Я помню!  Зачем?⁠⁠

Я помню. Зачем?

Я снова вижу её! Её лицо, достойное описания классика: «La Santita Naranjandita», этот разлёт бровей, напоминающий излом крыльев чайки в полёте, игривая улыбка пантеры, готовой к прыжку, глаза-два лазурных кусочка моря, увиденных сквозь отверстия туго сплетённого тына и, конечно волосы. Её волосы-яркое пятно на бледном фоне запорошенного свода сплетённых деревьев парка.

Я помню этот день! Желание остановиться возле зимнего парка, и поиграть в снежки принадлежало ей. Я беспокоился

из-за её лёгкой-не по погоде одежды, но она, проворно выскочив из машины, кинула мне на ходу: «Зато у меня есть варежки».

Только через день, скинув фото на комп, я заметил странный силуэт за её правым плечом. Не могу сказать, что это обеспокоило меня, но неприятное ощущение пощекотало позвоночник. Если бы я тогда знал, что никогда не смогу забыть эту шапку и пальто в последствии.

Но сейчас передо мною «она», живая и зовущая. Я протягиваю к ней руки… Картинка переворачивается, огненно рыжие

волосы поднимаются вверх у меня перед глазами. Картина переворачивается ещё, и ещё, и ещё раз. Передо мной огонь из ярко рыжих волос, пряди бьются, покоряясь восходящим потокам воздуха, как языки пламени, пожирающие прогулочный самолёт, который я вижу краем зрения. После того как мы покинули его в авральном режиме, пламя поднялось ввысь как приливная волна, врезавшаяся в угол барьерных скал и, влекомое силой притяжения, опало вниз-растеклось по корпусу Piper M 500, который пикировал прямиком в не высокие горы. Пелена снежного марева поднялась над огнём куполом, как на фотографии в парке.

По всесильному закону подлости, в супернавороченном летающем средстве оказался только один парашют. Я держал «её» под живот, максимально стараясь смягчить приземление, но парашют не раскрылся.

Множественные переломы рук и ног, четыре сломанных ребра, обширное внутреннее кровоизлияние, черепно-мозговая травма и перелом позвоночника. Но самым ярким для меня воспоминанием был, появившийся в метельной мгле человек в дурацкой чёрной шапке и пальто, нёсший в руках медицинский кофр. Именно он диагностировал смерть той единственной, что была для меня путеводной звездой.

А я, прикованный к постели, зависимый от сиделок продолжаю жить. Зачем-чтобы видеть один и тот же сон, день за днём, год за годом? Зачем? Может кто-нибудь знает? Отзовитесь, отзовитесь, я устал страдать в одиночку!

Конец. Н. Сарыч.