За стеклянной стеной. ч.1-2
Посвящается моей маме, которая прошла весь этот жуткий путь вместе со мной. Светлая память. Прости меня.
От автора: Я считаю, что о проблеме наркомании и наркобизнеса нужно говорить громко, в полный голос.
Это не выдуманная история о реальных событиях и реальных людях. И подобных историй, к сожалению, в нашей стране слишком много.
Часть: 1
Каждому хочется получить бесплатно целый грамм нового стимулятора, но далеко не каждый задумывается, что непроверенное вещество может его убить.
Лето 2010 года в определенных кругах до сих пор именуют “мефедроновым”, поскольку именно тогда в Москве появился и моментально снискал популярность мощный синтетический аналог кокаина — мефедрон. От оригинала его выгодно отличала доступная цена и легальная химическая формула. До поры, до времени легальная, конечно. Первым, кто предложил московским любителям клубных веществ этот чудо-порошок, был некто Алексей Энфилд, и продавал он его с известного тогда, но ныне канувшего в лету веб-сайта. Никто не видел этого Энфилда, но все говорили о нем и о его сетевом магазине под названием “Лаборатория Чистого Разума”. “Лаборатория” поставляла лучший меф в столице. Варил его сам Энфилд со своими химиками или, как другие, закупал в Китае, мы не знали. Знали только что энфилдовский меф это бомба. Им делились, как откровением, его ждали, как второго пришествия, он был везде, где только могли быть дизайнерские вещества, на него равнялись, им мерили качество других порошков, но никто больше не мог дотянуть до эталона.
Тем летом мы с Дани буквально сошли с ума. Сначала мы были просто поклонниками продукта, потом превратились во взбесившихся фанатов, а потом… Потом мы стали сотрудниками “Лаборатории Чистого Разума”. В сетевых магазинах, где продаются запрещенные вещества и предметы, есть должность — “закладчик”. Это основная рабочая сила интернет-магазинов. Это люди, которые, рискуя собственной свободой и безопасностью, развозят заказы, “закладки”. Для тех, кто не знает, “закладка” — это неприметный пакетик, смятая сигаретная пачка, приклеенная двойным скотчем к задней стене гаража, трансформаторной будке, маленький грязноватый сверток под скамейкой или за мусоропроводом. Закладки могут быть где угодно, Москва в прямом смысле набита ими по сей день. Будучи закладчиком, ты всегда ходишь, окруженный ореолом двести двадцать восьмой статьи Уголовного Кодекса, ты должен быть всегда начеку, уметь вовремя скинуть “вес”, если почуял неладное, и за каждый свой “клад” ты несешь ответственность, как перед клиентом, так и перед дилером. Закладчикам платят хорошо, очень хорошо, потому что во-первых, они ежедневно рискуют, а во-вторых, они позволяют сохранить в тайне личность дилера. Мы с Дани не мелочились, мы работали на супердилера. Даже сейчас, по прошествии лет, когда эпоха открытых онлайн-продаж окончена, о нем вспоминают как о супердилере, самом наглом и изобретательном, что когда-либо были на столичном рынке дизайнерских наркотиков. И если вы думаете, что я романтизирую, вы ошибаетесь. Наркотики и все, что с ними связано, романтизировать нельзя. Это первая ступенька вниз. Хотя, что скрывать, поначалу мы с Дани очень романтизировали. Возможно, в силу возраста.
С самим Энфилдом мы тогда общались только по электронной почте, да и то всего один раз. Он написал, что готов дать нам шанс попробовать, обозначил сумму вознаграждения для каждого и разъяснил свое главное условие. Закладчик не употребляет. Никогда. Если только он сам, Энфилд, не решит иначе. Я помню, как тогда мы с Дани радовались этому письму, как две малолетние девчонки, перечитывали его тысячу раз. Двадцатилетние, под завязку напичканные сказочным мефом, мы буквально боготворили Энфилда, хотя даже не знали, существует ли он на самом деле. Мы пытались представить, какой он. Иногда нам казалось, что он вдвое старше нас, замкнутый тип, гений, живущий где-нибудь на острове. В другой раз мы представляли, что он молодой выскочка, прожигающий жизнь в клубах. Порой мы даже воображали, что он девушка, а имя это выбрано для отвода глаз. Потом нам пришло еще одно письмо, где он распределил наши территории. Дани достался Северо-Запад, мне — Северо-Восток Москвы.
По утрам нам приходят письма с количеством заказов и с адресом, где мы должны забрать свою закладку. Да, закладчики забирают вес тоже через закладки. Никто никого не видит, никто ни с кем не говорит. Ты забираешь количество вещества, которое тянет на особо крупный размер, делишь его на количество заявок и — вперед, зарывать клады. Когда все закладки спрятаны, ты скидываешь их точные координаты оператору, тому, от кого получил письмо утром. Координаты выглядят примерно так: “Ореховый бульвар, дом такой-то, подъезд такой-то, напротив — гаражи, между пятым и шестым гаражом в ямке лежит пачка “Kent”, вес 1 гр.” Все просто. Оператор передает эту информацию клиенту, клиент оплачивает “вес” через Qiwi-кошелек и едет искать. Закладки должны лежать идеально, настолько неприметно, насколько возможно. Чтобы ни один дворник не отправил их в мусорный бак, чтобы ни один ребенок не подобрал по ошибке. Иначе отвечать тебе. Если груз потерян, ты, во-первых возмещаешь “Лаборатории” его полную стоимость, а во-вторых, тебе приходит “письмо счастья” от Энфилда лично. Я не косячил и писем таких не получал, но, говорят, они крайне неприятны.
Часть 2:
Осенью 2010 года мы с Дани зарабатываем в месяц больше, чем все наши сверстники. Утром мы всегда созваниваемся, обсуждаем маршруты на день, носимся по дворам, распихивая закладки, а после обеда оба уже свободны. Мы встречаемся почти каждый вечер, гуляем по городу, сидим в ресторанчиках, ни в чем себе не отказывая, знакомимся с девчонками и угощаем их выпивкой. Мы оба забрасываем учебу и врем родителям. Мы будто проживаем одну жизнь на двоих с той лишь разницей, что я напрочь отказался от мефедрона, а Дани все же позволяет себе употреблять. Он говорит, что Энфилд все равно не узнает, а если и узнает, то что с того, ведь на работе это никак не сказывается. Рано или поздно это все равно закончится, говорит Дани. Он копит деньги, чтобы уехать в Европу и написать там книгу. Такая у него мечта. Денег у нас все больше, мечты все смелее, а вранье все изощреннее. А потом мы, наконец, лично знакомимся с тем, кто делает нас счастливыми.
Кажется, это был ноябрь, но я не уверен. Скорее всего, потому что небо было мутно-свинцовым и падал редкий снег. Мне приходит письмо от Энфилда, в котором он сообщает, что я должен быть у метро Тимирязевская возле “Шоколадницы” в полседьмого вечера. Энфилд пишет: “Будь там, я тебя найду”. Я не успеваю дотянуться до мобильного, чтобы набрать Дани, как он звонит мне сам.
- Он мне написал! — восторгается Дани в трубку. — Хочет встретиться! Не пойму, правда, зачем…
- Мне тоже написал, — отвечаю я. — Офигеть! Наверное, что-то случилось. Не просто же так…
Нет, конечно! — соглашается Дани, — Ничего он просто так делать не будет.
Пожалуй, мы действительно сильно романтизировали происходящее, потому что, как оказалось потом, Энфилд приехал просто так. Но в тот момент мы этого еще не знаем и дико волнуемся.
Честно, я торчу у “Шоколадницы” с шести часов, потому что боюсь опоздать. На такие встречи не опаздывают, к таким людям не опаздывают, вот, что я бурчу себе под нос, стоя под мокрым снегом и разглядывая хмурых прохожих. Под ногами слякотная каша, над головой черная бездна вечернего неба, я насквозь промок и от нервов начинаю подпрыгивать.
Шесть двадцать семь. Чего он хочет? О чем он будет спрашивать? Как мне себя вести? Как скрыть дурацкое волнение? Что, если я где-то облажался?
Шесть двадцать девять. Что если он приедет сообщить, что я больше у него не работаю? Как мне на это реагировать? Как мне тогда вернуться в институт?
Шесть тридцать две. А вдруг это вообще развод? Что, если “Лабораторию” накрыл Госнаркоконтроль, и с почты Энфилда рассылают сообщения его сотрудникам, чтобы всех пересажать? Слава Богу, у меня ничего при себе нет. Пора с этим завязывать, наверное. Всех денег не заработаешь…
Шесть тридцать четыре. Не приедет. Скорее всего, не приедет. Да потому что нахрен ему это не нужно, кто я такой-то? А сам он кто такой?
Шесть тридцать восемь, я как сейчас помню. Есть мелочи, которые ввинчиваются в память навечно. В шесть тридцать восемь к дверям “Шоколадницы” подкатывает огромный черный Шевроле “Тахо”, пассажирская дверь приоткрывается и голос из салона произносит:
- Запрыгивай.
Откровенно говоря, это очень опрометчивый поступок — будучи наркокурьером, садиться в машину, которую впервые видишь. Но я сажусь, наплевав на осторожности, потому что во-первых замерз до чертиков, а во вторых устал вести внутренний нервный монолог. Забираясь в темный салон, я даже не задумываюсь, как он меня узнал, если мы до этого не встречались. Мы съезжаем с Дмитровского шоссе во дворы, паркуемся под большим деревом, он включает подсветку над зеркалом заднего вида, и я, наконец, вижу, что представляет из себя супердилер.
Энфилду на вид не больше тридцати. Аккуратно постриженные темные волосы, светлые глаза, заостренный подбородок, легкая небритость, мотоциклетная куртка, приятный парфюм и чудовищно дорогие часы на правой руке. На той самой, которую он коротко протягивает мне в знак приветствия, но не представляется, ибо в этом нет нужды.
- Ну что, Даниэль, — говорит он мне,- Какие дела?
- Я вообще-то не Даниэль, — осторожно поправляю я его, но он тут же сам спохватывается.
- А, ну да, точно. С Даниэлем твоим я сегодня уже виделся. Имя прикольное, вот и застряло в голове.
- У него отец француз…
- Да похер. И кстати, он обдолбан в сопли. Ты знал?
Я догадывался. Вообще, я с детского сада знаю все, что происходит с Дани, его страсть к попранию правил и запретов, его упертый характер и отказ внимать здравому смыслу. В душе и в своей мечте он литератор, живущий исключительно по своим законам.
- Нет, не знал, — вру я Энфилду. Он закуривает и внимательно на меня смотрит, будто чувствует ложь. Или же он смотрит мне в глаза, чтобы понять, трезв ли я.
- Ладно, пусть так, — он выпускает колечко дыма в приоткрытое окно и долго молчит.
Если бы не музыка в динамиках, тишина стояла бы столь тяжелая, что ею можно было бы бить стекла. Я нервничаю пуще прежнего, не понимая даже, отчего. Я не обдолбан, мне бояться нечего, на лжи я официально тоже не попался, но почему-то сижу в мягком кожаном кресле, как на раскаленных гвоздях. И мне очень обидно за Дани, но я разрешаю себе подумать об этом позже.
- Да выдохни уже, — затянувшись сигаретой, говорит мне Энфилд.- У меня к тебе претензий нет. Просто подъехал познакомиться.
- Ясно, — бормочу я себе под нос, но расслабиться по-прежнему не могу. Он давит, он какой-то слишком тяжелый, его слишком много, или это лишь мое восприятие. Я не знаю, что ему еще сказать, да, если честно, я даже не знаю, как к нему обращаться. Очевидно, что он старше меня лет на десять, и он — легенда, о которой шепчутся в клубах и барах, но я не хочу показаться забитым пацаном, который и в глаза-то посмотреть боится.
- У нас большие планы, — сообщает Энфилд, выкидывая окурок в окно. — Много новых молекул, в основном стимуляторы. Пока их на рынке еще нет, но надо продвигать.
Об этом я знаю. Пару недель назад оператор Оля проболталась мне в ночном чате, что “Лаборатория” сильно расширяет ассортимент. Чего я не могу понять, так это зачем Алексей сам со мной об этом делится. И тут мне в голову приходит мысль, что его интересует не мнение, а реакция. Думаю ли я о своей работе, болею ли я за нее. И да, я и болею и думаю. Стараясь звучать уверенным, я говорю:
- Есть одна идея, если можно…
Энфилд хмыкает и делает музыку потише.
- Сгораю от любопытства.
Издевается он или нет, мне неведомо, но я тут же выдаю:
- Нужны бета-тестеры. Команда волонтеров, которые будут пробовать новый продукт и писать отзывы на сайт. Образцы им можно давать бесплатно, мы особенно ничего не теряем, а внимание привлечем. За качественный отзыв можно давать бонус…
Я замолкаю от его взгляда. Нахмурился так, что даже морщина между бровей пролегла, но при этом улыбается. Мне как-то надо выходить из неловкой ситуации и я мямлю:
- Бета-тестеры — это как реклама по телеку, только… В общем…
- Замечательно, — вдруг говорит Энфилд. — Отлично соображаешь. Команда, к слову, уже набрана, поэтому с завтрашнего дня раскладываем образцы.
У меня сердце екает, честно. Значит, он пришел к аналогичной идее, только чуть раньше! Значит, теперь он будет меня уважать! Супердилер увидел, что у меня тоже есть мозги! Я сижу и улыбаюсь, как идиот.
Господи, как же мы все преувеличивали…
- Ладно, — произносит Энфилд, внезапно посерьезнев. — Шикарно поболтали, но время идет.
Он кивком указывает мне на дверцу, мол, открывай и проваливай. Я вылезаю из огромной машины и только собираюсь закрыть дверь, как Алексей говорит:
-Через пару недель тебе наберу, будет еще о чем пообщаться. Пока, Даниэль.
-Я не Даниэль…
-Да похер.
Как только Шевроле скрывается из виду, я звоню Дани, но у него отключен телефон...