грани сна и яви. Смутно помню я капельницы, уколы, врачей и громко храпящих соседей по палате.
Провалялся я в больнице больше двух недель. Лечащий врач долго втолковывал, какой у меня диагноз — то ли гайморит, то ли менингит, то ли что-то подобное, я не запомнил.
Под самую выписку меня навестил Равиль. Я уже чувствовал себя хорошо, оставалась только слабость, и мы с разрешения медсестры спустились погулять в больничный двор.
День был тёплый, солнечный. Я с удовольствием подставлял лицо уже осенним, нежарким лучам и слушал напарника. Равиль рассказывал, как они всей семьёй покупали тёще новую стиральную машину. Потом он перешёл к новостям с работы. Закурив, он спросил:
— Помнишь такого — Анатолий Суханов? Двадцать первого года рождения, а хоронили его в одну из твоих смен.
— Ага, помню, — и меня всего передёрнуло.
Подул ветер, и я поплотнее запахнул куртку.
— Я вчера дежурил, и приехали дочь и сын этого Суханова, с разрешением на перезахоронение. Хоронили-то отца соседи, а дети живут чёрт знает где, на севере, приехать смогли только сейчас. И теперь дети, значит, хотели всё как надо сделать. Разрыли могилу, стали гроб доставать. А тут сын говорит: “Надо крышку открыть”. Ну, мы заспорили, зачем. А они, брат с сестрой, давай меня и копщиков убеждать, что очень надо. Типа, они соседям не доверяют и хотят убедиться, действительно ли там их отец.
— Понятное желание. А вы что?
— Ну мы открыли. И прикинь, свинтили крышку, сняли…
Равиль сделал драматическую паузу и затянулся сигаретным дымом.
— Ну, не тяни! Что там?
— А там покойничек лежит как живой! Его ж месяц назад зарыли, а он тлением почти не тронут, усох только немного. Даже щёки румяные. И знаешь, будто усмехается злорадно. Серёга, я такое первый раз вижу. Прям не по себе стало.
— Знакомое ощущение, — сказал я, вспомнив вихрь с человеческим лицом. Меня всего передёрнуло. — А дальше что?
— Ты только никому, лады?
— Конечно.
— А потом дети Суханова дали всем денег и попросили мертвеца перевернуть в гробу на живот! Ну, мы перевернули. Мало ли у кого какие обычаи и причуды, а мёртвому уже всё равно.
— И всё?
— Нет, не всё.
— Да говори ты толком! — разозлился я. — Чего кота за хвост тянешь?
— Нервный ты какой-то, — обиделся Равиль. — Я и рассказываю по порядку.
— Ладно, извини. Перевернули покойника на живот, а потом?
— И тут сын его достаёт молоток и колышек деревянный. И кааак с размаху вобьёт его папане в спину! До упора, чтобы полностью вошёл. А дочь в это время что-то тихонько под нос себе шептала.
— Ничего себе! Как в фильмах про Дракулу что ль?
— Ага. Потом ещё денег дали, и мы могилу обратно зарыли и памятник другой поставили, какой дети заказывали. Я их провожал до ворот, спросил, зачем на живот и кол вбивать. А они рассказали, что по марийскому поверью после смерти душа злого человека, особенно если он умер плохой, неестественной смертью, превращается в вувера. А папашка у них тот ещё гад был, плюс и помер от пьянки, они и забеспокоились.
— В кого превращается?!
— Вувер. Злой дух такой. Летает огоньком или хвостатой звездой, может превращаться во всякое. Но чаще является в виде смерча или человека, как выглядел при жизни. Нет ему покоя, он по ночам пристаёт к живым, пакостит, принуждает носить его на себе, душит и болезни насылает. К кому он приноснётся, тот сразу заболеет. А живёт вувер в своём же мёртвом теле, оно поэтому и не гниёт. И вот чтобы вувера угомонить, надо труп на живот перевернуть и вбить рябиновый колышек в спину, чтобы не вставал.
— Бррр. Звучит мерзко.
— Ага. Ну что мне рассказали, то я тебе говорю. А если, значит, этого вувера ночью встретишь, то его можно надолго угомонить, если топором в самую серединку вихря ранишь. Он вообще железа и стали боится вроде как. И света немного тоже.
— Чудеса… — пробормотал я. — Вувер, значит.
Я вспомнил, как услышал ночью крики и увидел девушку Аню, как дрался с вихрем, в котором мелькало лицо умершего старика Суханова, как меня душили призрачные руки. Всё это было таким далёким и нереальным…
Может, это мне всё почудилось? Запросто. Ведь я тогда заболел, была температура под сорок, и всё это могло мне привидеться в горячечном бреду или во сне.
А может, правда?! Всё совпадает, рассказ Равиля и то, что было со мной. Тогда Саня и тот парень, похожий на Дольфа Лундгрена, никакие не наркоманы, на них напал вувер! Он в самом деле катался на них по кладбищу, от Сани его шуганул я, а второго парня он успел убить.
От волнения я прикусил губу. Эх, жаль, что нет надёжных доказательств! Мало ли почему труп не гниёт. Бывают случаи, когда тело само собой мумифицируется.
Аня! Она же видела то же самое, что и я, даже больше!
Выйду из больницы, разыщу её и спрошу, что она помнит.
Был вувер на самом деле, нападал он на нас или нет?..
Ладно, в любом случае дети папашу-вувера обезвредили.
— Эй, ты чего? — помахал ладонью перед моим лицом Равиль.
— А? Да ничего, задумался просто.
…Через несколько дней меня выписали, и я вернулся к работе. С содроганием и страхом ждал я наступления ночи и до рези в глазах вглядывался в темноту: не летит ли где смерч?.. Но нет, всё было тихо.
Утром сходил я на могилу Анатолия-Томая Суханова. Дети установили на могилу тяжёлую мраморную плиту. Я хмыкнул: захочешь выбраться — изнутри не сдвинешь. А вместо таблички стоял теперь простой и строгий памятник с надписью без фотографии.
Я постоял, поглядел на него да и пошёл своей дорогой. Молодцы всё-таки дети этого Суханова! Интересно, а “вуверство” передаётся по наследству? Не грозит ли им потом папашина участь?
Потом я пытался найти Аню, чтобы поговорить с ней. Но увы, девушку я не нашёл. Фотографии её у меня не было, номер телефона я не взял, только дал свой рабочий номер. Домашний адрес она называла, но я его забыл, пока валялся в больнице. Не говорила она и свою фамилию и номер школы. Да что там — кроме меня, её на кладбище никто не видел! Я ведь отправил её домой ещё до прихода рабочих.
Оставался только номер попутной машины, которая везла Аню домой. Я нашёл того водилу, и он припомнил, что вроде вёз месяц назад ранним утром какую-то девицу с кладбища. А может, не месяц назад, а больше, а может, и меньше… А может, и не девочка это была, а взрослая тётка. Кого и куда привёз, он толком уже не помнил.
Словом, Аню я так и не нашёл.
А вувер… Я до сих пор не знаю, что сказать. Драка, удары топором, то, как меня душили — всё было очень реальным. Но голос разума говорит, что я тогда уже болел, и всё это могло привидеться мне в горячке. А остальное — суеверия и просто совпадения. Не знаю, какая версия правильней, честно.
Больше никакой мистики на кладбище не случалось. Все проблемы были исключительно земные: кладбищенские воры, наркоманы, бомжи, сектанты и прочая хорошо нам знакомая публика.
Я проработал сторожем на кладбище ещё полгода, а потом уволился и устроился на речной флот матросом. Но это уже совсем другая история…
Если кто-то захочет поддержать меня донатом или следить за моим творчеством в других соцсетях, буду очень рада. Присоединяйтесь!
1) "Авторы сегодня": https://author.today/u/diatra_raido
2) Группа в ВК: https://vk.com/my_strange_stories
3) Литмаркет: https://litmarket.ru/mariya-krasina-p402409
4) Литсовет: https://litsovet.ru/user/108891