Жертва искусства. Театральная новелла
Рабочий сцены — человек скромный. Главное, чтобы в четвёртом акте люстра не рухнула и не пришибла очередную трагическую музу. Хотя, бывает, смотришь на некоторых — и думаешь: «А если бы и пришибла — искусство бы только выиграло».
Театр у нас старенький, но живой. Вечно что-то гремит, сыплется, шуршит. Атмосфера — как в коммуналке времён НЭПа: все друг друга знают, все друг другу мешают, и каждый уверен, что он здесь самый важный.
Особенно Наталья Семёновна. Актриса. Типаж — декоративная ваза времён расцвета фарфоровой промышленности: всё лоском покрыто, всё напоказ.
Я поначалу засматривался. Не то чтобы всерьёз, но взгляд мой к ней лип, как клей ПВХ к свежей декорации. Она это быстро поняла и начала игры свои играть.
То рукой случайно в гардеробе заденет, то пирожное в буфете предложит — от которого у меня изжога три дня была. И всё с улыбкой, как у чеширского кота, и с пронзительным голоском.
А потом случилась импровизация одна.
Перед спектаклем, при всех — и актёрах, и осветителях — она исполнила нечто вроде танца. В костюме русской красавицы. Да ещё попросила кого-то это заснять на телефон. На память о своей пластичности, наверное.
Движения — как техногенная катастрофа с элементами эротики: всё пышет, искрит, разлетается. Думаю, после такого зрелища всем медицинская помощь понадобилась.
Даже у завпоста Петровича, пережившего десяток премьер и пятерых главрежей, подскочило давление.
После этого у меня всё и прошло.
Чувства — исчезли. Ослепление — спало. Осталась только лёгкая дрожь и потребность в тишине.
Через пару дней встретились у остановки.
— Нарисуешь мой портрет? — говорит. — Есть холст, есть вдохновение.
А что, думаю, интригующее предложение. Я хоть и не Репин, но кисточку держал уверенно — декорации подкрашивал, когда художник уходил в запой.
Пришли к ней. «Холст» оказался диваном с пятнами — как будто на нём репетировали пьесу, в которой никто не дожил до третьего акта.
А «вдохновение» — бутылка розового пойла, от которого утром болит не столько голова, сколько совесть.
Посмотрел я на эту картину маслом — и ушёл, сославшись на срочные дела и необходимость починить штанкет.
Теперь Наталья Семёновна играет роковых женщин. И, говорят, убедительно. А я хожу только на спектакли, где её нет. Потому что у меня — аллергия развилась на таких актрис и на такое искусство.