Жадность, ревность и ненависть. Часть 1 - "Кровь для волос"

Я ем сельдь под шубой. Картошка, лук, собственно сельдь, и в завершение свекла залитая майонезом. Слои. Мы – люди, тоже состоим из слоев. Кожа, мышцы, внутренние органы, кости. Все это тоже слоится, сначала на ткани, ткани – на клетки, клетки делятся на органеллы. Если взглянуть на наше общество – оно тоже, как торт имеет сухой коржик – народ необразованный, дворники и подобный контингент, однако, он является основанием торта, как и основанием социума. Дальше идет крем, сладкий, из взбитого белка – это середнячок, люди обыкновенные, на вид приятны, а как взглянешь глубже – все химические консерванты да ароматизаторы. Снова корж, но пропитанный каким-то сиропом. Этот тип людей уже гораздо больше походит на адекватного человека, не особо красив, зато вкусен изнутри – это основа человеческого мира. В довершение идет марципан – эдакая сладкая субстанция, зачастую отвратительно нежного цвета, касательно людского примера – верхушка, так называемый саммит, чиновники, что катаются как сыр в масле и не знают проблем «сухих коржей». Они обволакивают весь торт, накрывают его собой, как интернет сетью покрывают наш мир. За свою тяжелую роль, как они сами иногда называют себя, зонта или пледа, они берут плату. Официальным термином для этого послужат налоги, но в нашей стране помимо государственных сборов есть еще и сборы на карман. На карман дырявому одеялу. Это как лететь на самолете без крыльев – ты падаешь находясь в нем, но продолжаешь оплачивать расходы на топливо, которое, собственно говоря, уйдет в трубу. «Хочется плакать от боли, и при этом сосать двадцать первый палец» - кажется, так говорится. Эта фраза – зеркало современного мира. Мы обжигаемся, но лижем утюг, при этом самостоятельно, по своему желанию оплачиваю эту процедуру как аттракцион, американские горки или чтобы-то ни было еще.
Я встал из за стола. Наевшись вдоволь – иду на работу. Работу, которую я не люблю, но обязан выполнять, чтобы оплатить топливо падающего самолета. Я – безвольный пассажир Титаника. Я – баран идущий на закланье. Прекрасно знаю, подобный образ жизни – сон-будильник-завтрак-метро-работа-метро-ужин-телевизор-сон не приведет ни меня, ни кого-то еще к нормальной жизни. Мы – зомби. Мы – роботы. Нам дали программу – мы ее выполняем. Наша воля подавляется марципаном. Нельзя быть рабом сладкой хреновины.
Я одеваю обувь – типичные туфли черного цвета, носимые любым клерком любого офиса. Так быть всегда. Униформа помогает сконцентрироваться на работе, благодаря ней, нам нет на что отвлекаться. Наше сознание подавляется черным низом и черным верхом. Когда в будний день едешь на работу – наблюдается смешная, но печальная картина: сотни, нет, тысячи черно-белых людей с типовой прической и выражением лица едут на свои рабочие места. У каждого в правой руке черный лакированный кейс. Только редкие люди держат его в правой. Они, попросту, левши. Единственный доступный им метод противодействия системе.
Я сливаюсь с остальной серой биомассой. Я та же жижа, состоящая из крови и мяса. Если меня сварить или зажарить, я мало буду отличаться от свиного стейка или говяжьего супа. Отличием может послужить только одно – мое личное мнение. По крайней мере, я сам себя так тешу. Я – уникален, у меня свои мысли в голове.
Ложь.
Я отличаюсь от остального мира отпечатками пальцев и прикусом.
Самообман. Если выбить зубы и выжечь подушечки пальцев моя уникальность канет в Лету.
Мой код ДНК – неповторим.
Ересь. Глупо опираться на то, что невозможно увидеть.
Мы все одинаковы. Мы – штампованные детали огромного механизма жизнеобеспечения марципана. Есть, пожалуй, одна вещь, что может нас отличить – брак. Некоторые партии изготовляются с нарушением технологии. Слишком высокая примесь олова в латуни – она будет слишком мягкой. Слишком много строгости применили к ребенку в детстве, и ребенок может стать психопатом, убийцей, или человеком с девиантным поведением. Сейчас это называют «мусором общества», таких людей изгоняют из человеческого окружения. Так рождается мизантропия. Так появляются люди подобные мне.
Уже не раз я упомянул свою теорию об одинаковости каждого из 7 миллиардов людей. Практически каждый день в своей жизни я посвящаю саморазрушению. Суть его заключается в понимании собственной сущности. Животной сущности. Я – зверь в людском обличии. Я – болен чистотой корысти. Жадность, ревность и ненависть, а также их производные – самые чистые чувства у людей. Они проявляют истинную натуру. Натуру хищника, натуру единоличника и эгоиста. Вы знаете хоть одного успешного человека, который добился чего-либо своим альтруизмом? Таких нет, вы не можете их знать.
Многие из вас могут сказать, что чувства чище любви нет. Это правда – нет. Попросту потому, что любовь также производная от жадности. Мы привязываемся к человеку. Привычка. Нежелание делиться своим собственным источником эндорфинов и других наркотических веществ. Это и есть эгоизм. Чистой воды единоличничество. Такова наша природа. Ничего не сделать. Зато, мы можем вернуться на предыдущую стадию развития общества. Мы должны сделать это. На данные момент времени наш социум на стадии сумасшедшего потребительского образа жизни. Сколько раз в день вы что-то создаете? Я не говорю о той личинке, что была отложена утром перед работой в унитаз. Я говорю о том, что может изменить в жизни хоть мелочь. К примеру, хотя-бы, повесить полку дома. Самостоятельно. Не напрягаю всю семью: «Сынок, дай гвозди! Женушка, где молоток? Зять, тащи полку! Отец, вешай!». Это называется раздавать. В итоге наш домохозяин становится героем повесившим полку, которую повесили сын, жена, зять и отец общими усилиями.
Это пример как не нужно делать. Это пример как не стать свободным, живым человеком. А я, тем временем – человек, попавший в капкан. Я знаю, что нужно делать, но не могу. Я еду в метро на работу. Работу, которую я не люблю, но обязан выполнять, чтобы оплатить топливо падающего самолета. Я снова лижу утюг за счет своего кошелька. Мой язык будет обожжен до тех пор, пока я не соберу волю в кулак. Звучит очень пошло, не правда ли? Однако, эта фраза выражает простейший алгоритм действий.
Я открываю дверь офиса. Прохожу мило рядов со столами.
«Доброе утро!»
Вранье.
«Привет, хорошо выглядишь!»
Опять врешь. Ты же ее ненавидишь!
О, да, это правда. Ненависть третье истинное чувство человека. Как же я хочу схватить эту суку за горло. Сдавить ладонями ее пульс на сонной артерии. Сжимать руки до тех пор, пока лицо этой погани не станет сначала лиловым, а затем и вовсе посинеет. На шее ее останется странгуляционный шрам. Так патологоанатомы называют следы удушения. Этот термин, в основном применяют при утешении близких погибшего. Малая доля людей знают понятие «странгуляция», и уж тем более «следы странгуляции». Им легче воспринять новость о кончине родственника или знакомого, если они слышат сложные слова. В их голове складывается ощущение, что было что-то вроде инфаркта, и спасти его не было возможно. Лишь после спиритических сеансов и других танцев с бубнами бедные вдовы узнают истинную причину смерти своих мужей. «Милый, приди ко мне, скажи, что тебя убило?»
Наконец, мое рабочее место. У меня есть три исхода событий. Первый, тот, что избирает большинство – в надежде на повышение они вкалывают как рабы на галерах. Второй – избирает не намного меньшая часть – притвориться, что во всю занят работой, но при этом расхаживать по офису, а когда рядом проходит начальство – с серьезным видом говорить с коллегами об «очень важном деле». Третий выбирается самыми отчаянными субъектами – попросту улечься спать за своим рабочим столом. Я выберу третье. Мне надоело, я хочу получить нагоняй. Я хочу, чтобы во мне пробудили внутреннего зверя, выпустить наружу свою ненависть. Быть может, это будет выглядеть как «моська на слона», но это будет хоть какой-то шаг навстречу системе, вернее ее уничтожению.
Лишь малая доля людей готова свернуть с удобной асфальтной дороги, изученной и истоптанной вдоль и поперек на узкую лесную тропу. В применении к данной ситуации – нагрубить начальству, а затем просто уйти с работы. Уйдя, не забыть удушить ту самую суку, что ты ненавидишь. Вот видите? Снова один из тех трех слонов, что держат наш мир на плаву. Не зря у психопатов есть только эти чувства. Они – единственные настоящие, подлинные люди. Пускай они прибегают к лицемерию. Пускай, это нормально.
Я бросаю стакан для карандашей в своего начальника. Что я себе позволяю? Это входит в границы дозволенного. Ничто не запрещает мне метать предметы в людей, если это не оружие. Затем в этого мерзкого, лысого карлика летит телефон. Рассечена бровь. Стала струиться кровь. Алая, чистая артериальная кровь. Ее назначение питать корни волос на голове. У моего начальника нет волос, кровь там ему ни к чему.