Экзотичные южанки. Ника

Экзотичные южанки. Ника Крым, Вино, Длиннопост

1

Первого сентября Казантип, близ которого моё крымское бунгало, опустел. Над ним, как и прежде, сияло щедрое солнце. Вода в заливе, окаймлённом гигантским золотистым полукольцом песчаного пляжа, была, по — прежнему, ласково-тёплой и чистой. Но, берег почти обезлюдел. Ни шоколадных, плескающихся на мели, детишек, ни скользящих над водой парусов сёрфингистов, ни разноцветья, поставленных прямо на берегу, туристских палаток, ни стройных фигурок, загорающих на песке, пляжных очаровашек. Сезон отпусков и каникул закончился. И «…Приближалась довольно скучная пора» (Пушкин).


В конце весны, когда я, автобродяжничая, впервые забрёл на этот берег, здесь было так же пусто. Но, то была пустота …многообещающая. В преддверии сезона, неотвратимо грядущего. Сейчас же эта пустота нагоняла сплин.


Днём — ещё ничего. Всегда найдётся дело на фазенде или в саду. Но вечером… Когда — «адын… савсэм адын»…


После двух таких вечеров, поручил надзирание за моими владениями соседу Михалычу, а сам …стартовал в Коктебель. (Он — в часе езды от Казантипского залива. Надо лишь с одного берега Керченского полуострова переехать на другой). Там жизнь курортная ещё бьёт с прежней, летней, разгульной необузданностью. Бархатный сезон только начался.


Коктебель… Как много в этом звуке! Это — Мекка нашей советской, студенческой, малобюджетной молодости. Это — КСП. Жизнь неприхотливо — палаточная. Ночные костры, влюбляния… Отличный портвейн, по демократической цене: рубль — семьдесят за бутылку… (Впрочем, портвейн, скорее всего, и тогда не был отличным. Просто …ещё отличной была печень).


Это место на крымском побережье, у подножья Кара-Дага, прежде, во времена СССР, отличалось тем, что сюда съезжались на отдых люди, в той или иной мере, наделённые интеллектом. Ни пролетарская гегемония, ни снобизм советской элиты здесь не приживались. Не климат тут им был, что ли… (Сейчас, увы, климат заметно поменялся. «Средний класс» и всепобеждающий нео — гламур попёрли нынче, и сюда. Но, всё же, атмосфера романтизма и интеллигентности места ещё чувствуется. И контингент, эту атмосферу поддерживающий, несмотря на смену поколения, по сути своей, остался прежним. Привнеся лишь новые, в духе времени, элементы внешнего антуража. Лучшую, чем в во времена нашей юности, спортивно — туристскую экипировку, косички там, пирсинг, тату, серьги …и т.п.).


Тут я, несмотря на отсутствие знакомых, по — прежнему, чувствую себя своим среди своих.


Заехал в автокемпинг. (Он — прямо над набережной и пляжем, на высоком берегу. Сильно теснимый ныне, со всех сторон, коммерческой застройкой. Но, всё ещё, — цепляющийся за место под крымским солнцем). Поставил около машины палатку.


…Мало осталось ближних, кто меня, в моём палаточном пристрастии, ещё понимает. Большинство предпочитает теперь цивилизованный отдых: отели, обслугу, кондиционеры в номерах… Но, для меня, жизнь в палатке, на берегу моря по — прежнему — высший кайф! Засыпать, под шорох волн, накатывающих на прибрежную гальку, видеть за откинутым пологом палатки звёздное небо над мерцающим морем, проснуться утром от того, что рассвет, поднимаясь над горами, войдёт в открытый полог и заглянет тебе в лицо… Можно лежать и лениво наблюдать из палатки, как скользят по воде паруса винсёрфов, как кружат дельтапланы над Кара-Дагом, как народ отдыхает — себе на пляже


Палатка в Коктебеле, для меня, — …ну, как старая скамейка в лесопарке. Место встреч с первой, юношеской, любовью. Помнящая наши первые поцелуи. …Той же природы ностальгия. Всё, вроде, как прежде. Если очень зажмуриться. Как и …дцать лет тому назад…


2


Аккорд, еле струны дрожат на гитаре…


Молчит фортепиано, оборвана флейта


Вы песню мне сами собой наиграли


О том, что я раньше не знал, сожалею.


— Услышал я эту песню из репертуара М. Круга, гуляя однажды вечером, среди прочих курортников, по набережной. Остановился, присел на парапете, вместе с другими отдыхающими, послушать. Пел её, под караоке, хорошо сложенный, среднего роста парень (правильнее, всё же: мужчина), в белых штанах (мечта Остапа Бендера) и облегающей чёрной майке на загорелом торсе. Не то, чтобы уж — «АХ!» — пел. Голос у него был слабоват, хрипловат. Но пользовался им он довольно умело. И держался вполне артистично. Очевидно было наличие у него существенного исполнительского опыта, на любительском уровне. И, похоже, на этом любительском уровне, он уже мнил себя мэтром. (Чуть позже узнал: он приходил на караоке, даже со своим микрофоном и компакт — дисками. Пел подолгу. Каждый вечер).


Вы — дождь, промочивший бродягу до ниток.


Вы — солнце, которое тут же согрело,


Струна у Паганини на скрипке.


Вы — мед, от которого быстро пьянеют.


Лет ему, с виду, было — примерно 38. Но голова его уже серебрилась обильной проседью. До этого вечера, в течение предыдущих нескольких дней, я встречал этого седого парня периодически на пляже и на набережной. Он всегда был с женой и дочкой, лет 8. И внимание моё (может, и не только моё) эти трое привлекали тем, что производили впечатление …на редкость благополучной семьи. И здесь я вовсе не материальное благополучие имею в виду. Эта сторона их бытия, судя по всему, как раз, была скромною. Редкая (увы) форма благополучия там наличествовала: — в их отношении друг к другу. Тёплом, искреннем. Гармония — типа. (Не люблю Высокого Слога).


От него, казалось, исходило постоянное, сдерживаемое, мужское обожание по отношению к жене. А она …сдержанно — благосклонно это обожание принимала.


Девочка же, меж ними, казалось, светилась обожанием их обоих. А ещё — кроткой, детской благодарностью судьбе за то, что они — такие — у неё есть.


Ребёнок был, однозначно — «папиной дочкой». Всякий раз, когда я их встречал, то видел: она, в общении, явно отдавала предпочтение ему. И всегда находилась ближе к папе, чем к маме.


Такими вот мне они казались со стороны. Тем и привлекли моё внимание к себе. Потому, что, повторяю: не часто такие отношения доводится видеть. И, когда встречаешь, невольно присматриваешься к ним пристальней. Пытаясь постичь …их секрет, что ли… Почему?! У них это получилось? Стремятся — то ведь к такой идиллии практически все. А получается …не у всех…


И ещё. И ещё… Какая — то необъяснимая, волнующая притягательность была в этой женщине, лет — около двадцати восьми. Жене, как я полагал, Седого. В общем — то, с виду, — довольно обычная. Ну да… Стройная фигурка. Тёмные, не очень длинные волосы. Миловидное лицо. Подчёркнуто — скромно одета. (Никаких — вам тут — даже — топиков). Пожалуй, — всё, что можно сказать о её внешности. Красивой её назвать — было бы …преувеличением. Но, …здесь был — тот, редкий случай, когда это и не было важным! Ибо, присутствовало в ней нечто такое, что …заставляло периодически возвращаться к ней в воображении. Думать о ней. Фантазировать про неё… Бестолково излагаю. Но, с кем такое случалось, тот меня поймёт.


Вы — сон, от которого мне не проснуться,


Вы — роза в парижском изысканном стиле,


Вы — плен, из которого мне не вернуться,


Вы — ветер, такой долгожданный при штиле.


Девочка, с мамой, и теперь находились здесь же, на караоке, с Седым. Мама стояла в толпе слушателей, окруживших полукольцом подиум, а дочка папу морально поддерживала: танцевала рядом с ним, на подиуме, под его песню.


Потом Седой подошёл к зрителям, взял жену за руку, вывел её на середину подиума. Обхватив её за талию одной рукой и держа микрофон в другой, он, танцуя с ней, продолжал петь:


Я Ваш, Ваши руки я нежно целую.


И губы касаются шелковой кожи.


Париж… Hа асфальте Вас дети рисуют.


Мон шер, как Вы на королеву похожи.


Женщина держалась на подиуме, под столькими, обращёнными на них взглядами, не очень-то уверенно. Но, в то же время, ей явно льстило и нравилось: быть в центре всеобщего внимания, в столь романтическом образе.


Мадам! Без Вас убого убранство!


Мадам! Вам мало в Париже пространства!


Мадам! Вы так безумно красивы!


Мадам! …Вы далеко от России.


Песня закончилась. Женщина ушла с подиума под аплодисменты окружавших караоке зрителей. А Седой продолжил свой сольный концерт, сопровождаемый вдохновенным и, по — детски старательным, танцем девочки. Зазвучал «Владимирский централ». Из репертуара того же шансонье, что и предыдущая песня.


…Я …НЕ ЗНАЮ! Почему Ника села рядом со мной, на парапете. (Мне уже было известно её имя. Так свою спутницу называл Седой). Теперь уж и не узнаю. И я даже не думал, что мне представится когда-нибудь случай, пообщаться с ней. И не искал этого случая. Он, Случай, пришёл ко мне сам. В лице Ники. Просто севшей со мною рядом. А, может, случай этот… и не был, на самом деле, случайностью…


После нескольких первых фраз нашего, завязавшегося разговора я с удивлением отметил про себя, что наше общение сразу же пошло удивительно легко. Этап некоторой скованности, натянутости, неловкости, через который обычно проходит начало знакомства, в нашем случае, был просто пропущен, как лишний. Вот совершенно не помню, о чём мы с ней говорили. Обо всём сразу, и ни о чём. Но помню главное: очень скоро я почувствовал, что …не только меня к ней тянет. Но и в ней явственно звучит что-то ответное. Что её …тоже влечёт ко мне. От осознания этого удивительного факта почувствовал себя пьянее, чем был на самом деле.


Седой, тем временем, начал новую песню. Из прежней серии.

«А Ваш муж, похоже, большой поклонник Михаила Круга» — сказал я Нике.

…В ответ я услышал нечто, столь для меня неожиданное, от чего каменный парапет подо мной …почему — то не рухнул.


— Ну что Вы! Он мне вовсе не муж!


— …?!


…Должно быть, я выглядел, в своём удивлении, очень забавно и глупо. Ника даже рассмеялась: «Нет-нет! Он, пока что, — просто хороший знакомый. Мы с ним так же, вот здесь, познакомились, неделю назад. Он — из Орла. А мы — местные, можно сказать. Из Джанкоя сюда, на море, приехали. …А нам папа не нужен! Нам с Алинкой — и вдвоём хорошо!».


…Буквальный смысл последних двух её фраз был, конечно же, просто женской бравадой. Алина, дочка Ники, (Теперь я знал и её имя) — так всем своим поведением демонстрировала, что имеет на этот счёт совершенно иное мнение. Папа ей нужен. И в симпатиях своих, в выборе папы, она уже определилась. Она, со всей своей детской пылкостью, запала на Седого. (Позже, задним числом, я попытался уяснить, почему я так ошибся? Приняв их за уже состоявшееся идиллическое семейство, и понял: именно Алина, её поведение и поступки ввели меня в заблуждение, направили по пути ложных умозаключений. Мне и в голову не могло прийти. Что ребёнок может …завоёвывать себе папу активнее мамы). Но в тех, двух последних фразах Ники, присутствовал ещё и смысл второго плана, ради которого они, скорее всего, и были произнесены. Она фактически этим заявляла: «Я …свободна. И место рядом со мною пока что вакантно. Т.е., Седой, конечно же, претендует его занять. Но …отнюдь — не факт — что займёт». А, значит: Если вам говорят: «Место рядом со мною свободно», то… не есть ли это — завуалированное приглашение вам попытаться его занять?!...


Седой закончил петь. Видимо, ещё исполняя свою программу, он видел, что у Ники, …вроде как, раскручивается новое курортное знакомство. Потому что, закончив, не подошёл к ней, а очень как-то скромно направился в противоположную сторону, сел в отдалении. Ника, похоже, этого даже не заметила. Но Алину заметить была вынуждена. Та стояла одна, посреди подиума и смотрела вытаращенными глазами на маму. И читались в этих глазах удивление, протест, возмущение и …немой крик: «Мама! Ты что делаешь?!»


В следующий миг девочка срывается с места и убегает вон с подиума, в сторону павильона игровых автоматов. «Так! Что-то у меня ребёнок зафортелил» — сказала, поднимаясь, Ника и пошла вслед за дочкой. Издали я видел, как она, наклонившись к Алине, что-то ей говорит, объясняет, но та, упёршись мрачным взглядом в стену, всем своим видом демонстрирует непринятие маминых объяснений. Всё ж, с трудом, они о чём — то там договорились, в конце концов. Ника вернулась. Снова села рядом. А Алина, мрачная, осталась в павильоне игровых автоматов.


Караоке, меж тем, не отдыхал. Самозваные певцы сменяли один другого. «А Вы почему не поёте? — спросила меня Ника — Не умеете?»


Х-м… Не пою — то я, как раз, потому, что …умею. И — довольно недурственно. Уж в чём другом (отбросив ложную скромность, скажем), а на этой стезе, у меня мало нашлось бы серьёзных соперников на набережной этого курортного приморского городка. А караоке ведь — заведение демократическое. Сюда людей приводит желание петь самим. Независимо от наличия у них к тому голоса и таланта. Зачем же мне здесь выпендриваться своими способностями? Ведь это может удержать от выступления кого — то, кто такими же способностями не обладает. Хороший хоккеист не лезет самоутверждаться в дворовой команде. И профессиональному боксёру его, боксёрская, этика не позволит влезть в уличную драку. По аналогичным соображениям и я не шёл петь под караоке на набережной. Но… «если женщина просит»… Тем более такая, от близости которой голова идёт кругом, не грех было сделать и исключение из правила.


Из имеющегося в закромах караоке репертуара выбрал то, что заведомо нравится большинству женщин. И, в то же время, позволяет себя показать. Начал с «Фристайла».


— Так само случилось вдруг,


Что слова сорвались с губ,


Закружили голову хмельную!


Ах! Какая женщина!


Какая женщина!


Мне б такую!


…«А дальше — закружило, понесло»… В том же направлении. М-м! Я был в ударе. Какими глазами она на меня смотрела! Зрители вокруг говорили что-то хвалебное. Даже Седой что-то сказал, сдержанно одобрительное, издали. Я никому не внимал. Только её глазам…


Возвратилась Алина. Прошествовала мимо. Демонстративно. Дошла до Седого. Села рядом. «Какой правильный, чуткий ребёнок! — подумал я про неё. — Понимает ведь, что сейчас ему нужна поддержка. Не замедлила прийти. Обозначить свою с ним солидарность». Конечно, я чувствовал себя виноватым перед этим парнем. Но… «такова сэлява», как говорится. Случалось и мне быть в такой же невесёлой ситуации. Не смертельно. Но вот девочка… Твёрдость позиции Алины действовала смущающе на меня, на моё радужно — эйфорическое состояние от близости Ники.


Я стал думать: как сегодня разрулить сложившуюся непростую ситуацию? (Ника, похоже, думала о том же). Понятно было, что, приличий ради, она сегодня уйдёт с Седым. Тут уж ничего не поделаешь.


«А где вы остановились?» — спросил я у неё. Ника назвала адрес. Возникла сразу авантюрная мысль, сказать ей: «Я приду туда часа через два. Ты выйдешь?» Сейчас, под властью момента, в том восторженном состоянии, что нас охватило, можно было не сомневаться в её положительном ответе. Только …сознание, почему-то, прошло мимо этой, по — юнцовски шальной, мысли. Не попытавшись её реализовать. Взрослею…


«Ты придёшь сюда завтра?» — спросил я.


— Конечно. Скажите мне только, как Вас звать?


(Чёрт! Я ведь даже ей не представился). Она, попрощавшись, отправилась к Алине и Седому. И они, все вместе, ушли.


…Спать идти не хотелось. Гулял, волнуемый впечатлениями прошедшего вечера, сначала по берегу. Что-то ещё пил… Потом, в конце набережной, забрёл в палаточное стойбище каких-то экстравагантных личностей: татуированных, пирсингованных и грязных. Они сидели кучкой, человек пятнадцать, между своими палатками и, …типа — «пели», терзая, …типа — гитару, «Последняя осень», Шевчука. (Ибо то, трудно переносимое, безголосое, нестройное звукоиздавание пением назвать — ну никак было нельзя). Меня они охотно приняли в своё братство. Потому, что я, от широты душевной, спонсировал, в качестве вступительного взноса, покупку пива на всех. Скоро, однако ж, эта кампания жизнерадостных придурков притомила меня своей интеллектуальной девственностью. А спать, по-прежнему не хотелось. Зачем-то пошёл вверх по тропе. Последний раз ходил по ней лет двадцать, тому как…


«Но, вот уж утро, в розовом плаще, росу пригорков топчет на Востоке» (Шекспир)


Рассвет застал меня где-то на подходе к вершине. Какое-то время стоял, смотрел сверху на розовеющее море. На городишко, прижатый к морю горами. Где-то в нём, этом городке, сейчас спала Ника… Потом повернул обратно.


Спустившись ниже, на ровной площадке, увидел группу туристов, относительно приличного внешнего вида, видимо студентов. Они отдыхали от подъёма сюда, лёжа и сидя на рюкзаках. «Забавно! — подумал — И мы, в бытность студенческую, останавливались на этой же площадке отдыхать. И базланили тут, под гитару, хором:


«А там, над порогом, на самой высоте!


Сидят, свесив ноги, довольные — те,


Что с фотоаппаратами готовятся снимать,


Как будем мы корячиться и маму вспоминать!»


Нынешние ж, однако, ничего не пели. Расслаблялись молча.


…Был уже почти день, когда я, наконец, добрался до своей постели и, мечтательно лыбясь, уснул.


3


Пробуждение моё было… существенно более смурным, нежели отход ко сну. Потому, что, вместе со мной, проснулся и мой постоянный оппонент, моралист и критик, с которым у меня — вечные «контры», по жизни, — мой внутренний «Я». (А вчера, вечером, он, видимо, спал. Или …вовсе, где-то отсутствовал…). Он сразу же, методично, последовательно и занудливо стал меня прессовать:


— Зря ты вчера в эту историю влез.


— Блин! — Да, как будто, я — специально! Всё ж — само собой случилось! …Да и не случилось ещё ничего…


— Вот, на этом этапе, пока «не случилось ещё ничего», надо и …остановиться.


— ?! Но она же мне нравится! Очень! И …я ей — тоже. Без сомнений! Жизнь, ведь, столь редко нам такие расклады дарит! Ты ж — тоже, парень, поживший уже. Не хуже меня это знаешь!


— А девочка? Ну, Седой — ладно. Мужик. Взрослый. Переживёт. Но для Алины ведь это будет гораздо болезненнее. Седой уже занял важное место в её душе. С этим — то как быть? Прогнуть её под нового дядю? А это — грешно. Прогибать ребёнка в его, от природы правильных, нравственных принципах. Грешно…


…В общем, к исходу дня, я понял, что на встречу с Никой я сегодня не иду…


Вечером, в совершенно размочаленных чувствах, гулял по набережной, вдали от того её участка, где находилось караоке.


Неожиданно, в толпе, текущей навстречу, увидел стройную фигурку Ники. Поздно. Она заметила меня раньше и уже шла ко мне.


— Здравствуйте! — (Она прямо светилась радостью) — А мы Вас искали!


Искала-то, конечно же, только она. Седой с Алиною просто тащились за ней по набережной, без всякого, на то, энтузиазма. И совсем не имея желания меня отыскать. Они отстали от Ники, остановились поодаль.


Седой был непроницаем. Но Алина ещё не научилась скрывать свои чувства.


И на выразительном детском лице её читалась …мрачноватая бойцовская решимость. Даже вызов! Я почти уверен, что думала она, при этом, примерно следующее:


«Для меня, мамочка, в силу моего детского максимализма, слова: „Дружба, Верность, Надёжность“ — имеют значение и смысл. А, …если тебе вдруг, вчера вечером, понравился не тот, кто нравился вчера утром, а этот… (нужное слово вставить), то — это твои проблемы! Я же …очень постараюсь эти проблемы вам усугубить». (Нет! Она это …чувствовала! — Вот более точное, для данного случая, слово. Конечно, в её возрасте, она ещё не умеет достаточно ясно формулировать и облекать в слова все свои мысли).


…Браво, ребёнок! Я …восхищаюсь тобой! Вот, как боец бойцу, скажу тебе: хотел бы я иметь такого союзника, какого обрёл в твоём лице Седой. Думаю, и он гордится тобой. Он ведь — мужик, судя по всему, правильный. …Ладно. Отступаю. Отступа-ю!…


— Эй! Алё! Вы где?! — отвлекла меня Ника от моих мыслей.


— Да …что-то сегодня не важно себя чувствую. Может, перегрелся за день…


— А-а… Я вижу: на Алинку смотрите, и какую-то пресерьёзную думу думаете. Да она у меня — девушка с характером. С ней — непросто. Но привыкнуть можно.


— Ника! Я, пожалуй, пойду к себе. Прилягу. Не в форме что-то я сегодня.


— «…Да… Конечно — ответила она растерянно, враз потускневшим голосом — Отдыхайте. …Ну, …увидимся ещё».


Они пошли по набережной, прочь от меня. Конечно же, моё поведение показалось ей неожиданным, непонятным и странным. И она уловила в нём главное: что-то в моём умонастроении сильно изменилось со вчерашнего вечера. И — … изменилось не к лучшему.


…Со злостью швырял я в багажник пассата свои вещи, удивляя этим своих соседей по кемпингу. В памяти всплыла фраза, сопливо — сентиментальная, вычитанная у кого-то из классиков: «А счастье было так близко! Так возможно!» Тьфу — ты. Блин! Не люблю Высокого Слога! От этого разозлился ещё больше…


Час спустя, я был уже на пустынном берегу Казантипского залива. …Утопиться, что ли?…


…Пару дней погодя, вернулся назад, в Коктебель. Вечером, когда стемнело, пошёл к караоке. Ещё издали услышал знакомый, с хрипотцой, голос Седого и исполняемую им песню из репертуара Круга. Близко подходить не стал. Смотрел издали, из темноты.


…Я и сейчас, не закрывая глаз, вижу эту картину: Огромная южная луна, зацепившаяся за вершину Кара-Дага, таинственно мерцающее море, поющий в ночи седой парень, и девочка на подиуме, танцующая под луной…


Лица Ники я не видел. Она сидела спиной ко мне. А Алиночка выглядела …победительницей. Стаус кво их тройственного романа сохранён. Эта маленькая, непрогибная девочка «построила», расставила по местам двух взрослых мужиков и одну, хронически не взрослую маму. И всё было у них, как прежде. Она, как и раньше, танцевала под песни Седого. А он всё так же пел для Ники.


…Впрочем, нет. Не так же. Кажется, теперь голос его звучал заметно более прочувствованно, пылко, проникновенно.


Мадам!


Без Вас убого убранство!


Мадам!


Вам мало в Париже пространства!


Мадам!


Вы так безумно красивы!


Мой бог!


Вы далеко от России…


Сергей Сунгирский