Капитализм детка...
Сегодня развитые капиталистические страны переживают системный кризис. Чтобы преодолеть этот кризис, придется коренным образом менять экономическую и политическую систему этих стран.
В двадцатом веке, значительная часть населения развитых капиталистических стран была промышленными рабочими. Сложилась и субкультура этого класса, а именно: широкий кругозор и гуманитарное образование были не нужны, но был большой спрос на развлечения, помогавшие расслабиться после тяжелого трудового дня. Однако, рабочие, продававшие свое время и жизнь капиталисту, завоевали достаточно высокие социальные гарантии, связанные с работой, зарплатой, здравоохранением и всеобщим избирательным правом.
Но рабочие должны были не только не только производить: с ростом производительности индустриального труда, на рабочих была возложена еще одна важнейшая социальная функция: потреблять произведенное. И действительно, рабочий автосборочного завода был «обязан» иметь машину – а иначе, куда девать произведенные автомобили?
Функция потребления казалась социальным завоеванием: семья работающих стала зажиточной, с одной или двумя машинами на семью. Но производство расширялось и в других областях, и вскоре в доме у простого рабочего было четыре туалета, потребление мяса птицы возросло в разы, а жена рабочего, чья мать в детстве ходила босой, имела десять пар туфель.
Казалось бы, все идет отлично для рабочих: но по сути это было не так: днем, рабочий был машиной для производства, вечером – машиной для потребления и утилизации произведенного, а вот человеком – никогда. И действительно: эстетическое и человеческое в нем не только не было востребовано и не развивалось, но всячески зажималось и искажалось. Возникли совершенно отдельные от реальной человеческой жизни миры: мир телепрограмм, популярного кино, популярной музыки, спорта. Стало считаться нормальным, если все надежды и чаяния взрослого человека, все его эмоции и страсти сводятся к слову «гол».
Но станки работали все быстрее и быстрее: ведь при капитализме существует жесткая конкуренция, которая является мотором технического прогресса, и запретить рост производительности труда, в масштабах экономики, не представляется возможным (хотя локально такие попытки делались).
И вот станки обогнали людей – и наступил момент, когда рабочие просто не зарабатывали достаточно, закупать все произведенные станками товары. Капиталистический кризис перепроизводства грозил экономическим спадом, потерей рабочих мест.
Но дело в том, что современные политики больше не могут себе позволить злить электорат, они не могут его опережать и вести, но обречены ждать, пока то, что они хотят сказать, станет очевидно. Ведь из-за всеобщего избирательного права результат выборов стал определять некомпетентный массовый избиратель, которого очень сложно переубедить с помощью аргументов.
И тогда политики организовали массовую выдачу кредитов. Стало нормально, и даже престижно, быть в долгу. К тем, кто тратит меньше, чем зарабатывает, к тем, кто копит на старость, стали относиться презрительно. Более того, банковская система не раз устраивала так, что те, кто копил свои деньги, оказывались в дураках.
Но кредиты выдавались не вещами, а деньгами. А это означает, что количество денег в экономике увеличивалось, а значит, начался рост цен. Опережающими темпами шел рост цен на самый желанный продукт, и продукт, который не мог производиться без естественных ограничений, а именно на недвижимость.
Если цены на дома росли, то в строительство домов было выгодно инвестировать. Строилось больше домов, но дом уже не был просто местом для жилья, он был инвестиционным продуктом, пользующимся большим спросом. Поэтому строилось еще больше домов, а цены все росли. Потом пузырь лопнул и миллионы американцев и европейцев, переплативших за свой дом, оказались разорены.
Более того, оказалось разорено государство, спонсировавшее рабочие места индустриальных рабочих. И действительно, сейчас существует мировой свободный рынок, и если китаец собирает автомобиль за шесть долларов в час, а немец обходится своему работодателю в семьдесят два доллара в час, то понятно, что сборочные заводы могут существовать в Германии только при условии внерыночной поддержки государства.
Вернемся к потреблению того, что произведено – главному условию функционирования капиталистической экономики. Есть несколько способов организовать это потребление:
Можно искусственно создать недостаток продукта, чтобы поддерживать высокие цены на него. Этот метод активно используется в сельском хозяйстве Европы. Рыбаки выбрасывают пойманную рыбу за борт, фермеры получают деньги за то, что они не сеют или не собирают урожай, всюду существуют жесткие квоты.
Индустриальные товары теперь делаются так, чтобы срок их функционирования был ограничен: например, холодильник создан так, чтобы сломаться через три года.
Там, где быстрое саморазрушение продукта невозможно, продукт объявляется «немодным», то есть включаются методы социального давления.
Применяются схемы быстрой замены продукта: только вышел Айфон4 – уже есть Айфон5.
Отдельно обсудим два самых ужасных метода потребления.
Как известно, для получения фуагра – жирной утиной печени, уткам закачивают прямо в желудок избыточное количество еды. Но тот же метод применяется и к людям, например, когда им навязывают покупку автомобилей явно избыточной мощности. Проблема в том, что перепотребление опаснее потребления. Например, на сверхмощной машине хочется погонять…
Еще хуже – это то, что я бы назвал вирусным потреблением. Человека побуждают купить то, что является для него вредным и создает дополнительную зависимость. Иными словами, человека заставляют «установить себе компьютерный вирус». Например, в кока-коле столько сахара, что каждая реклама кока-колы, является еще и рекламой сахарного диабета, то есть рекламой инсулина, который больному придется использовать до самой смерти. Так вот почему невообразимая сладость кока-колы так искусно скрыта лимонной кислотой!
Гражданин западных стран сегодня много зарабатывает, и такие высокие заработки, в принципе, могли бы сделать его свободным: дать ему возможность заниматься творчеством, учиться, жить так, как он хочет. Но большинство жителей западных стран не хотят и не могут достичь свободы, потому что их желания и их образ жизни очень жестко контролируются. Жители западных стран уверены, что основным предназначением человека является что-то хотеть, и это желание может быть удовлетворено (желательно, в кредит) в обмен на работу. То есть, человек не хочет видеть себя художником или изобретателем: он хочет видеть себя в дизайнерской одежде или на футбольном стадионе.
Тот, кто живет, потакая желаниям, которые формулирует для него кто-то другой, не может состояться как человеческая личность. Такой человек обязательно станет зависимым от чего-то, будь то телевидение, алкоголь, наркотики или вещизм. Такие люди не могут ответить себе на вопрос «Что я делаю и для чего я живу?» и поэтому они обязательно найдут способ разрушить жизнь, которая, в их собственных глазах, потеряла ценность. Чтобы хоть как-то наполнить жизнь, такие люди превращаются в коллекционеров событий (видел, слышал, пробовал, фоткал, играл, покупал, принимал).
Более того, такие люди являются идеологически управляемыми, потому что их мировоззрение исходит не из объективного мира, который они пытаются понять, а из предложенных им теорий, не имеющих ничего общего с реальностью, и потому недоказуемых и неопровержимых. Этим эти люди не отличаются от тех, кто жили при первобытнообщинном строе или в средневековье – времени, когда человеческая жизнь ничего не стоила, а изменения к лучшему происходили очень медленно.
Речь идет о том, чтобы избавиться от ставших ненужными людей или полностью подчинить их идеологически, поставив их, на всякий случай, еще под полный внешний контроль с помощью кредитных карт, мобильных телефонов, и камер слежения и идентификации.
При этом, целые слои населения, а также целые страны (Африка и часть Латинской Америки) вообще выпадают из процесса современного производства и потребления и живут впроголодь. Более того, если раньше в этих странах были хоть какие-то традиционные устои (со всеми их недостатками), то теперь эти устои размыты, и страна, вооруженная автоматами, оказывается в ситуации полного беспредела, как Сомали, Конго или Ливия.
Вот вам и современный мир: одни голодают, и не имеют перспектив исполнения даже самых базовых желаний: еда, чистая вода, жилье, образование, работа, средства к существованию. Другие же находятся в постоянном жизненном водовороте, чтобы выплатить заем за автомобиль, в два раза более дорогой, чем им нужно.
Возьмем важнейшую потребность современного человека – получение информации. В Ливии есть только песочные барханы и голубое небо. Ты научился заваривать чай и ездить на верблюде – и на том спасибо. Мало информации. В России у человека есть Дом-2, сериал «Крапленый» и то, что Вильямс лучше Шараповой. Информации о реальной жизни на Земле еще меньше, чем у ливийца.
В Западной Европе, из-за потери рабочих мест в промышленности, ситуация для коренного населения становится угрожающей. Обычная постоянная работа, то есть "нормальная эксплуатация", уже стала роскошью и привилегией. Все больше и больше людей работает по контракту, а это означает постоянную неопределенность. В Испании и Греции ситуация с занятостью молодежи является катастрофической, и не потому, что мы ждем, когда снова откроются заводы: они уже никогда не откроются.
Серьезную угрозу представляет из себя ситуация с миграцией. В развитых странах существуют щедрые пособья на детей, а рождаемость у (неработающих) мигрантов значительно выше, чем у коренного европейского населения. Вот и получается, что через пятьдесят лет типичный француз будет арабом, типичный англичанин – пакистанцем, типичный немец – турком, типичный швед – сомалийцем, типичный ирландец – поляком, а курорты Италии будут издавать газеты на русском и казахском языках. продолжение в ком
В двадцатом веке, значительная часть населения развитых капиталистических стран была промышленными рабочими. Сложилась и субкультура этого класса, а именно: широкий кругозор и гуманитарное образование были не нужны, но был большой спрос на развлечения, помогавшие расслабиться после тяжелого трудового дня. Однако, рабочие, продававшие свое время и жизнь капиталисту, завоевали достаточно высокие социальные гарантии, связанные с работой, зарплатой, здравоохранением и всеобщим избирательным правом.
Но рабочие должны были не только не только производить: с ростом производительности индустриального труда, на рабочих была возложена еще одна важнейшая социальная функция: потреблять произведенное. И действительно, рабочий автосборочного завода был «обязан» иметь машину – а иначе, куда девать произведенные автомобили?
Функция потребления казалась социальным завоеванием: семья работающих стала зажиточной, с одной или двумя машинами на семью. Но производство расширялось и в других областях, и вскоре в доме у простого рабочего было четыре туалета, потребление мяса птицы возросло в разы, а жена рабочего, чья мать в детстве ходила босой, имела десять пар туфель.
Казалось бы, все идет отлично для рабочих: но по сути это было не так: днем, рабочий был машиной для производства, вечером – машиной для потребления и утилизации произведенного, а вот человеком – никогда. И действительно: эстетическое и человеческое в нем не только не было востребовано и не развивалось, но всячески зажималось и искажалось. Возникли совершенно отдельные от реальной человеческой жизни миры: мир телепрограмм, популярного кино, популярной музыки, спорта. Стало считаться нормальным, если все надежды и чаяния взрослого человека, все его эмоции и страсти сводятся к слову «гол».
Но станки работали все быстрее и быстрее: ведь при капитализме существует жесткая конкуренция, которая является мотором технического прогресса, и запретить рост производительности труда, в масштабах экономики, не представляется возможным (хотя локально такие попытки делались).
И вот станки обогнали людей – и наступил момент, когда рабочие просто не зарабатывали достаточно, закупать все произведенные станками товары. Капиталистический кризис перепроизводства грозил экономическим спадом, потерей рабочих мест.
Но дело в том, что современные политики больше не могут себе позволить злить электорат, они не могут его опережать и вести, но обречены ждать, пока то, что они хотят сказать, станет очевидно. Ведь из-за всеобщего избирательного права результат выборов стал определять некомпетентный массовый избиратель, которого очень сложно переубедить с помощью аргументов.
И тогда политики организовали массовую выдачу кредитов. Стало нормально, и даже престижно, быть в долгу. К тем, кто тратит меньше, чем зарабатывает, к тем, кто копит на старость, стали относиться презрительно. Более того, банковская система не раз устраивала так, что те, кто копил свои деньги, оказывались в дураках.
Но кредиты выдавались не вещами, а деньгами. А это означает, что количество денег в экономике увеличивалось, а значит, начался рост цен. Опережающими темпами шел рост цен на самый желанный продукт, и продукт, который не мог производиться без естественных ограничений, а именно на недвижимость.
Если цены на дома росли, то в строительство домов было выгодно инвестировать. Строилось больше домов, но дом уже не был просто местом для жилья, он был инвестиционным продуктом, пользующимся большим спросом. Поэтому строилось еще больше домов, а цены все росли. Потом пузырь лопнул и миллионы американцев и европейцев, переплативших за свой дом, оказались разорены.
Более того, оказалось разорено государство, спонсировавшее рабочие места индустриальных рабочих. И действительно, сейчас существует мировой свободный рынок, и если китаец собирает автомобиль за шесть долларов в час, а немец обходится своему работодателю в семьдесят два доллара в час, то понятно, что сборочные заводы могут существовать в Германии только при условии внерыночной поддержки государства.
Вернемся к потреблению того, что произведено – главному условию функционирования капиталистической экономики. Есть несколько способов организовать это потребление:
Можно искусственно создать недостаток продукта, чтобы поддерживать высокие цены на него. Этот метод активно используется в сельском хозяйстве Европы. Рыбаки выбрасывают пойманную рыбу за борт, фермеры получают деньги за то, что они не сеют или не собирают урожай, всюду существуют жесткие квоты.
Индустриальные товары теперь делаются так, чтобы срок их функционирования был ограничен: например, холодильник создан так, чтобы сломаться через три года.
Там, где быстрое саморазрушение продукта невозможно, продукт объявляется «немодным», то есть включаются методы социального давления.
Применяются схемы быстрой замены продукта: только вышел Айфон4 – уже есть Айфон5.
Отдельно обсудим два самых ужасных метода потребления.
Как известно, для получения фуагра – жирной утиной печени, уткам закачивают прямо в желудок избыточное количество еды. Но тот же метод применяется и к людям, например, когда им навязывают покупку автомобилей явно избыточной мощности. Проблема в том, что перепотребление опаснее потребления. Например, на сверхмощной машине хочется погонять…
Еще хуже – это то, что я бы назвал вирусным потреблением. Человека побуждают купить то, что является для него вредным и создает дополнительную зависимость. Иными словами, человека заставляют «установить себе компьютерный вирус». Например, в кока-коле столько сахара, что каждая реклама кока-колы, является еще и рекламой сахарного диабета, то есть рекламой инсулина, который больному придется использовать до самой смерти. Так вот почему невообразимая сладость кока-колы так искусно скрыта лимонной кислотой!
Гражданин западных стран сегодня много зарабатывает, и такие высокие заработки, в принципе, могли бы сделать его свободным: дать ему возможность заниматься творчеством, учиться, жить так, как он хочет. Но большинство жителей западных стран не хотят и не могут достичь свободы, потому что их желания и их образ жизни очень жестко контролируются. Жители западных стран уверены, что основным предназначением человека является что-то хотеть, и это желание может быть удовлетворено (желательно, в кредит) в обмен на работу. То есть, человек не хочет видеть себя художником или изобретателем: он хочет видеть себя в дизайнерской одежде или на футбольном стадионе.
Тот, кто живет, потакая желаниям, которые формулирует для него кто-то другой, не может состояться как человеческая личность. Такой человек обязательно станет зависимым от чего-то, будь то телевидение, алкоголь, наркотики или вещизм. Такие люди не могут ответить себе на вопрос «Что я делаю и для чего я живу?» и поэтому они обязательно найдут способ разрушить жизнь, которая, в их собственных глазах, потеряла ценность. Чтобы хоть как-то наполнить жизнь, такие люди превращаются в коллекционеров событий (видел, слышал, пробовал, фоткал, играл, покупал, принимал).
Более того, такие люди являются идеологически управляемыми, потому что их мировоззрение исходит не из объективного мира, который они пытаются понять, а из предложенных им теорий, не имеющих ничего общего с реальностью, и потому недоказуемых и неопровержимых. Этим эти люди не отличаются от тех, кто жили при первобытнообщинном строе или в средневековье – времени, когда человеческая жизнь ничего не стоила, а изменения к лучшему происходили очень медленно.
Речь идет о том, чтобы избавиться от ставших ненужными людей или полностью подчинить их идеологически, поставив их, на всякий случай, еще под полный внешний контроль с помощью кредитных карт, мобильных телефонов, и камер слежения и идентификации.
При этом, целые слои населения, а также целые страны (Африка и часть Латинской Америки) вообще выпадают из процесса современного производства и потребления и живут впроголодь. Более того, если раньше в этих странах были хоть какие-то традиционные устои (со всеми их недостатками), то теперь эти устои размыты, и страна, вооруженная автоматами, оказывается в ситуации полного беспредела, как Сомали, Конго или Ливия.
Вот вам и современный мир: одни голодают, и не имеют перспектив исполнения даже самых базовых желаний: еда, чистая вода, жилье, образование, работа, средства к существованию. Другие же находятся в постоянном жизненном водовороте, чтобы выплатить заем за автомобиль, в два раза более дорогой, чем им нужно.
Возьмем важнейшую потребность современного человека – получение информации. В Ливии есть только песочные барханы и голубое небо. Ты научился заваривать чай и ездить на верблюде – и на том спасибо. Мало информации. В России у человека есть Дом-2, сериал «Крапленый» и то, что Вильямс лучше Шараповой. Информации о реальной жизни на Земле еще меньше, чем у ливийца.
В Западной Европе, из-за потери рабочих мест в промышленности, ситуация для коренного населения становится угрожающей. Обычная постоянная работа, то есть "нормальная эксплуатация", уже стала роскошью и привилегией. Все больше и больше людей работает по контракту, а это означает постоянную неопределенность. В Испании и Греции ситуация с занятостью молодежи является катастрофической, и не потому, что мы ждем, когда снова откроются заводы: они уже никогда не откроются.
Серьезную угрозу представляет из себя ситуация с миграцией. В развитых странах существуют щедрые пособья на детей, а рождаемость у (неработающих) мигрантов значительно выше, чем у коренного европейского населения. Вот и получается, что через пятьдесят лет типичный француз будет арабом, типичный англичанин – пакистанцем, типичный немец – турком, типичный швед – сомалийцем, типичный ирландец – поляком, а курорты Италии будут издавать газеты на русском и казахском языках. продолжение в ком