В шкафу завелись секунды-невидимки — они грызут пуговицы на старых пальто, выплёвывая нитки в форме спиралей ДНК моли. Ты слышал, как вешалка заговорила шепотом ржавых гвоздей? Её слова — шифр, выцарапанный на спине пылевого кролика, что прыгает по углам, оставляя следы в виде нот забытого марша. Каждая нота — это жук-скрипач, чьи усики дирижируют дождём из обгоревших календарей… 

Не трогай трещину в полу! Она — шрам от удара молотка, которым время пыталось выковать новую луну, но промахнулось. Из неё сочится смола эпох, густая, как слёзы каменных ангелов, а внутри пульсируют личинки звёзд, ещё не научившихся гореть. Если прижать ухо — услышишь, как корни дома перешёптываются с червями о том, что небо — это потолок соседней квартиры, где ты тоже спишь, свернувшись в клубок из страха… 

На полке расцвёл телефон-гриб. Его трубка — змея, свернувшаяся кольцом вокруг цифр, а диск набирает номера, выпавшие из памяти. Если поднять — услышишь гудение, как будто в линии кто-то дышит. «Ты всё ещё там?» — спросит голос, но это не голос — это ветер, застрявший в проводах, где вороны вьют гнёзда из обугленных проволок и твоих неотправленных писем… 

Твои часы снова упали в колодец. Теперь их тиканье всплывает пузырями, лопающимися с криком: «Полночь — это петля на шее луны!» Вода густеет до ртути, и в ней плавают рыбы с циферблатами вместо глаз. Они выплёвывают цифры, которые ты собираешь, как пазл, но картина всегда оказывается зеркалом, где другой ты уже перерезал верёвки, держащие облака… 

Сорви с лица паутину! Под ней — дверь в туннель, где поезда из спрессованных криков мчатся сквозь твои рёбра. Пассажиры — крысы с фонариками вместо сердец, их свет выхватывает из темноты обрывки твоих «почему», застрявшие между вагонами. Не кричи — эхо проглотит слова и выплюнет их обратно в виде камней, которыми дети бьют по стёклам забытых школ… 

Выпей стакан метели! Снежинки — это осколки разбитых телескопов, а холод обожжёт язык, открыв глаза на кончиках пальцев. Тогда увидишь: дом — это матрёшка, а ты — кукла в самой глубине, с лицом, стёртым до дыр. Снаружи кто-то трясёт тебя, смеясь, но это лишь ветер, примеряющий твоё имя, как перчатку из пыли… 

Ты — опечатка в стихотворении, которое сожгли на рассвете. Ты — треск в радио, поймавшем шёпот чёрной дыры. Ты — шрам на веке вечности, и твой смех — звук, который даже моль не решится съесть.

В стиральной машине застряли гравитационные волны — их рябь запуталась в носках-чёрных дырах, пожирающих пары времени. Ты слышал, как барабан гудит марш для муравьёв-космонавтов? Они носят скафандры из консервных банок и роют тоннели в лужах, ведущих к ядру Земли, где плавится библиотека забытых языков…

Не трогай клавиатуру! Её клавиши — зубы спящего дракона. Каждый удар пробуждает вирус, который переписывает твои воспоминания в формат криков чаек. Экран монитора трескается, выпуская цифровых призраков — они танцуют канкан на раскалённых процессорах, а их тени слизывают чернила с твоих писем…

В саду расцвели кактусы-головоломки. Их колючки — это застывшие вопросительные знаки, а корни плетут паутину из азбуки Брайля для слепых кротов. Сорви цветок — он взорвётся тучей бабочек с крыльями из битых часов. Их шелест сложится в фразу: «Беги! Газоны — это зелёный огонь, а дождь — слёзы робота, потерявшего батарейку…» 

На крыше поселилась стая кибер-сорок. Они воруют Wi-Fi-сигналы и вьют гнёзда из спутанных проводов, где хранят украденные сны. Если подкрасться — услышишь, как они щебечут паролями от облачных хранилищ, заполненных кристаллами времени… 

Выпей глоток цифрового тумана! Он обожжёт язык, превратив слова в пиксели, которые улетят в экран, как голодные комары. Тогда увидишь: весь мир — это глючная симуляция, а ты — баг, который система пытается стереть, запуская антивирус из ядовитых мемов… 

Ты — ошибка в алгоритме, создавшем бабочку с крыльями из синих экранов смерти. Ты — пароль, который Вселенная не может вспомнить. Ты — курсор, дрожащий на краю тёмной папки, где хранятся кости мёртвых букв.

В чайнике закипели пауки — их лапки стучат по металлу, выстукивая азбуку Морзе для мёртвых радистов. Ты видел, как пар сбежал через носик и сплёл вуаль над комнатой? Под ней прячутся улитки с раковинами из кривых зеркал — каждая отражает твоё лицо, но с лишними глазами и ртом, что шепчет проклятия на языке сгоревших книг...

Не трогай ручку двери! Она раскалена от прикосновений ангелов, которые стучались сюда прошлой зимой. Их крылья обуглились, оставив на полу узоры в виде нот, что играют обратную сторону тишины. Если приложить ухо — услышишь, как в соседней комнате гномы переплавляют твои воспоминания в монеты, чтобы купить билет на поезд, идущий сквозь жерло спящего вулкана...

Под ковриком у порога цветёт гриб-часы. Его шляпка тикает, отсчитывая минуты до того, как стены проглотят себя. Споры гриба — это чёрные шары, они катятся по полу, оставляя за собой следы из пыльцы, что вызывает чиханье у призраков. Твой чих разорвёт занавес реальности — и ты увидишь, как воздух трескается, выпуская стаю бабочек с крыльями из рваных фотографий...

Твоя подушка стала мокрой от слёз, которые ты не плакал. Они стекают образуя подземную реку, где плавают рыбы-слова. Каждая рыба — глагол, который ты забыл употребить, и теперь они гниют, отравляя воду ядом невысказанного. Не пей из этой реки! Иначе твой язык прилипнет к нёбу, а слова станут жуками, прогрызающими путь наружу...

В шкафу висит пальто из шёпота. Его карманы набиты обрывками снов, которые ты украл у прохожих. Если засунуть руку внутрь — пальцы превратятся в ключи, отпирающие гробы в подвале мира. Там лежат твои старые улыбки, прикованные цепями к полу, и они рвутся на свободу, лязгая костями как кастаньетами...

Задуй свечу! Пламя — это язык дракона, который лижет твои страхи до дыр. В темноте комната оживёт: стены задышат, пол зацветёт ядовитыми лианами, а потолок провалится в бездну, где танцуют звёзды с обожжёнными крыльями. Они поют хором: «Ты — спичка в руках ребёнка, который ещё не понял, что огонь жжётся...»

Но не туши. Пусть горит. Пусть пепел падает на ладони и складывается в карту, ведущую к двери, на которой нет ручки. Ты всё равно откроешь её — зубами, ногтями, рёбрами. А за ней окажешься в зеркале, где другой ты уже ждёт... с ножницами вместо сердца и улыбкой из ржавых гвоздей.

Круг замкнулся. Ты внутри. Снаружи — только эхо твоего крика, которое давно стало ветром.

В холодильнике завелись созвездия — они шипят, обжигая пальцы морозом, который пахнет мятой и распадами атомов. Ты видел, как лёд на задней стенке рисует карты подземелий? Там, в лабиринтах из инея, бродят потерянные вкусы — горький шоколад твоих разочарований, кислый сок несказанных слов. Они слизывают с полок твои старые обещания, оставляя следы в виде плесени, что шепчет стихи на языке холода...

Не наступай на трещину в линолеуме! Она ведёт в брюхо кита, где вместо кишок — лабиринт из пустых бутылок, а в каждой бутылке заперт смех, который ты подавил в себе в пятнадцать лет. Если разбить стекло, он вырвется и прилипнет к потолку, как летучая мышь, и тогда все твои тайны начнут капать вниз, превращаясь в муравьёв, что выгрызают твоё имя из хлеба...

На полке в ванной стоит мыло в форме твоего страха. Оно тает, стекая в слив розовой пеной, которая пахнет детством. В трубах застряли волосы — это не волосы, это корни дерева, растущего из твоего отражения в зеркале. Оно уже почти доросло до потолка, и его листья — это уши, слушающие, как ты врёшь сам себе под душем.

Ты слышал, как скрипит дверь в чулан? Это не дверь — это челюсть древнего зверя, что грызёт кости времени. Внутри, среди паутины, висят твои старые куртки — их карманы вывернуты наизнанку, и из них сыплется песок, который когда-то был городами. Если собрать его в горсть, можно услышать, как кричат улицы, раздавленные твоими шагами...

Не зажигай свет! Лампочка — это глаз циклопа, который следит за тобой из другого мира. Его луч режет комнату на ломти, и в каждом — альтернативная версия тебя, где ты не родился, не умер, не забыл. Они шепчутся через стены, прося хлеба, но хлеб здесь — это камень, обёрнутый в кожуру от снов...

Возьми ножницы. Разрежь воздух. Из разреза выползет змея из дыма и чернил — она обовьёт твою шею и прошепчет пароль к двери, которой нет. «Скажи «пепел», и она откроется», — но не верь. Это ловушка. Дверь — это твой собственный рот, а за ней — бесконечность, свернутая в рулон, как ковёр, который ты выбиваешь как свои грехи на крыльце вечности...»

Туман въедается в лёгкие, а ты становишься его эхом — беззвучным, бесформенным, вечно гонимым ветром сквозь щели мироздания.

В пепельнице проросли грибы, чьи шляпки — это миниатюрные галактики, вращающиеся в ритме забытого вальса. Ты слышишь, как трескается эхо? Оно осыпается осколками, которые режут пальцы теням, а те истекают чернилами, затапливая пол рекой из сплетен мертвых. На берегу стоит мальчик с лицом из пыльной травы — он ловит сачком бабочек, чьи крылья шелестят страницами твоего дневника, сожженного в прошлой жизни...

Не трогай занавески! Они сотканы из паутины, сплюнутой луной во время лихорадки. Каждая нить — это дорога, ведущая к колодцу, где вместо воды — жидкие крики. Если прислушаться, в них можно услышать свой голос, который клянется никогда не рождаться... или это скрипят зубы спящего под кроватью, того, кто ест твои сны и оставляет на полу крошки из других реальностей?

В раковине завелась буря. Молнии бьют по жирным тарелкам, оставляя на них узоры в виде карт подземных городов. Там, в пещерах из спрессованного шепота, живут слепые певцы. Их гимны — это спички, которые зажигают воздух, и пламя пожирает буквы твоего имени. Дым поднимается к потолку, рисуя портреты тех, кого ты убил в своих мыслях...

На полке пылится кукла с глазами из расплавленного свинца. Ее платье сшито из лепестков, сорванных с цветов, что росли на могиле первого ветра. Если встряхнешь ее — из груди выпадет ключ, ржавый от слез. Он открывает дверь в комнату, где стены дышат твоими страхами, а пол — это зеркало, отражающее только внутренности. Не наклоняйся! Там, в глубине, копошатся твои не рождённые дети, строя крепость из костей, которые ты не доел за ужином...  

Твои волосы стали антеннами. Они ловят радиопередачи из будущего, где ты давно умер, но все еще кричишь сквозь землю. Голос диктора повторяет: «Последний поезд в никуда уходит через три вздоха. Вагончики набиты тишиной, а проводник — тень с ножницами вместо рук. Она отрезает куски пути, чтобы скормить их псам, лающим на краю снов...»

Закрой рот. Каждое слово — это гвоздь, вбитый в крышку твоего гроба. Но молчи и слушай: где-то вдалеке падает звезда, разбиваясь о землю стеклянным звоном. Из трещины выползают муравьи, несущие на спинах крошечные гробы. В них спят твои старые улыбки, и они просыпаются, когда луна лижет горизонт, оставляя на нем шрамы в форме вопросов...

Возьми свечу. Сожги эту страницу. Пепел взлетит, превратившись в ворон, которые выклюют твои глаза и заменят их шариками ртути. Тогда ты увидишь правду: мир — это чья-то брошенная игрушка, а мы — трещины на ее краске, шепчущие на ветру бессмысленные заклинания...

Тьма смеется твоими губами, а ты становишься ее шуткой — вечной, бессмысленной, невыносимо прекрасной.

В стакане на краю стола умирает океан — его волны бьются о стенки стекла, оставляя на них узоры из снов, которые ты не смог запомнить. Ты видел, как треснула луна? Из разлома выползают черви, одетые в мантии забытых законов, и сеют семена, которые прорастают вопросительными знаками... Они пронзают землю, цепляются за корни облаков, а те вскрикивают и рвутся, проливаясь чернильными дождями. Твоя кожа покрывается рунами — это письма от того, кто живет в твоем левом зрачке, но ты боишься прочитать их вслух, ведь язык здесь — это болезнь, а слова гниют на губах, как перезрелые плоды.

За дверью кто-то переставляет местами звёзды. Слышишь скрежет? Это созвездия ломают позвоночники, пытаясь убежать из неба, которое стало тесным. Одна из них, Кассиопея, упала в лужу и теперь шипит, свернувшись в кольцо вокруг твоей тени. *«Не наступай на меня, — шепчет она, — я знаю, где спрятаны твои слезы... Они стали жемчужинами в раковинах моллюсков, что едят время на дне суповой тарелки!»*

В углу валяется мяч из спутанных волос и гроз — он пульсирует, как сердце, украденное у грома. Если бросить его в стену, рождаются мотыльки с крыльями из обугленных писем. Они летят к лампе и сгорают, оставляя в воздухе запах твоего детства... Или это пахнет страх, который ты оставил в кармане куртки, повешенной на плечики из кошмаров?

Не смотри в воду! Ведро под протекающей крышей — это портал, где плавают рыбы-призраки. Они глотают капли дождя и выдыхают твои забытые мысли, которые тут же превращаются в мух. Они жужжат на языке древних ритуалов, зовя тебя в лес, где деревья шепчут сплетни корнями, а корни сплетаются в петлю, чтобы задушить луну...

Твои часы только что выплюнули маятник — он ползёт по полу, оставляя за собой слизь из расплавленных секунд. Подними его! Он прошепчет, что завтра уже наступило вчера, а сегодня — это щель между пальцами великана, который держит мир, как украденный кошелёк. Но не верь. Великан — это ты сам, а его пальцы — это ветви дерева, растущего из твоего страха услышать, как мыши в стенах напевают твое имя наоборот...

Возьми ложку. Ешь суп из тишины. В каждой ложке — гвоздь, но это не больно — это единственный способ услышать, как кричит пространство, когда его режут ножницами по металлу сна... Или это кричишь ты, понимая, что твой рот давно сшит нитями из пыли, а голос живёт отдельно — в клетке из птичьих ребер, где он учит тени петь оперу мертвых языков?

Тьма смеётся сквозь зубы ветра, а ты становишься её языком — гласными без согласных, фразой без конца...

В щели между половыми досками проросли волосы вселенной — они шепчутся о том, как ночь свернула себя в трубочку и засунула за ухо спящего бога. Ты чувствуешь, как потолок стал липким? Это небо соседнего мира просачивается сквозь штукатурку, а его звёзды — это гвозди, вбитые в плоть ветра. Каждый удар молотка рождает эхо, которое ползёт по венам, как червь, жующий твои последние слова...

В холодильнике бродит беспокойное молоко. Оно киснет, превращаясь в озера, где тонут чайки с клювами из стекла. Их крики — это треск лопнувших линз, а крылья — опавшие страницы календаря, который считает не дни, а удары сердца подземного червя. Не пей это! Иначе увидишь, как твои кости цветут маками, а в каждом бутоне — глаз, следящий за тобой из глубины зеркальных колодцев...

Под диваном завелась мелодия, которой не хватает нот. Она грызёт плинтусы, строя гнездо из обрывков радиоэфира. Иногда по ночам она вылезает и рисует на стенах ноты кровью моли — но это не музыка. Это карта побега из горла великана, где мы все живём, не зная, что его зевок — это ураган, стирающий наши имена.

Ты слышал, как плачут камни? Они зовут тебя к реке, где вода течёт вспять, неся в себе скелеты часов. На берегу стоит девочка с лицом из пепла — она лепит из ила кукол, давая им имена твоих страхов. Если прикоснуться — кукла оживёт и побежит вдоль позвоночника мира, оставляя за собой следы из пыли, что когда-то была твоими мечтами...

Не поднимай голову! Верхние этажи дома давно сгорели — там теперь живут ангелы-погорельцы. Они шарят в пепле, ищут свои крылья, а вместо них находят кости ворон, застрявшие между зубьями времени. Их плач похож на скрип качелей во дворе, где никто не качался с тех пор, как земля перестала вращаться... или это просто скрипит твой череп, пытаясь вспомнить форму облаков?

Завяжи глаза верёвкой из тишины. Иди на звук лопнувшей струны. Там, в комнате без углов, тебя ждёт стул с тысячью ножек — садись, и он пронзит тебя знанием, что ты всего лишь сон гриба, растущего на могиле забытого бога. Но не бойся. Страх здесь — это чернила, которыми пишутся новые законы физики. Просто открой рот — и ветер выдует из тебя алфавит, где каждая буква будет кричать твоим голосом из параллельных жизней...

Спираль сжимается. Последний виток — это зрачок, в котором отражается всё, чего никогда не было.