продолжение 2
перестал соблюдать все меры предосторожности. Мама мне неоднократно предлагала лечь в больницу, но я все отказывался, а тут было уже так плохо, что согласился. Пролежал я около 20 дней, почти весь апрель. Через неделю мне полегчало, был уже бодренький. Там познакомился с одним наркоманом, с ним мы устроили скандал, нам мало дали рогипнола. Нас выписали за нарушение режима. Пока лежал в больнице, думал, что после выписки займусь делами, наркотики буду употреблять эпизодически.
Вышел я оттуда накануне своего восемнадцатилетия. На день рождения мне подарили денег, получил страховку и... укололся. Маме в больнице посоветовали подкармливать меня радедормом. Она выделяла мне баночку (10 таблеток) в день. Ей, конечно, сказали давать мне меньше, но я ей объяснил, что у меня иммунитет и мне нужно много таблеток.
После больницы меня перестало тащить. Я первый раз укололся - подташнивало, но не тащило, единственное, что не ломало. Потом то же самое. Я даже один раз наехал на торговца; думал, что он мне продал "левый" раствор. Потом смотрю, все вокруг, кто со мной кололся, тащатся, а я как трезвый, хотя в зеркале лицо удолбанное. Но колоться я продолжал, сначала не каждый день, потом опять подсел. Тут уже много времени не потребовалось, чтобы жизнь стала абсолютно неконтролируемой.
Помню такой случай: зашел я в наш кинотеатр, у меня там в буфете работала знакомая. Был я под транквилизаторами, в кармане - много денег и кайфа. Буфетчица ушла в подсобное помещение, а я видел, что она положила в кассу пачку денег. Воровать у меня не было ни малейшей необходимости, но я, на глазах у изумленной публики, перегнулся через прилавок, вынул деньги из кассы и кинулся бежать. Вернувшаяся буфетчица закричала: "Держите его!" А я бегу и думаю: "Все, это тюрьма". Ребята вокруг кричат: "Ты что, идиот? Отдай деньги". Я остановился, отдал деньги. Потом пошел чуть ли не наголо подстригся, сменил весь гардероб, это место обходил стороной. Уже через месяц после больницы я плотно подсел.
Однажды, в конце мая, приняв до обеда где-то 12 таблеток радедорма, я вдруг подумал: "Опять подсел, без кайфа жить не могу, зачем такая жизнь". Я решил, что больше жить незачем. Съел еще 10 таблеток радедорма, под транквилизаторами я всегда становился очень решительным. Прикинул, что если к 22 таблеткам, которые я уже съел, добавить еще раствор с димедролом, то уж умру наверняка. Чтобы быстрее купить раствор (боялся, что транквилизаторы начнут действовать и могу уснуть), продал новые ботинки за бесценок, купил кайфа и еле добрел до приятеля. Последнее, что помню, я ему сказал: "Мути с димедролом", - и провалился. Утром очнулся - живой, транквилизаторы еще действовали. Наехал на приятеля, почему ом мне не сделал. Он оправдывался, говорил, что я вырубился и он не смог меня разбудить. Я опять был полон решимости, укололся, опять провалился. Очнулся поздно - денег нет, кайфа нет, от передозировки болит голова, решимость улетучилась. Был злой навесь свет, что остался живой, поплелся домой.
Опять заторчал. Это продолжалось недолго. Мать предложила снова лечь в больницу, был конец июня 1992 года, с момента предыдущего лечения прошло всего 2 месяца. В больнице опять быстро оклемался. После выписки решил попробовать не торчать. В основном сидел дома, ничего не делал, смотрел телевизор. Идти мне было некуда, все знакомые торчали. Вечером выходил на лавочку перед домом, садился и слушал разговоры малолеток, понимал, что все это мне не нужно. Иногда срывался, особенно если предлагали и не надо было шустрить. Я не понимал, что со мной происходит, - постоянная депрессия, тоска, бессонница. Решил на все лето уехать в Карелию. Наварил с собой кружку кайфа, в поезде кололся, пронес раствор в самолет. Приехав к бабушке с дедушкой и не успев даже выпить чаю, я пошел "собирать грибы". Мои родственники были очень удивлены, так как знали, что я с детства не любил собирать грибы. В лесу первым делом укололся. В этот день я три раза ходил за грибами. Когда кайф кончился, я три ночи не спал, а потом со скандалом уехал. Вернувшись, я решил - все, хватит бросать торчать, нужно наладить денежный канал, чтобы всегда был кайф. Налаживание канала кончилось тем, что продал что-то из дома, и опять понеслось. Опять кражи, бесконечная шустрежка.
Летом с приятелем поехали в Псковскую область за маками. Он жил у своей бабушки, а я первую неделю в лесу в палатке. Маков было завались, но полноценного кайфа мне было не поймать, в палатке было холодно, не мог иногда даже уснуть. Через неделю я переехал в деревню, поселился в Доме колхозника, сказав, что я - рабочий из леспромхоза. Прожил я там две недели. Ночью ходили за маками, днем кололись, "рубились и опять резали маr". Так целыми днями: Из гостиницы я свалил, не заплатив за номер.
Вернулся в Ленинград, сезон тем временем кончился. И опять все по новой - кражи, добывание кайфа. Я понимал, что деградирую. Я ходил немытый, небритый, редко стирал свои вещи, был плохо одет. Когда начинал торчать, меня уважали. А тут, однажды, звоню торговцу, который живет в двух минутах ходьбы от меня, спрашиваю: "Есть?" Он говорит: "Есть". Я прихожу через пару минут, он мне заявляет, что ничего уже нет, все только что продал каким-то людям, и захлопывает у меня перед носом дверь. Я онемел. Раньше я бы этого так не оставил, теперь у меня не было никаких сил, я просто пошел обратно домой. Я перестал себя уважать.
После второй выписки из больницы мне позвонил тот самый приятель, с которым нас первый раз выписали за нарушение режима, и предложил сходить на собрание Анонимных Алкоголиков. На собрание я пришел будучи под транками, мало что помню, но помню, что чувствовал себя не в своей тарелке. Пытался этому приятелю что-то рассказывать, типа "украл, проторчал". А он меня обломал: "Мы на собраниях стараемся жаргон не употреблять". Мне было это дико слышать, тем более от него, , ведь мы с ним некоторое время вместе торчали. В общем, сходил на собрание - и забыл.
Осенью становилось все хуже и хуже. В ноябре опять лег в дурдом. Лежал недолго, был конфликт с завотделением, меня выписали. Вышел из больницы, все поехало по новой. Доза у меня была два стакана маковой соломы в день, ни на что, даже на еду, денег не было, только на эти два стакана. Мать в это время положили в больницу, я иногда к ней ездил. 30 декабря, накануне Нового года, она ненадолго приехала из больницы, испекла торт, дала мне денег на подарок. Я быстренько пошел, купил себе самый дешевый свитер, чтобы еще деньги остались. На следующее утро встал, ломает, деньги есть, надо где-то купить соломы, я ушел из дома. А мама меня только об одном просила, чтобы я вернулся к четырем и проводил ее в больницу. Она действительно была очень плоха, могла сама не доехать. Купили соломы и пошел к знакомым варить. Смотрю на часы - до четырех осталось десять минут, мне не успеть, а невмазанный ехать не могу. Опоздал на час, пришел домой, мать уехала, на столе записка лежит. Меня стали мучить угрызения совести, но еще засалился, и жизнь опять стала прекрасна.
Новый год я встретил дрожа от страха. Накануне я продал левый раствор одному авторитету и боялся, что придут требовать объяснений. Встречали мы Новый год с одним приятелем, который сам был всем должен, жил в страхе, так что он был к этому привычный. Мы занавесили окна, отключили телефон. Так и встретили - он на одной кровати, я- на другой. Я не уверен, видели ли мы что-нибудь в телевизоре, - было много кайфа.
В феврале я опять лег в больницу. Встал в 7 утра, засадился, поехал на рынок, купил там еще раствора, опять укололся и поехал в дурдом. Было мне очень плохо, отлежал 7 дней, а потом заболел гриппом. На этот раз никакого подъема сил и бодрячка уже не было. Вышел, две-три недели лежал дома, болел. Это была моя последняя больница.
В этот период ко мне навязался жить, под предлогом вместе бросить, один мой приятель, который только что освободился из тюрьмы. Утром вставали, первый вопрос: "Что будем делать?" - "Денег наживем". - "А что с деньгами делать?" - "Ладно, давай вмажемся последний раз". Однажды засыпались на краже, попали в милицию, но, поскольку успели только взломать двери и никто этого не видел, нас отпустили. В конце концов я ему сказал: "Завязывать вместе не получается, поезжай домой". Поссорились мы с ним на этой почве.
У меня постоянно была депрессия, бессонница, упадок физических и моральных сил. Опять позвонили ребята с группы, позвали на собрание. Решил сходить. Иногда после этого стал ходить на собрания, но не очень-то верил, что у меня что-нибудь получится, было подозрение, что все это не для меня. В этот период часто срывался - примерно 1 раз в неделю. Иногда неделями не ходил собрания, тогда срывался еще чаще. Депрессии у меня были и в трезвом, ив нетрезвом состоянии. Уже не было сил шустрить, но на группу тоже не хотелось. И Мы с мамой поменяли квартиру, стали жить в центре. Первое время было совсем плохо - быт не обустроен, знакомых никаких нет, денег нет, сил никаких тоже нет. Иногда ходил на группу, просто чтобы пообщаться с людьми.
Из пяти моих друзей, с которыми мы начинали употреблять наркотики, к тому времени в живых осталось только трое, а к сегодняшнему дню двое я и еще один. "Остальные все умерли: один от заражения крови; другой, будучи в состоянии опьянения, захлебнулся в ванной; третий пытался перелезть из одного окна в другое, так как его заперла мать, сорвался и погиб. А один из самых близких моих друзей, недавно, вернувшись из тюрьмы, повесился, но об этом разговор дальше.
Несмотря на сильные депрессии, я время от времени продолжал ходить на собрания. Правда, литературу Анонимных Алкоголиков я не читал, я даже не все шаги знал, нахватался верхушек, программу не выполнял. Слушал, что говорят другие, и говорил то же самое. Иногда я уходил с собрания полный надежд, а иногда так накрывало, решал, что больше никогда туда не пойду.
В то время я даже пытался работать. Помню, мать вписала меня в халтуру. Нужно было 6 дней красить стены, потом получить деньги. П
Вышел я оттуда накануне своего восемнадцатилетия. На день рождения мне подарили денег, получил страховку и... укололся. Маме в больнице посоветовали подкармливать меня радедормом. Она выделяла мне баночку (10 таблеток) в день. Ей, конечно, сказали давать мне меньше, но я ей объяснил, что у меня иммунитет и мне нужно много таблеток.
После больницы меня перестало тащить. Я первый раз укололся - подташнивало, но не тащило, единственное, что не ломало. Потом то же самое. Я даже один раз наехал на торговца; думал, что он мне продал "левый" раствор. Потом смотрю, все вокруг, кто со мной кололся, тащатся, а я как трезвый, хотя в зеркале лицо удолбанное. Но колоться я продолжал, сначала не каждый день, потом опять подсел. Тут уже много времени не потребовалось, чтобы жизнь стала абсолютно неконтролируемой.
Помню такой случай: зашел я в наш кинотеатр, у меня там в буфете работала знакомая. Был я под транквилизаторами, в кармане - много денег и кайфа. Буфетчица ушла в подсобное помещение, а я видел, что она положила в кассу пачку денег. Воровать у меня не было ни малейшей необходимости, но я, на глазах у изумленной публики, перегнулся через прилавок, вынул деньги из кассы и кинулся бежать. Вернувшаяся буфетчица закричала: "Держите его!" А я бегу и думаю: "Все, это тюрьма". Ребята вокруг кричат: "Ты что, идиот? Отдай деньги". Я остановился, отдал деньги. Потом пошел чуть ли не наголо подстригся, сменил весь гардероб, это место обходил стороной. Уже через месяц после больницы я плотно подсел.
Однажды, в конце мая, приняв до обеда где-то 12 таблеток радедорма, я вдруг подумал: "Опять подсел, без кайфа жить не могу, зачем такая жизнь". Я решил, что больше жить незачем. Съел еще 10 таблеток радедорма, под транквилизаторами я всегда становился очень решительным. Прикинул, что если к 22 таблеткам, которые я уже съел, добавить еще раствор с димедролом, то уж умру наверняка. Чтобы быстрее купить раствор (боялся, что транквилизаторы начнут действовать и могу уснуть), продал новые ботинки за бесценок, купил кайфа и еле добрел до приятеля. Последнее, что помню, я ему сказал: "Мути с димедролом", - и провалился. Утром очнулся - живой, транквилизаторы еще действовали. Наехал на приятеля, почему ом мне не сделал. Он оправдывался, говорил, что я вырубился и он не смог меня разбудить. Я опять был полон решимости, укололся, опять провалился. Очнулся поздно - денег нет, кайфа нет, от передозировки болит голова, решимость улетучилась. Был злой навесь свет, что остался живой, поплелся домой.
Опять заторчал. Это продолжалось недолго. Мать предложила снова лечь в больницу, был конец июня 1992 года, с момента предыдущего лечения прошло всего 2 месяца. В больнице опять быстро оклемался. После выписки решил попробовать не торчать. В основном сидел дома, ничего не делал, смотрел телевизор. Идти мне было некуда, все знакомые торчали. Вечером выходил на лавочку перед домом, садился и слушал разговоры малолеток, понимал, что все это мне не нужно. Иногда срывался, особенно если предлагали и не надо было шустрить. Я не понимал, что со мной происходит, - постоянная депрессия, тоска, бессонница. Решил на все лето уехать в Карелию. Наварил с собой кружку кайфа, в поезде кололся, пронес раствор в самолет. Приехав к бабушке с дедушкой и не успев даже выпить чаю, я пошел "собирать грибы". Мои родственники были очень удивлены, так как знали, что я с детства не любил собирать грибы. В лесу первым делом укололся. В этот день я три раза ходил за грибами. Когда кайф кончился, я три ночи не спал, а потом со скандалом уехал. Вернувшись, я решил - все, хватит бросать торчать, нужно наладить денежный канал, чтобы всегда был кайф. Налаживание канала кончилось тем, что продал что-то из дома, и опять понеслось. Опять кражи, бесконечная шустрежка.
Летом с приятелем поехали в Псковскую область за маками. Он жил у своей бабушки, а я первую неделю в лесу в палатке. Маков было завались, но полноценного кайфа мне было не поймать, в палатке было холодно, не мог иногда даже уснуть. Через неделю я переехал в деревню, поселился в Доме колхозника, сказав, что я - рабочий из леспромхоза. Прожил я там две недели. Ночью ходили за маками, днем кололись, "рубились и опять резали маr". Так целыми днями: Из гостиницы я свалил, не заплатив за номер.
Вернулся в Ленинград, сезон тем временем кончился. И опять все по новой - кражи, добывание кайфа. Я понимал, что деградирую. Я ходил немытый, небритый, редко стирал свои вещи, был плохо одет. Когда начинал торчать, меня уважали. А тут, однажды, звоню торговцу, который живет в двух минутах ходьбы от меня, спрашиваю: "Есть?" Он говорит: "Есть". Я прихожу через пару минут, он мне заявляет, что ничего уже нет, все только что продал каким-то людям, и захлопывает у меня перед носом дверь. Я онемел. Раньше я бы этого так не оставил, теперь у меня не было никаких сил, я просто пошел обратно домой. Я перестал себя уважать.
После второй выписки из больницы мне позвонил тот самый приятель, с которым нас первый раз выписали за нарушение режима, и предложил сходить на собрание Анонимных Алкоголиков. На собрание я пришел будучи под транками, мало что помню, но помню, что чувствовал себя не в своей тарелке. Пытался этому приятелю что-то рассказывать, типа "украл, проторчал". А он меня обломал: "Мы на собраниях стараемся жаргон не употреблять". Мне было это дико слышать, тем более от него, , ведь мы с ним некоторое время вместе торчали. В общем, сходил на собрание - и забыл.
Осенью становилось все хуже и хуже. В ноябре опять лег в дурдом. Лежал недолго, был конфликт с завотделением, меня выписали. Вышел из больницы, все поехало по новой. Доза у меня была два стакана маковой соломы в день, ни на что, даже на еду, денег не было, только на эти два стакана. Мать в это время положили в больницу, я иногда к ней ездил. 30 декабря, накануне Нового года, она ненадолго приехала из больницы, испекла торт, дала мне денег на подарок. Я быстренько пошел, купил себе самый дешевый свитер, чтобы еще деньги остались. На следующее утро встал, ломает, деньги есть, надо где-то купить соломы, я ушел из дома. А мама меня только об одном просила, чтобы я вернулся к четырем и проводил ее в больницу. Она действительно была очень плоха, могла сама не доехать. Купили соломы и пошел к знакомым варить. Смотрю на часы - до четырех осталось десять минут, мне не успеть, а невмазанный ехать не могу. Опоздал на час, пришел домой, мать уехала, на столе записка лежит. Меня стали мучить угрызения совести, но еще засалился, и жизнь опять стала прекрасна.
Новый год я встретил дрожа от страха. Накануне я продал левый раствор одному авторитету и боялся, что придут требовать объяснений. Встречали мы Новый год с одним приятелем, который сам был всем должен, жил в страхе, так что он был к этому привычный. Мы занавесили окна, отключили телефон. Так и встретили - он на одной кровати, я- на другой. Я не уверен, видели ли мы что-нибудь в телевизоре, - было много кайфа.
В феврале я опять лег в больницу. Встал в 7 утра, засадился, поехал на рынок, купил там еще раствора, опять укололся и поехал в дурдом. Было мне очень плохо, отлежал 7 дней, а потом заболел гриппом. На этот раз никакого подъема сил и бодрячка уже не было. Вышел, две-три недели лежал дома, болел. Это была моя последняя больница.
В этот период ко мне навязался жить, под предлогом вместе бросить, один мой приятель, который только что освободился из тюрьмы. Утром вставали, первый вопрос: "Что будем делать?" - "Денег наживем". - "А что с деньгами делать?" - "Ладно, давай вмажемся последний раз". Однажды засыпались на краже, попали в милицию, но, поскольку успели только взломать двери и никто этого не видел, нас отпустили. В конце концов я ему сказал: "Завязывать вместе не получается, поезжай домой". Поссорились мы с ним на этой почве.
У меня постоянно была депрессия, бессонница, упадок физических и моральных сил. Опять позвонили ребята с группы, позвали на собрание. Решил сходить. Иногда после этого стал ходить на собрания, но не очень-то верил, что у меня что-нибудь получится, было подозрение, что все это не для меня. В этот период часто срывался - примерно 1 раз в неделю. Иногда неделями не ходил собрания, тогда срывался еще чаще. Депрессии у меня были и в трезвом, ив нетрезвом состоянии. Уже не было сил шустрить, но на группу тоже не хотелось. И Мы с мамой поменяли квартиру, стали жить в центре. Первое время было совсем плохо - быт не обустроен, знакомых никаких нет, денег нет, сил никаких тоже нет. Иногда ходил на группу, просто чтобы пообщаться с людьми.
Из пяти моих друзей, с которыми мы начинали употреблять наркотики, к тому времени в живых осталось только трое, а к сегодняшнему дню двое я и еще один. "Остальные все умерли: один от заражения крови; другой, будучи в состоянии опьянения, захлебнулся в ванной; третий пытался перелезть из одного окна в другое, так как его заперла мать, сорвался и погиб. А один из самых близких моих друзей, недавно, вернувшись из тюрьмы, повесился, но об этом разговор дальше.
Несмотря на сильные депрессии, я время от времени продолжал ходить на собрания. Правда, литературу Анонимных Алкоголиков я не читал, я даже не все шаги знал, нахватался верхушек, программу не выполнял. Слушал, что говорят другие, и говорил то же самое. Иногда я уходил с собрания полный надежд, а иногда так накрывало, решал, что больше никогда туда не пойду.
В то время я даже пытался работать. Помню, мать вписала меня в халтуру. Нужно было 6 дней красить стены, потом получить деньги. П