(Это все НЕ МОЁ, а с сайта газеты Вечерний Брест. Читайте там.

(Автор - ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)

Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.(Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)

Часть 1: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_162viktor_i_gertruda...

Часть 2: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_163viktor_i_gertruda...

Часть 3:https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_164viktor_i_gertruda...

Часть 4: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_165viktor_i_gertruda...

Часть 5:https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_166viktor_i_gertruda...

Часть 6: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_167viktor_i_gertruda...

Часть 7: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_168viktor_i_gertruda...

Часть 8: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_169viktor_i_gertruda...

Часть 9: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_170viktor_i_gertruda...

Часть 10: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_171ispoved_na_zadann...

Часть11: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_172ispoved_na_zadann...

Менее чем за год до вступления в переписку с В. Ласковичем, 3 сентября 1964 года, Гертруда Вагнер в последний раз дала показания по своему делу, будучи допрошенной в качестве свидетеля.

«5 июля 1946 года Военным Трибуналом гарнизона гор. Барнаула я была осуждена по ст. 58-1“а” УК РСФСР к 15 годам каторжных работ. Впоследствии эту меру наказания заменили лишением свободы в ИТЛ сроком на 10 лет.

На следствии и в суде мне вменяли в вину принадлежность к агентуре гестапо, выдачу немцам личного состава Брестской подпольной организации, изобличение арестованных подпольщиков на очных ставках в тюрьме гор. Бреста и работу на немцев в качестве камерного агента.

Виновной себя как на следствии, так и в суде я полностью признала, хотя фактически не совершила всего того, в чем обвинялась.

Процессом следствия я была морально подавлена, а после предъявления мне в ходе следствия показаний мужа – Леонтьева Виктора Викторовича, изобличавшего меня в принадлежности к агентуре гестапо, вообще была морально убита и начала признавать все, что было фактически и чего не было.

В 1940 году я вместе с мужем Леонтьевым В.В. прибыла на работу в гор. Брест. Он работал в областном совете физкультуры, а я – тренером по гимнастике. Здесь нас застала война, и оба мы оказались на оккупированной немецкими войсками территории.

Вскоре муж установил связь с Брестским подпольем и сам активно включился в деятельность антифашистской организации. Нашу квартиру в Бресте посещали руководитель Брестского подполья Серафимович, его заместитель Жуликов Петр и другие подпольщики.

Муж не скрывал от меня своей принадлежности к подпольной организации, называл ее руководителей и некоторых участников. Многих из них я знала в лицо. Иногда выполняла отдельные поручения мужа, связанные с деятельностью подпольной организации.

Из дома муж часто отлучался, иногда вообще не приходил ночевать. Однажды в беседе со мной он выразился, что ему приходится играть двойственную роль, но никаких пояснений к этому не дал.

Лично я с приходом в гор. Брест немцев поступила работать на яйцебазу, шефом которой являлся Редлин Карл; затем работала у Редлина домработницей.

Муж первое время работал на строительстве шоссейной дороги, затем – в госпитале, а потом тоже оказался на работе в яйцебазе в должности плотника.

Имел ли Редлин Карл какое-либо отношение к деятельности немецкой контрразведки, я не знаю. В беседах с Редлином я никогда не говорила о принадлежности мужа к подпольной организации Бреста, не называла других участников организации. Он вообще не интересовался подобными делами, никаких поручений заниматься слежкой за работниками яйцебазы, как это записано в моих показаниях на следствии и в суде, не давал. Лично я никаких мер к тому, чтобы привлечь Леонтьева В.В. к сотрудничеству с немецкой контрразведкой, не предпринимала, заданий на это не имела и в то время в связи с немецкой контрразведкой не состояла.

Признала же я все это на следствии и в суде только под впечатлением зачитанных мне показаний мужа.

Фактически на путь измены Родине я встала только в октябре 1943 года после ареста меня немцами в пути следования от одного партизанского хутора к другому.

Расскажу об этом несколько подробнее.

В июле-августе 1943 года мой муж Леонтьев В.В. забежал с работы домой и заявил, что вынужден покинуть город и уйти к партизанам, так как немцы собираются арестовать его и пришли за ним на работу. Он пообещал в ближайшее время вывезти и меня в лес. Вскоре после ухода мужа в нашем доме произвели обыск. Офицер, руководивший производством обыска, взывал к моей немецкой национальности и предложил немедленно поставить его в известность, как только появится муж.

В тот же день к вечеру за мной в гор. Брест прибыл связной партизанского отряда, и я тоже перешла в зону деятельности партизанского отряда.

Там я встретилась с мужем; он пояснил мне при встрече, что провал подпольной организации начался с неудавшейся попытки приобрести пишущую машинку для подполья, подробностей не рассказывал.

Из партизанского лагеря муж несколько раз уходил в город, а по возвращении говорил, что аресты подпольщиков в городе продолжаются.

Всего в партизанском лагере я находилась около 2 месяцев. Во время одной из облав при переходе с хутора на хутор была схвачена немцами. Меня доставили в гор. Брест в помещение СД, там в одном из коридоров СД меня увидел офицер, ранее приходивший ко мне в дом с обыском. Он-то и принял к своему производству мое дело, сильно избил меня на первом же допросе.

Затем меня перевели в тюрьму, и допросы производил другой следователь.

На допросах в тюрьме гестапо я проявила трусость и впервые встала на путь измены Родине. Я рассказала следователю все, что знала о деятельности мужа в подпольной организации Бреста, назвала известных мне подпольщиков. На одном из допросов в гестапо следователь предъявил мне список и ряд фотокарточек. По фамилиям, перечисленным в этом списке, я восстановила в памяти тех, о причастности которых к Брестскому подполью знала со слов мужа или из личных наблюдений, и рассказала все известное о них следователю. Фамилии некоторых подпольщиков я не знала, но видела их во время посещений мужа, а поэтому опознала по предъявленным фотокарточкам.

Несколько позднее непосредственно в тюрьме мне давались очные ставки с некоторыми участниками Брестского подполья – Красовским Дмитрием, Серафимовичем, Бокаревым Виктором и другими, фамилий которых я не знала. На очных ставках я тоже рассказывала все, что мне было известно о связях этих лиц с подпольем.

В частности, на очной ставке с Серафимовичем я сказала, что он является руководителем подпольной организации города Бреста. Серафимович опознал меня на очной ставке как жену Леонтьева В.В., признал свое участие в деятельности подпольной организации, но в то же время заявил, что мне – Вагнер Г.Л. – практическая деятельность названной организации не известна, так как сама я участницей организации не была.

В то время, пока я находилась под стражей в Брестской тюрьме, следователь давал мне поручения прислушиваться к разговорам среди заключенных в камерах, сообщать ему услышанное, но заключенные, по-видимому, остерегались меня, и ничего практически полезного я не могла сообщить следователю и не сообщила.

…Аржанову Галину (отчество ее не знаю) я впервые увидела у себя в доме в гор. Бресте в 1942 году. Она приходила к моему мужу Леонтьеву Виктору Викторовичу по делам подпольной организации. В беседе со мной муж сам сказал, что Аржанова – участник организации. Мне кажется сейчас, что Аржанова добывала для подполья медикаменты. О другой патриотической деятельности показать ничего не могу. Всего к моему мужу Аржанова приходила 2-3 раза.

На допросах в тюрьме гестапо следователь интересовался Аржановой. Фотокарточка Аржановой, а возможно, ее фамилия в списке (точно не помню сейчас) предъявлялись мне следователем.

На допросе в гестапо в отношении Аржановой Галины я показала то же самое, что показала о ней сейчас – на настоящем допросе. Ничего иного я о ней не знала.

В тюрьме гестапо я Аржанову не встречала. В одной камере с ней мне сидеть не приходилось, очной ставки нам не давалось...»

Синагога Бреста - немецкий лазарет .

(Это все НЕ МОЁ, а с сайта газеты Вечерний Брест. Читайте там.

(Автор - ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)

Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.(Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)

Часть 1: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_162viktor_i_gertruda...

Часть 2: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_163viktor_i_gertruda...

Часть 3:https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_164viktor_i_gertruda...

Часть 4: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_165viktor_i_gertruda...

Часть 5:https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_166viktor_i_gertruda...

Часть 6: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_167viktor_i_gertruda...

Часть 7: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_168viktor_i_gertruda...

Часть 8: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_169viktor_i_gertruda...

Часть 9: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_170viktor_i_gertruda...

Часть 10: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_171ispoved_na_zadann...

Вестей от Гертруды Вагнер не было два месяца, и надежды на продолжение исповеди стали помалу сходить на нет. Лишь в первых числах осени 1965 года почтальон опустил в ящик В. Ласковича долгожданный конверт.

«Здравствуйте, уважаемый Василий Петрович!

Приношу миллион извинений за столь долгое мое молчание. Правда, причина у меня вполне уважительная: была у нас в книжном магазине, где я работаю, поименная инвентаризация... Дома я немного шью, т. к. надо заработать, нас двое с дочкой, а я работаю одна, она еще учится. Все эти причины и оттягивали мое письмо, а я, честно говоря, пишу Вам на работе, здесь бывают моменты, когда можно этому уделить время. Народ бывает не постоянно, и когда никого нет у прилавка, я и пишу.

…В прошлом своем письме я остановилась на моменте, когда война еще не началась и мы мирно трудились, ничего не ожидая.

Утром рано, еще было совсем темно, когда от грохота взрывов и стрельбы мы проснулись, совершенно не понимая, в чем дело. Когда поняли, немцы были уже в городе и продвигались дальше по шоссе в сторону Минска.

Из комнаты, которую мы занимали в квартире, нас выгнали немцы в школу, где поместили 4-5 семейств в класс. Разместились мы по углам и так жили, на матраце от кровати, с узлами под головой. Жизнь была очень тяжелая, мы променяли все вещи носильные, платья, костюм и др. на продукты. Я ходила в ближние села с женщинами и меняла. Муж работал на перестройке шоссе (его расширяли). Каждую ночь все слушали, какие летят самолеты, и думали, скоро ли наши будут отгонять немцев из наших городов. Так шло время.

Удавалось узнавать мужу, что немцы далеко в глубь нашей Родины, все дальше и дальше продвигали свои войска, но мы ни на одну минуту не теряли надежду, что скоро все обернется в другую сторону.

Глубокой осенью, кажется, нам дали квартиру, т. к. освободились дома, где жили евреи, их поселили в район гетто. Муж устроился на работу в госпиталь чернорабочим, он возил продукты госпиталю. Было очень голодно, они таскали продукты и на этом попались, их выгнали (я пишу “их”, т. к. он работал с еще одним товарищем, кажется, Михаилом). Я все это время не работала, т. к. не регистрировалась как немка и не хотела, чтобы об этом знали.

Муж устроился на работу на яйцебазу. Там работало много русских женщин, и я также решила, что надо работать, было трудно жить. Так я познакомилась с Редлином. Я работала на яйцебазе на пилораме, где делали ящики для отправки яиц. Как-то меня вызвал Редлин и сказал, что у него уходит домработница-полька и он предлагает мне работать у него. Я согласилась и работала у него, только как домработница. Редлин никогда мне даже не предлагал большего, он знал, что у меня есть муж, а у него была женщина-немка, железнодорожница, которая часто к нему приезжала. Никаким агентом я не была и даже об этом не думала, а честно работала, только чтобы не голодать, готовила и ела сама и, что могла, носила домой мужу.

Так шло время, и всегда в моей душе не было ни тени сомнения, что наша армия победит, к тому же муж мой уже в это время, видно, имел сведения о настоящем положении на фронте и приносил иногда советские газеты, которые ему давали его друзья. Так понемногу я познакомилась с некоторыми товарищами из подполья. Хорошо я знала Серафимовича, он часто бывал у нас, первое время муж просил меня выйти и понаблюдать, не идет ли кто, и, видимо, как я понимала, мне не доверяли. Дальше он лично хорошо ко мне относился, вообще это был очень симпатичный душевный человек. Знала я еще Бокарева, он также заходил к нам домой.

Муж был связан с подпольем, выполнял разные задания, я чем могла помогала ему и никогда не поверю, что он был агентом гестапо, мне и следователь мой в Барнауле говорил, что он честно погиб (или он меня обманывал и говорил, что я склоняла мужа на работу у немцев). То, что он последнее время играл двойственную роль, но что это ему поручили в их организации, будто бы он мне говорил, и я очень за него переживала.

Я даже говорила ему, что, случись что с людьми, которые знали о его двойной роли, тогда ничем никому не докажешь обратного.

Извините, очень сильные головные боли. Днями продолжу письмо. Напишите, возможно, что-либо я пишу не так, но буду писать так, как было.

Прошу, пишите мне до востребования.

С уважением к Вам и желаю здоровья.

28-8-1965 г.»

Ласкович писал – до востребования и на старый адрес, но продолжения не последовало.

24-1-1966 г.:

«Уважаемая Гертруда Леонтьевна!

Вы меня извините за беспокойство. Я послал Вам несколько писем, а ответа от Вас не получил. В чем дело?

Правда, я получил две поздравительные телеграммы, за которые, пользуясь случаем, сердечно еще раз благодарю.

Меня беспокоит Ваше молчание. Напишите, пожалуйста, как движется работа. Скоро ли закончите? Когда полностью вышлете? Еще раз прошу извинения.

До свидания! В.П. Ласкович».

30-12-1966 г.:

«Здравствуйте, Гертруда Леонтьевна!

Поздравляю Вас с Новым, 1967 годом! Желаю Вам доброго здоровья и счастья в жизни.

После долгого ожидания от Вас письма и обещанных воспоминаний я вновь решился побеспокоить Вас. За этот промежуток времени я послал Вам два письма, которые почему-то возвратились обратно. В чем дело?

Гертруда Леонтьевна! Убеждать Вас в своей искренности в настоящее время было бы наивно. Все, что я мог сказать, я сказал в предыдущих письмах. Все сказано чистосердечно.

В моем последнем (если Вы не соизволите ответить) письме я лишь еще раз хочу любезно напомнить Вам исполнить мою просьбу и свой долг – прислать свою исповедь-воспоминание.

Не скрою, мне жаль, что я не сумел до конца убедить Вас. По-видимому, у Вас нашлись плохие советчики, которые в кривом зеркале толкуют мое искреннее стремление ввести Вас в историю с чистой совестью и на этом воспитать миллионы. Ну что же, дело Ваше.

Извините.

Ожидаю Вашего письма.

До свидания, если соизволите отвечать.

Прощайте, если ответа не будет.

В.П. Ласкович».

Ответа не было.

(Костел и кладбище на площади Ленина)

(Это все НЕ МОЁ, а с сайта газеты Вечерний Брест. Читайте там.

(Автор - ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)

Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.(Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)

Часть 1: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_162viktor_i_gertruda...

Часть 2: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_163viktor_i_gertruda...

Часть 3:https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_164viktor_i_gertruda...

Часть 4: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_165viktor_i_gertruda...

Часть 5:https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_166viktor_i_gertruda...

Часть 6: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_167viktor_i_gertruda...

Часть 7: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_168viktor_i_gertruda...

Часть 8: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_169viktor_i_gertruda...

Часть 9: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_170viktor_i_gertruda...

В середине 60-х годов будущий почетный гражданин Бреста Василий Ласкович, имевший опыт работы следователем прокуратуры, партийным руководителем и начальником управления юстиции, ветеран КПЗБ и внештатный автор, занялся сбором материалов по брестскому подполью, сформулировав тройную цель:

«1) Собрать документы об Аржановой для написания повести.

2) Выделить вместе с ней группу надежных честных патриотов.

3) Раскрыть предателей, подлецов и других неустойчивых элементов в часы оккупации...»

В процессе работы Василий Ласкович завязал переписку с давно отбывшей свой срок 54-летней Гертрудой Вагнер. Впоследствии наряду с другими материалами он сдаст эту переписку в фонд Государственного архива Брестской области, а значит, предложит на осмысление другим исследователям. Лейтмотивом первого письма, датированного 10 июня 1965 года, была попытка вызвать женщину на откровенность:

«…Письмо принесет вам много огорчения, за что я прошу извинения. Пишу я вам не для того, чтобы огорчить вас, а ради истины, о которой надо рассказать людям.

…Мы с вами не знакомы. Беспокою вас не ради любопытства, а ради дела. Узнал о вас из ваших прошлых судебных дел и других материалов Брестского подполья... Показания на судебных процессах, на следствии не всегда раскрывают полностью деятельность, душу людей.

В такой обстановке человек не всегда может все рассказать. Говорят о главных вещах – упускают мелочи, хотя эти мелочи для образов людей имеют первостепенное значение.

…НУЖНА ДОБРОВОЛЬНАЯ ВАША ИСПОВЕДЬ. Не в смысле церковного обряда, а в смысле раскрытия вашей души, чтобы рассказать о плохом и хорошем. Вы виноваты за провал многих брестских подпольщиков. Это доказано судом, этого не отрицаете сами. Меня интересует не степень вашей вины (это относится к прошлому), меня интересуют те пути, причины, условия, приведшие вас к тому, что вы стали виновной... Ведь вас воспитывали в духе любви к Советской Родине. Родились-то вы хорошим человеком. Ведь фашизм с его дикостью ничем не мог вас прельстить. Несомненно, корнями вы вросли в русскую землю. То, что вы по национальности немка, не может служить основанием вашего привержения к гитлеризму. Миллионы немцев-антифашистов честно боролись против гитлеровской тирании.

Среди материалов Брестского подполья вы проходите отрицательно. Об этом времени пишут и будут писать многие. Ваше имя, образ, вся деятельность, хотите вы этого или нет, будут широко освещаться, и каждый пишущий будет преподносить это по своему усмотрению. Мне лично казалось бы, чтобы вы для истории, во избежание кривотолков и искажений, в своей ИСПОВЕДИ раз и навсегда сами обо всем рассказали. Это все возвеличило б вас, все поняли б, что перед историей, потомством вы сами себе судья, о вас сказали бы как о человеке сильной воли, который на своем горе научил других. Для этого нужно не меньше мужества, чем держаться в гестапо. Мы воспитываем молодежь в основном на положительных героях, это правильно. Но нужны примеры для воспитания на отрицательных фактах, чтобы люди в самых трудных ситуациях не повторили их. Ведь люди преступниками не рождаются, к этому их склоняют многочисленные обстоятельства...

…Не расскажете, не подниметесь на эту высоту, ПРОЯВИТЕ ЕЩЕ РАЗ В ЖИЗНИ МАЛОДУШИЕ И ТРУСОСТЬ (выделено в письме. – В.С.). Это будет самое страшное...

С вашего разрешения, я поставлю вам вопросы, по которым будет легче изложить мысли...»

Через две недели пришла почтовая карточка из Астрахани:

«Уважаемый тов. Ласкович!

Мое молчание не есть причина нежелания с Вами переписываться, а следствие того, что я просто никак не могу собраться с мыслями. Все настолько неожиданно и так неприятно, что я несколько этих дней просто больна. Сегодня начала писать письмо, ответила на два вопроса. Завтра пошлю авиа.

Г.Л. Вагнер».

Обещанное письмо Гертруда написала 28 июня 1965 года. Приведу его без купюр.

«Ув. Василий Петрович!

Прошло несколько дней после того, как я получила Ваше письмо. Не могу даже описать, что оно внесло в мою душу. Я так потрясена, что буквально в эти дни не могу нормально работать. Все кажется таким никчемным. Конечно, Вас это не интересует – простите. Мне, откровенно сказать, не особенно хочется все описывать, так как мне не верили когда-то давно, так и сейчас все, что я опишу в свою пользу, также будет Вам не интересно и не нужно, а мне до глубины души обидно. Я была наказана – 10 лет я честно и добросовестно, отбывая свой срок, работала, и теперь снова морально ударить меня, что еще хуже, чем сидеть в заключении, и теперь, находясь на свободе, я должна ходить, чтобы на меня показывали пальцем и все отвернулись от меня, и близкие, и родные. Да зачем я все это пишу, Вам все равно, что я переживаю. Я Вас понимаю, но вот мне никак не понять, какое же это прощение? Вы теперь уже, наверное, чувствуете, как мне трудно излагать свои мысли логически, все путается в голове, и слезы душат. Описать все как было. Конечно, мне помогут Ваши вопросы.

Родилась я в г. Астрахани. Здесь я закончила 10 классов. Родители мои – отец кондитер, мамаша домохозяйка-портниха, шила дома. Я с детства любила спорт и занималась с 10-11 лет и гимнастикой, и плаваньем, и играми – всем, чем в то время было возможно. Папа всегда был против моих этих увлечений, мама же рьяно защищала меня и поддерживала. Когда я окончила школу в 1930-31 уч. году, папа хотел, чтобы я шла в мединститут, но я мечтала об институте физической культуры. Отец был против, и я пошла работать в книжный магазин продавцом.

Вскоре я вышла замуж за спортсмена-одноклубника и у нас родился сын.

В 9 месяцев он умер, муж был взят в армию (ему было, конечно, не 19 лет, а как-то это было связано с событиями, и он служил в Чите). Я наконец обрела свободу действий (т. к. папа уже мне был не указ), поехала в Сталинград в Техникум ФК и спорта. Имея успехи в прыжках в воду, нас из сборной Сталинграда пловцов 5 человек перевели в Школу тренеров при институте Лесгафта в Ленинград. Там я училась на отделении по гимнастике и продолжала тренировки по прыжкам в воду. Здесь-то я и познакомилась с В. Леонтьевым, который учился в институте.

Приезжал в Ленинград мой муж, с которым мы оформили развод, а с Леонтьевым зарегистрировались.

Когда В. Леонтьев окончил институт, он был назначен в г. Брест начальником учебно-спортивного отдела, я работала в Бресте тренером по гимнастике, но приехала я туда не в 39 году, а в 40-м.

Я уже писала, что В. Леонтьев был моим мужем, мы любили друг друга и были счастливы, но у Виктора были склонности к другим женщинам (пишу об этом, потому что эти такие его, на первый взгляд, безобидные измены сеяли в моей душе семена недоверия к нему). Первый раз он попал в неприятность, еще учась в институте. Я уехала на каникулы домой в Астрахань, а они – ребята – устроили в институте вечеринку, и было там такое, что его, В. Леонтьева, исключили из комсомола и даже не взяли на Всесоюзный парад физкультуры в Москву.

Любящее сердце все прощает, и я смягчилась. Затем уже в Бресте был случай. В. Леонтьев в Брест уехал раньше меня, он там устроился с квартирой и работой, а затем приехал и перевез меня. Так вот, за этот период он без меня ездил в Минск по спортивной работе, и там, видно, у него кто-то был, с кем он был близок, и после, когда я приехала, я видела, что он ведет переписку. Разговор был крупный, но снова я успокоилась, т. к. он со мной был хорошим и любящим, а это, видно, было несерьезно, легкий флирт.

Вот эти факты и заставляли меня иногда быть подозрительной к нему где надо и где не надо, такие уж мы, женщины.

В. Леонтьев был очень активным, хорошим организатором любого мероприятия, энергичным, за эти его качества его, видно, и послали в Брест, где надо было все с начала, по-советски организовать и поставить дело. Сам он из г. Боровичи, был хорошим лыжником, имел хорошие результаты, за период нашего знакомства и совместной жизни полюбил прыжки в воду, и даже на соревнованиях в Гомеле и он, и я заняли хорошие места – я первое место и он в 1940 году на первенстве БССР.

Все шло хорошо, и мы готовились к Физкультурному параду 1940 года для поездки в Минск. Все мое детство, юность и уже будучи молодой еще женщиной я целиком была захвачена спортивной жизнью, много раз была участницей Физкультурного парада в Москве. В торжественные минуты открытия парадов, когда на Красной площади при гробовой тишине командующий парадом К.Е. Ворошилов проезжал и отдавал рапорт, меня душили слезы волнения, комок подступал к горлу. Я любила свою Родину. Так мне хотелось и в новом советском Бресте провести парад хорошо-красиво».

Продолжение следует.

(Это все НЕ МОЁ, а с сайта газеты Вечерний Брест. Читайте там.

(Автор - ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)

Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.(Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)

Часть 1: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_162viktor_i_gertruda...

Часть 2: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_163viktor_i_gertruda...

Часть 3:https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_164viktor_i_gertruda...

Часть 4: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_165viktor_i_gertruda...

Часть 5:https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_166viktor_i_gertruda...

Часть 6: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_167viktor_i_gertruda...

Часть 7: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_168viktor_i_gertruda...

Часть 8: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_169viktor_i_gertruda...

В 1990 году, достигнув преклонных лет, Х.-дочь решится на откровенность:

«В 1940 году я с родителями переехала из Гомеля в Брест в связи с тем, что отца, работавшего в Гомеле заведующим хозяйством детского дома-распределителя НКВД, перевели по службе в Брест на аналогичную должность в системе НКВД. В первое время в Бресте семья наша жила на окраине города в районе «Тришино», где отец снимал комнату рядом с домом-распределителем...

В Бресте с начала 1941 года я училась на курсах военных медицинских сестер. Мама работала продавцом военторга. В первые дни войны, как я узнала от мамы, отец был схвачен фашистами и казнен как работник-офицер НКВД.

В первые месяцы войны я с мамой, чтобы не погибнуть с голода, ходили по близрасположенным к Бресту деревням и выпрашивали продукты.

В начале 1942 года мама устроилась работать домработницей к переводчице службы СД, которая, со слов мамы, была немкой с Поволжья. Через эту же немку меня устроили уборщицей в особняк, где жили офицеры пехоты германской армии. В особняке из-за трудных условий работы я не смогла долго работать. С помощью моей подруги Аржановой Галины я устроилась на более легкую работу и работала теперь уборщицей в школе, где размещались немецкие военные летчики.

…В декабре 1942 года немцы арестовали Аржанову, я с мамой убежали из города и скрылись на хуторе недалеко от Бреста... Мама была на хуторе недели две и вернулась в Брест, я же пряталась на хуторе около двух месяцев и вернулась в город в начале 1943 года. Устроилась работать рабочей кухни в немецкую столовую, которая называлась «Солдатенхайм». Проработав здесь около 8 месяцев, уволилась, после чего работала уборщицей в спортивном зале, располагавшемся возле драмтеатра. Когда в Бресте начали собирать молодежь для отправки в Германию, я вновь скрывалась от немецких властей до самого освобождения Бреста. В этот раз я скрывалась в подвале дома, где жила знакомая Аржановой Галины по имени Зося, работавшая в одной аптеке с Аржановой.

…Познакомилась я с Галиной в 1941 году в Бресте до начала войны на танцплощадке. Работала она фармацевтом в городской аптеке. Была старше меня на четыре года. В первые дни войны при очередной встрече Аржанова сказала, что хозяева, где она жила на квартире, убежали неизвестно куда, а ей одной страшно жить там. Мы с мамой предложили ей жить у нас.

Аржанова жила с нами как племянница мамы, приехавшая из Белостока. Со слов мамы я знала, что Галина связана с партизанами. По ее просьбе мама ходила в близрасположенные деревни и передавала партизанам через жителей деревень лекарства из аптеки. В 1942 году я тоже раза два-три по просьбе Аржановой передавала неизвестному мне мужчине, как я поняла, связанному с партизанами, лекарства на территории городского рынка.

В декабре 1942 года немцы арестовали Аржанову за связь с партизанами. Арестовали прямо на работе или при выходе из аптеки, но не у нас дома. В это время в Бресте шли повальные аресты. За несколько дней до ареста Аржанова говорила мне и маме, что скоро уйдет из города, мы понимали, что уйдет она к партизанам.

С момента ареста Аржановой я и мама ушли из города и прятались, испугавшись, что нас тоже арестуют, в хуторе близ Бреста… Когда я где-то в феврале 1943 года вернулась в Брест с хутора, то вместе с мамой носила передачи в виде продуктов в тюрьму, где содержалась Галина. Однажды Аржанова передала нам из тюрьмы кастрюлю, в которой мы приносили ей продукты. На копоти кастрюли было написано: «Опасайтесь Катю рыжую». Кто такая Катя-рыжая, я не знаю. Эту кастрюлю с другими мелкими вещами Аржановой мама передала во время следствия по ее делу следователю. Об этом знал и мой следователь Ш., который арестовывал меня и делал у нас дома обыск. В марте 1943 года мама пришла домой и сказала, что Галину расстреляли, так как передачу не приняли, объяснив причину ее смертью.

…Меня и маму арестовали в Бресте в августе 1944 года. Обвиняли в том, что якобы я и мама предали немцам Аржанову Галину и что по нашей вине ее расстреляли фашисты. С первых дней следствия я говорила следователю правду, по сути то, что показала сейчас на допросе Вам о наших взаимоотношениях с Аржановой Г. Следователи, особенно по фамилии Ш., писали сами, что хотели, и заставляли меня ставить подпись. Следователи угрожали расстрелом и повешением. Ш. систематически говорил перед допросами, что «повесит на день Октября как предателя на центральной площади города», если не признаюсь в своей вине. В ходе очной ставки мама ударила меня стулом за то, что наговариваю на себя и на нее. Я же только плакала. Когда мама увидела, что у меня отсутствует во рту несколько зубов, она сама заплакала. Зубы мне выбивал наганом Ш., требуя говорить правду. От ударов наганом зубы ломались, после чего сильно болели. Я просила Ш. оказать медицинскую помощь, тогда он привел тюремного врача, который щипцами вырвал мне обломанные зубы.

После ударов по голове я не могла говорить около месяца. На допросах Ш. постоянно показывал фотокарточки неизвестных мне лиц, требовал, чтобы я их узнала. Говорил, что «эти лица, изображенные на фотокарточке, с тобой сотрудничали, а эти – которых ты предала немцам». Обвинял каждый раз в новых предательствах, то я предала каких-то грузин, якобы связанных в то время с партизанами. Я ему говорила, что во время оккупации знала через Аржанову грузина по имени Николай, с которым к нам домой два-три раза приходили грузины по имени Вахтанг и Дима. Николай, Вахтанг и Дима были военнослужащими, ходили в форме солдат власовской армии. Воинская часть власовской армии располагалась в Бресте. Я всегда думала, что Аржанова поддерживает связь с этими грузинами, чтобы обезопасить себя и свою деятельность по оказанию помощи партизанам. Несколько раз мы все вместе ходили в кино. За мной пытался ухаживать Николай. Чем конкретно занимались эти грузины, я не знаю. Что конкретно связывало с ними Аржанову, тоже не знаю.

Только сейчас я узнала, что меня еще и обвиняли в предательстве советских граждан: Савчука, Орлова, Гурина и других. Однако я не помню, чтобы следователи обвиняли меня... Следователи меня с материалами дела не знакомили, в том числе по окончании следствия по делу, читать материалы не давали, требовали меньше спрашивать и расписываться, где скажут. Сотрудника СД по имени или фамилии Фишер я не знала. Сотрудника СД по имени Борис я знала как сожителя Ирины И., которая нередко оставляла у нас дома для присмотра сына...

…Следствие по моему делу вел также следователь К., который выводил меня по моим показаниям на хутор, где я ему указывала место, в котором я и мама прятались в декабре 1942 года после ареста Аржановой Галины. Этот К. недалеко от хутора изнасиловал меня, при этом сказал: «Если расскажешь, будет хуже». На допросах, не выдерживая угроз со стороны К., требовавшего назвать лиц, сотрудничавших с немецкими властями, я называла вымышленные фамилии, но называла также фамилии тех, кто, со слов матери, действительно помогал немцам…

К., узнав, что с немецкими властями, возможно, сотрудничали <…>, которых назвала я сама, стал убеждать меня в том, что я работала на немцев с ними вместе «у одного шефа». Перед судом Ш. сказал мне, что следствие окончено, и потребовал поставить еще ряд подписей, не знакомя с делом. Перед уходом пригрозил: «Если в суде не признаешь то, что подписала в ходе следствия, то на следующий день тебя и твою мать повесят, а если признаешь все, то дадут всего десять лет и будешь жить дальше».

В суде меня представили перед четырьмя военными судьями, один из которых, показав на мое дело, спросил: «Все ли верно записано?» Я сказала «да», после чего спросили о моем последнем слове. Что-то еще спросили, на что отвечала «да» или «нет», что конкретно спрашивали, не помню...»

А вот другая, не менее трагичная история Елены и Антонины Дрозд – матери и дочери, проходивших по параллельному делу.

В 1946 году мать была признана виновной в том, что «в июле 1941 года поступила на службу в созданный немцами в Бресте антисоветский националистический Украинский комитет и работала в нем по июль 1944 года в качестве переводчицы немецкого языка и машинистки. Являясь переводчицей, <…> поддерживала связь с немецкими контрразведывательными органами СД, которым весной 1942 года выдала 8 человек советских патриотов. В сентябре 1943 года по заданию сотрудника СД Когота завербовала в качестве агента Х., вместе с которой предала немцам комсомолку – связную партизанского отряда Аржанову Галину. Кроме того, в конце 1942 года приняла германское подданство».

В результате дополнительной проверки, проведенной в 1964 году, дело было прекращено за отсутствием состава преступления.

В определении о прекращении дела отмечалось, что «обвинение Дрозд Е.Е. в предательстве комсомолки Аржановой Галины основано на противоречивых показаниях... Не нашло своего подтверждения и обвинение Дрозд в связи с органами СД. Проверкой в госархиве не установлено данных о том, что Дрозд Е.Е. являлась агентом немецких разведывательных и контрразведывательных органов. Не подтвердились и другие факты о проведении ею якобы предательской деятельности в пользу оккупантов».

И далее (!!!): «В процессе дополнительной проверки было установлено, что Дрозд Е.Е. была связана с подпольной антифашистской организацией в гор. Бресте, оказывала помощь советским партизанам...»

Ничего этого несчастная женщина не узнала.

«Исполком Норильского горсовета депутатов трудящихся Красноярского края, 21.12.1954 г.

ЗАПИСЬ АКТА О СМЕРТИ № 676

ДРОЗД Елена Емельяновна, 1894 года рождения, белоруска, умерла 18 декабря 1954 года…

Проживала до смерти в Норильске, ул. Горная, 16а, кв. 3.

Причина смерти: Упадок сердечной деятельности вследствие отравления уксусной эссенцией».

Горько, что так и не нашлось у канувшей ныне в небытие страны слов, какие молили бы о прощении память своей оболганной героини. Не сосчитать, сколько их было таких – патриотов, объявленных предателями, и наоборот...

«Метелью белою, сапогами по морде нам.

Что же ты сделала со всеми нами, Родина?

Может, не видишь? Да не слепая ты вроде бы,

Родина, Родина, Родина, Родина...» (Александр Розенбаум).

Продолжение следует.

(Это все НЕ МОЁ, а с сайта газеты Вечерний Брест. Читайте там.

(Автор - ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)

Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.(Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)

Часть 1: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_162viktor_i_gertruda...

Часть 2: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_163viktor_i_gertruda...

Часть 3:https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_164viktor_i_gertruda...

Часть 4: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_165viktor_i_gertruda...

Часть 5:https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_166viktor_i_gertruda...

Часть 6: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_167viktor_i_gertruda...

Часть 7: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_168viktor_i_gertruda...

Публикуя протоколы допросов Гертруды Вагнер, я не случайно воздержался от комментариев. Дело не только в привычке не брать ничего на голую веру – останавливали примеры других судеб.

Не выходит из головы история матери и дочери Х., переживших оккупацию в Бресте. После войны обе были обвинены в пособничестве и осуждены на 15 и 10 лет с конфискацией имущества.

Мать (на момент ареста в 1944 году ей был 41 год) обвинялась в том, что, «проживая на временно оккупированной территории, установила связь с немецкими карательными органами, по заданию которых выявляла и выдавала лиц, связанных с партизанами или недовольных немецкой властью. По ее доносу была арестована и впоследствии казнена партизанка Аржанова Галина...»

Дочь (19 лет на момент ареста), согласно обзорной справке по уголовному делу, «осенью в 1943 году была завербована сотрудником немецкой СД лейтенантом Фишером в качестве секретного агента под псевдонимом “Стрела”. Будучи передана на связь резиденту СД Кузьминой и выполняя задание СД по выявлению лиц, настроенных против немецкой власти, Х. в период с осени 1943 года до мая месяца 1944 года выдала немцам советских граждан Баналадзе, Отошвили, Савчука, Войтюка и других, которые немцами были арестованы и судьба их неизвестна. За предательство перечисленных выше и других лиц Х. получила от СД свыше 2000 рублей денег...»

Затоптать тех, на кого указано пальцем, – приобретенный рефлекс советского бытия. Кто-то всерьез утверждал, что Х., у которой два года жила Галина Аржанова, выдала квартирантку, потому что хотела, чтобы артист балета Николай Францев (член антифашистской разведгруппы, расстрелян в 1943 году. – В.С.) «гулял с ее дочерью, а Аржанову оставил». Другая доброхотка утверждала, что дочь хозяйки сожительствовала с гестаповцами, и хозяйка склоняла Аржанову к тому же, а Галя не соглашалась... На всякий роток не накинешь платок – что только не лили...

Отсидев срок от звонка до звонка, 31 мая 1955 года Х.-дочь написала из Красноярского края письмо в Кремль на имя председателя президиума Верховного Совета СССР Климента Ворошилова. Многое надо было пережить, чтобы излить на бумагу эти строки:

«…Когда наша Красная армия освободила нашу местность в 1944 году, с первых дней освобождения мы с матерью были задержаны органами контрразведки, и после насильственных принудительных допросов следователей я была осуждена по статье 58-1а сроком на 10 лет трудовых исправительных лагерей, а мать моя была осуждена на 15 лет каторжных работ.

После окончания срока меня направили вместе с ребенком на вечную ссылку. Ведь в приговоре не указывалась ссылка, а вывезли. Говорили, что в Сибири по приезде на место мне дадут полное равноправие со всеми гражданами Советского Союза, а вышло наоборот. Куда ни обратись, везде в тебя тыкают пальцем – «ссыльная», нет нигде права. Хочешь быть полезной своей Родине, а, выходит, Родина навеки оттолкнула от себя, как негодный элемент.

Я ведь и жизни-то не видела настоящей. Было мне 16 лет, как попала в оккупацию… Мать ходила по наймам в деревню, работала за кусок хлеба и хранила меня, а вышло, что мы предатели своей родины. Другие, защищая себя, свою грязь лили на безвинных. На следствии меня следователь К. спросил, кто в оккупацию сотрудничал с немцами, я ему сказала, а потом он меня под разными угрозами заставил сказать, что я с ними соучаствовала…

…Хоть и несправедливо осужденная, честно, добросовестно отбыла свой срок, освободилась на год раньше досрочно с благодарностями в личном деле. Срок отбывала на Колыме в забое и на шахтах с точками. Тяжело приходилось, но я знала, хоть маленькая вина, но есть, и эту вину нужно исправить честным трудом, тогда Родина простит и в дальнейшем будет счастливая жизнь.

А у меня наоборот. С горя и одиночества родила себе дочь, у меня ей уже четыре года, но я не вижу счастливого материнства и она счастливого детства. Неужели человеку в нашем родном крае нельзя работать по специальности и жить, где он хочет. Я по специальности ветеринар (выучилась за хорошую работу в лагере за счет администрации). Я освободилась и не имею прав доучиться, не имею прав работать. Как надоели эти моральные подозрения и оскорбления. В лагере чувствовала себя свободней, знала, что я честно отбываю срок и меня и моего ребенка ждет счастливое будущее...

…Вот мать моя пишет мне письмо. Одиннадцать лет отбывала на Колыме Никишова (Иван Никишов – начальник «Дальстроя», в чьем подчинении находилась вся сеть лагерей Колымы, Чукотки, побережья Охотского моря, бассейна реки Яна в Якутии. – В.С.), за хороший показатель в работе имеет десятки грамот и благодарностей. Работала не щадя себя, а что впоследствии? В настоящий момент ее актировали. Работать не может. Сильное кровяное давление и парализована правая сторона. Актировали на Колыме, сказали, освободят, когда вывезут на материк, и вот привезли в Тайшетские лагеря, перебрасывают с колонны на колонну, но никакому начальнику не нужен круглый инвалид, да к тому же старуха 54 лет.

Где справедливость: когда нужна была, работала за троих, а теперь можно и до смерти довести человека.

…Ведь у нас жизнь должна быть в Советском Союзе равноправная, вольная, счастливая. Где она? Кому она дается? Чем еще ее заслужить?»

За полтора месяца до письма комиссия по пересмотру уголовных дел на лиц, осужденных за контрреволюционные преступления, оставила без изменения приговор в отношении матери. Реабилитируют ее лишь в 1964 году – судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда БССР отменит приговор за недоказанностью предъявленного обвинения.

Продолженин следует.

(Это все НЕ МОЁ, а с сайта газеты Вечерний Брест. Читайте там.

(Автор - ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)

Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.(Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)

Часть 1: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_162viktor_i_gertruda...

Часть 2: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_163viktor_i_gertruda...

Часть 3:https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_164viktor_i_gertruda...

Часть 4: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_165viktor_i_gertruda...

Часть 5:https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_166viktor_i_gertruda...

Часть 6: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_167viktor_i_gertruda...

В прошлой главе было приведено окончание протокола допроса сотрудниками госбезопасности Виктора Леонтьева – брестского подпольщика, завербованного немецкой СД и внедренного в штаб партизанского соединения. Предлагаем вниманию протокол допроса Гертруды Вагнер.

Допрос Гертруды Вагнер, проходивший 24 мая 1946 года, был четвертым на стадии предварительного следствия. Допрос начался в 11 час. 40 мин. и закончился в 22.30, с перерывом с 15.20 до 20.55.

«Вопрос: Из ваших показаний явствует, что, после того как вы были арестованы, вас 8 октября 1943 года допрашивал начальник немецкого карательного отряда, а затем вы были доставлены в Брестскую тюрьму, где продолжали предательскую работу. В чем выражалась ваша предательская работа в период нахождения вас в Брестской тюрьме?

Ответ: Находясь в Брестской тюрьме с октября месяца 1943 года по январь 1944 года, на неоднократных допросах сотрудника гестапо давала показания в отношении подпольной антифашистской организации и о ее руководящем и личном составе, устанавливала по спискам и фотокарточкам, которые мне давал сотрудник гестапо, участников подпольной антифашистской организации. Изобличала участников подпольной антифашистской организации на очных ставках и по заданию гестапо работала секретным сотрудником среди заключенных в камере.

В.: Расскажите подробно, какие вы дали показания на допросе?

О.: На допрос я была вызвана примерно 25.10.1943 года сотрудником гестапо. В комнате, в которую меня ввели, находилось 2 человека. Один из них по имени Женя, отчество и фамилию его не знаю, другое лицо было мне совсем не знакомое.

Сотрудник гестапо, обратившись ко мне, спросил, кого я знаю из этих двух лиц, кто из них посещал нашу квартиру? Я показала на Женю, сказала, что этот человек мне знаком, он неоднократно посещал нашу квартиру, другое лицо мне не знакомо. После этого я была уведена в камеру.

С конца октября 1943 года по 15 ноября 1943 года меня сотрудник гестапо неоднократно вызывал для опознания участников подпольной антифашистской организации, но так как мне предъявлялись лица совершенно не знакомые, я не могла дать в отношении их каких-либо показаний.

15 ноября 1943 года я была детально допрошена о подпольной антифашистской организации. Сотрудник гестапо мне предоставил возможность ознакомиться со списками и фотокарточками подозреваемых в принадлежности к антифашистской организации.

На допросе я дала подробные показания в отношении известных мне участников подпольной антифашистской организации, а затем с некоторыми из них на протяжении ноября-декабря 1943 года мне были проведены с ними очные ставки.

В.: Какие вы дали показания на допросе 15 ноября 1943 года конкретно о ком?

О.: На допросе 15 ноября 1943 года сотрудником гестапо мне было предложено рассказать все, что мне известно о подпольной антифашистской организации, ее руководящем и личном составе.

На поставленные передо мной вопросы я дала подробные показания в подтверждение ранее данных показаний начальнику карательного отряда. Я показала, что в городе Бресте существует подпольная антифашистская организация, которую возглавляют Серафимович и Жуликов. Оба являются членами ВКП(б).

Данная организация объединяет вокруг себя лиц антифашистски настроенных и имеет связь с партизанскими отрядами, оперирующими в районах, прилегающих к городу. Связь между партизанскими отрядами и подпольной организацией осуществлялась путем связных, которые в определенное время встречаются за городом, а где именно, мне не было известно. Из числа знакомых мне связных я назвала от партизанского отряда Семена Михайловича и Алексея. Фамилию и отчество не помню, от подпольной антифашистской организации – Женю и своего мужа Леонтьева.

Подпольная антифашистская организация, как я показала на допросе в гестапо, имеет свой радиоприемник, который хранится у Серафимовича, где собирались участники и слушали радиопередачи из Москвы, а затем проводили антифашистскую агитацию среди жителей города, вводя население в курс событий на фронтах Отечественной войны.

Кроме того, подпольная антифашистская организация из отряда получала газеты и литературу, которую использовала для проведения антифашистской агитации. Далее я на допросе показала, что наряду с антифашистской агитацией подпольная антифашистская организация через своего участника Бокарева достала план города Бреста, на котором Бокарев наносит данные о расположении важных военных немецких объектов и сообщает через связных в партизанский отряд, а участник организации Красовский по городу собирает эти данные, а также антифашистская организация снабжает партизанский отряд инвентарем и материалами, необходимыми для проведения антифашистской агитации, как то: немецкие машинки, бумага, ротационная краска и т. д., все это приобретается организацией в гор. Бресте, но где, я сказать не смогла, т. к. сама не знала.

Кроме того, на допросе сотруднику гестапо показала, что организация производила сбор средств и материальных ценностей на оборону СССР, и эти средства через связных передали в партизанский отряд для отправки на территорию, не занятую немцами.

Рассказав все, что мне было известно об антифашистской организации, сотрудник гестапо (так в документе. – В.С.) предложил назвать известных мне лиц, которые являются участниками антифашистской организации. Для того, чтобы вспомнить их, он мне дал списки и фотокарточки, по которым я должна была назвать знакомых мне участников организации.

Ознакомившись с предъявленными мне документами, я сотруднику назвала известных мне лиц как участников организации, но так как их конкретная деятельность мне была не известна, я рассказать не могла. Мои показания были зафиксированы в протокол, который я подписала.

В.: Кого персонально назвали из участников подпольной антифашистской организации на допросе 15 ноября 1943 года?

О.: Всего я назвала 19 человек, в том числе СЕРАФИМОВИЧА Алексея, ЖУЛИКОВА Петра, КРАСОВСКОГО Дмитрия, ЗУБОВА Василия, БОКАРЕВА Виктора, Николая и Женю, отчества и фамилии их не знаю, КРАВЧЕНКО Николая, ЖУЛИКОВУ Екатерину, АВТОМАНОВУ Веру, АРЖАНОВУ Галину, ШОЩИЦ Люсю, Николая, РУМЯНЦЕВУ Татьяну, Ивановну, ЮЗЕФОВИЧА Петра, Валентину, Володю, Семена Михайловича – фамилии не знаю, и Алексея, отчество и фамилию я не знаю.

В.: Все эти лица гестапо были арестованы?

О.: Из числа указанных мною лиц 15 человек были арестованы по моим материалам, которые я давала, находясь еще на свободе, шефу РЕДЛИНУ, и по моим показаниям, которые мной даны на допросах в Брестской тюрьме. Что касается трех человек: ЮЗЕФОВИЧА Петра, Алексея и Семена Михайловича, то последние арестованы не были вследствие их нерозыска, и дальнейшая судьба их мне не известна.

В.: Выше показали, что вы участников подпольной антифашистской группы изобличали на очных ставках, проводимых гестапо. С кем у вас были очные ставки?

О.: Серафимовичем, Красовским, Бокаревым, Женей и Николаем.

В.: Расскажите, когда были проведены очные ставки с вышеназванными лицами и какие вы давали показания?

О.: В конце ноября 1943 года я была вызвана на допрос в кабинет сотрудника гестапо. В это время уже в кабинете были Красовский Дмитрий и Николай, бывший артист Брестского театра. Сотрудник гестапо, обратившись ко мне, спросил, знаю ли я указанных лиц? Я ответила, что я знаю, это Красовский Дмитрий и Николай, фамилии которого я не знаю. С этим же вопросом он обратился к ним. Красовский подтвердил мои показания, Николай же то, что мы знакомы, отрицал.

Потом сотрудник гестапо попросил меня, чтобы я ему рассказала все, что я знаю о них как об участниках подпольной антифашистской организации.

На очной ставке я дала показания о том, что Николай и Красовский Дмитрий являются участниками подпольной антифашистской организации и как участники посещали нашу квартиру. В отношении Красовского Дмитрия я дополнительно показала, что он приносил на квартиру и передавал Леонтьеву записки с адресами, где располагались немецкие учреждения и военные немецкие объекты, а также неоднократно в квартиру приносил средства и материальные ценности, собранные среди жителей города Бреста.

Николай и Красовский Дмитрий отрицали свое участие в подпольной антифашистской организации. Я же в подтверждение этого приводила примеры, когда они получали материальную поддержку от партизанских отрядов за то, что они выполняли задания.

После того, как мной были даны показания в присутствии их, я была уведена в камеру.

Спустя несколько дней я снова была вывезена сотрудником гестапо на очную ставку с Бокаревым. На очной ставке сотрудник гестапо, выяснив, знаем ли мы друг друга, велел мне рассказать, что я про него знаю. Я рассказала, что Бокарев является участником подпольной антифашистской организации, по заданию которой достал карту плана города Бреста. Для чего эта карта требовалась участникам организации, меня не спрашивали. На вопрос сотрудника гестапо, правильно ли я дала показания, Бокарев отрицал свое участие в подпольной антифашистской организации и в том, что доставал карту плана города Бреста. Затем из кабинета сотрудника гестапо я была уведена.

В декабре 1943 года была проведена очная ставка с Серафимовичем. Когда я вошла в кабинет сотрудника гестапо, Серафимович сидел на кушетке бледный, и по внешности было видно, что его сильно мучили, он находился в сильно слабом состоянии. Сотрудник гестапо пригласил меня сесть на стул, после чего рассказать все, что мне известно о Серафимовиче.

Я на очной ставке показала, что Серафимович является руководителем подпольной антифашистской организации, член ВКП(б), и под руководством его проводятся все мероприятия организации, о чем в присутствии Серафимовича все рассказала.

После спросили Серафимовича, но он сказал только о том, что я (не) могла знать ничего о работе Леонтьева. Свое руководство и участие в подпольной антифашистской организации отрицал. Больше я на очных ставках в период содержания в тюрьме не участвовала, и с АРЖАНОВОЙ у меня очной ставки не было.

В.: Какая судьба этих лиц, о которых вы дали показания и изобличали на очных ставках как участников подпольной антифашистской организации?

О.: Со слов других заключенных мне стало известно, что Серафимович, Красовский Дмитрий, Николай, Жуликова и ее мать, Аржанова были немцами расстреляны. Жуликов, будучи больным, лежал в немецкой тюремной больнице, и что случилось с ним, я не знаю. Остальные, как то: Бокарев, Кравченко, Автономова, Шощиц Люся, Николай, Валентина были отправлены в Германию на каторжные работы.

С моих слов записано верно, протокол мне прочитан. Вагнер-Леонтьева».

(Это все НЕ МОЁ, а с сайта газеты Вечерний Брест. Читайте там.

(Автор - ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)

Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.(Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)

Часть 1: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_162viktor_i_gertruda...

Часть 2: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_163viktor_i_gertruda...

Часть 3:https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_164viktor_i_gertruda...

Часть 4: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_165viktor_i_gertruda...

Часть 5:https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_166viktor_i_gertruda...

В прошлой главе была приведена первая половина протокола допроса сотрудниками госбезопасности Виктора Леонтьева – брестского подпольщика, завербованного немецкой СД и внедренного в штаб партизанского соединения. Протокол датирован февралем 1944 года. Предлагаем вниманию продолжение.

«Вопрос: Через кого Вами были переданы сведения о руководящем составе партизанского движения и данные об аэродроме?

Ответ: Сведения о руководящем составе партизанского движения и данные об аэродроме переданы были мною в дер. Каменица-Журавецкая некому Антону, фамилию которого не знаю, но когда я зашел в квартиру К. и спросил, кто здесь из города, согласно установленного пароля, Антон спросил: «Ты будешь Виктор?», на что я ответил: «Да, Виктор буду я». После этого я ему передал указанные данные, написанные мною заранее, и Антон в свою очередь передал мне пакет с отравляющими веществами, с которыми я пошел в направлении дер. Заки (вероятно, Закий. – В.С.), а затем зашел на Михалинские хутора к Грише, фамилию которого не знаю, где последнему передал 24 винтовочных патрона, одну четвертушку йодного раствора и различные порошки, в том числе пакет с тремя порошками, содержащими отравляющие вещества, и попросил последнего все это спрятать.

Для того чтобы Гриша не обратил внимания на отравляющие вещества, я с этой целью дал патроны, йодный раствор и разные порошки и этим самым отвлек и рассеял его внимание, а идти в партизанский отряд, где меня еще знали плохо, я не рискнул, а тогда, когда они мне станут нужными, я всегда мог бы их взять у Гриши.

В: Были ли Вами взяты у Гриши порошки с отравляющими веществами и где они находятся в данное время?

О: Порошки с отравляющими веществами я от Гриши не взял, так как в этом не имел надобности в связи с тем, что мне стало известно, что Сергей Иванович (Сикорский. – В.С.) и Александр Николаевич (Дроздов. – В.С.) ушли на ту сторону железной дороги.

В: Предпринимали ли Вы попытки к тому, чтобы уйти на ту сторону железнодорожной колеи, где находятся Сергей Иванович и Александр Николаевич, с целью осуществления террористического акта?

О: Мер к переходу и осуществлению террористического акта я не предпринимал ввиду того, что 13 ноября 1943 г. я был направлен Александром Николаевичем на задание в направлении г. Бреста, где и пробыл до 14 декабря, а к моему возвращению в штаб соединения Сергея Ивановича и Александра Николаевича уже здесь не было. Ознакомившись с обстановкой, я пришел к выводу, что уйти туда не так-то легко, во-вторых, я вскоре получил через В.Г. письмо от Александра Николаевича, в котором последний мне предложил отдыхать до его прихода, т. е. до начала января месяца 1944 г., как было указано в письме, и, в-третьих, я стал замечать некоторую натянутость во взаимоотношениях Андрея и Лены и других. Все это вместе взятое заставило меня отложить мои террористические намерения с тем, чтобы выждать более удобный момент.

В: Следствие располагает данными о том, что Вы, несмотря на предупреждения Александра Николаевича не являться в город, будучи на задании, это указание не выполнили и неоднократно ходили в город с целью передачи в гестапо сведений шпионского характера. Подтверждаете ли Вы это?

О: Действительно, мне Александр Николаевич при инструктаже запретил появляться в городе, но я это указание не выполнил, так как имел намерение встретиться с заместителем шефа гестапо, которому нужно было передать ряд интересующих их сведений и с этой целью, под предлогом розыска жены, 21 ноября я пошел в гор. Брест, в этот вечер я не ставил своей задачей встретиться с зам. шефа гестапо, а пошел ознакомиться с обстановкой и узнать, какие слухи ходят среди знакомых обо мне и моей жене.

На другой день, в воскресенье, я стал искать способ для встречи с заместителем шефа гестапо, зайти в здание гестапо я не решился с тем, чтобы не расконспирировать себя, а, зная, что по ул. Гоголя, № 14, находится конспиративная квартира гестапо, я решил зайти туда, откуда по телефону связаться с заместителем шефа. Так я и сделал. Зайдя на к/к, я отрекомендовался дежурному, что являюсь негласным работником, и попросил позвонить по телефону в гестапо, где поставить в известность заместителя шефа о моем желании встретиться с ним и передать ему интересные данные. Дежурный мою просьбу удовлетворил, но по телефону передали, что зам. шефа у себя в кабинете нет, поэтому для встреч со мной придет другой работник гестапо. И действительно, примерно минут через 10-15 пришел неизвестный для меня человек в форме гестапо, немец, но хорошо владеет русским языком, который, поздоровавшись со мной, спросил, кто я такой, и когда убедился, что я пришел из партизанской зоны, задал мне вопрос: «Ну как у тебя, Виктор, дело обстоит с террористическим актом?», на что я ему ответил, что ввиду отсутствия Сикорского и Александра Николаевича осуществить теракт не представилось возможным.

Гестаповец сделал неудовлетворительную физиономию, вместе с этим в строгой форме приказал во что бы то ни стало осуществить это задание и вслед за этим стал расспрашивать о местах расположения партизанских отрядов, их штабов, количественном составе, вооружении, моральном состоянии и прочем, больше всего уделял внимания отряду им. Чернака, расспрашивал даже о том, как выглядит командир отряда КОЗЫРЕВ. Вместе с этим он подробно расспрашивал меня о местах расположения штаба бригады и штаба соединения, впоследствии спросил, имеется ли у партизан артиллерия. На все вопросы, которые передо мной ставил работник гестапо, я дал исчерпывающие ответы, а именно: я рассказал ему подробно о вооружении отрядов, количественном составе, моральном состоянии партизан, о местах их расположения, дал характеристики командному составу и точно обрисовал место, где расположен штаб бригады и соединения. Сведения мною были даны по отрядам им. Чернака, и Фрунзе, и Щорса. Все эти данные работник гестапо подробно записал в блокнот. После того как закончил работник гестапо записывать вышеуказанные данные, он еще раз мне напомнил о необходимости совершения террористического акта, одновременно предупредил: если совершишь террористический акт, то немедленно же поставь нас об этом в известность.

В: После этой встречи с работником гестапо были ли еще у Вас с кем-то из работников гестапо разговоры?

О: После этой встречи у меня больше ни с кем из работников гестапо встреч и разговоров не было.

В: Откуда Вам стало известно о том, что на явочную квартиру в Каменицу-Журавецкую отравляющие вещества принесет Антон?

О: Когда заместитель шефа гестапо знакомил меня с легендой и давал задание в кабинете секретаря яйцебазы, одновременно с этим мне сказал, что я должен буду в скором времени прийти в Каменицу-Журавецкую, где меня в квартире К. будет ожидать наш человек с пакетом отравляющих веществ, но если ты не сможешь по каким-либо причинам скоро прийти, то он этот пакет оставит хозяину квартиры К., у которого ты и сможешь взять.

В: Будучи на территории партизанских отрядов, с кем Вы имели связь из агентов немецкой разведки?

О: В связи с тем, что я получил главное задание – это террор над руководством партизанского движения, мне на связь никого не дали, а также и я не предпринимал попыток к установлению этих связей, за исключением явочной квартиры в дер. Каменица-Журавецкая.

В: Кого Вы знаете из агентов гестапо, находящихся на территории партизанских отрядов и в самих отрядах?

О: Лично я на территории партизанских отрядов из шпионов гестапо никого не знал.

В: Кого Вы знаете из агентов и официальных работников гестапо по г. Бресту и другим населенным пунктам?

О: По гор. Бресту мне известны следующие агенты гестапо... (приводятся 12 фамилий с адресами и краткими данными).

Из числа официальных работников гестапо кроме указанных мною в показаниях я никого не знаю.

В: Кто являлся кроме Вас провокатором в подпольном комитете гор. Бреста?

О: По рассказу Г., жительницы гор. Бреста, которая была очевидицей ареста трех активистов комитета, арест этих активистов произошел по доносу З. Василия, который являлся членом подпольного комитета.

Больше по этому вопросу сказать ничего не имею.

Допрос окончен в 4 часа 25 минут 9 февраля 1944 г.

Записано с моих слов правильно и мною лично прочитано. В. Леонтьев».