Внезапно накатило⁠⁠

Почитал немного постов про заек и лужаек, про 90-е, чтоб их разворотило, и вспомнилось. Не про заек, а про девяностые.

Вроде, 1995 год. Мне лет 12-13 было. После первой же военкоматьевской комиссии, куда нас гоняли со школы группами в соответствии с годом рождения, выяснилось, что у меня увеличенные гланды. Сухо и незамедлительно выдали направление к ЛОРу с пометкой "удалить лишнее нахуй!"

Через неделю кладут в больничку для операции. Обшарпанные стены провинциального отделения хирургии, тёмный мрачный коридор, бздит и мерцает лампа в общем холле, хамоватые персоналии, жара в палатах (конец мая) и наивное подростковое ожидание неизбежного. Несколько дней ассорти-анализов, бесед с врачами, а одним утром заходит медсестра и заряжает в жёппу укол с добродушной улыбкой и словами:"Это чтобы ты не волновался." Разумеется, я сразу всё понял и стал волноваться в семь раз гуще.

Через полчаса медсестра вернулась. "Голова не кружится? Не тошнит?" Вроде, нет, говорю. Она ведёт меня по Зелёной миле в операционную. А там -- наилучшая атмосфера для таких шедевров мирового синематографа, как "Реаниматор", "Пила", "Жмурки" и "Обитель зла"... Полутемень. Кафель. Серо-зелёные шторки. Кресло, со следами когтей и ошмётками гнилой плоти (шучу, хаха -- кресло чистое, вроде стоматологического). Максимально концентрированный запах больницы. Хирургиня в чепчике и маске. Столик с адским инструментарием в духе нацистских лагерей смерти. И выцветший рисунок солнечной ромашки поверх кафеля на стене. Оно и понятно -- отделение же детское. Ещё укол.

Меня усаживают на железный трон. Голова становится тяжёлой, взгляд мутнеет, изображение плывёт. Наркозный укол начинает действовать. Мои руки попеременно привязывают бинтами к специальным подлокотникам, обматывая зону от кистей до локтей. Я, безгрешно пьянея, с дебильной улыбой наискосок рожи спрашиваю:"Это, типа, чтобы я не убежал?" Хирургиня, всхохотнув, отвечаша:"Ага." И подмигнула. Сука.

Привязали меня. Обмотали вокруг шеи простыню, как в парикмахерской, и стали мазать горло, губы и подбородок спиртом. Я не был тогда спецом, но запах знал -- девяностые же.

Хирургиня берёт с подставки гигантский шприцоид с иглой в виде оглобли и просит меня разверзнуть пасть. Разверзаю, хуль... А она как впердолит иглой в одну из гланд! Хруст, вспышка, буря, безумие, абанамат! Тут же процедура копируется в отношении второй родной и неотъемлемой гланды. Уууууууу, больно, блеать!

"Всё-всё-всё... Отдохни пять минут." Наверняка это был местный наркоз, догадался охуевший от пыток я.

Не проходит и полусекунды, как херургиня и медсестра вспоминают обо мне. Первая берёт в руки дохуя жуткий, но блестящий инструмент -- навроде удлинённой половины ножниц, с кольцом для пальца, только вдоль этой вельзевульей ебанины протянута металлическая струна, загнутая в петлю на конце, диаметром в 2-4 сантиметра. А вторая держит мою голову и гипнотически твердит:"Открывай рот шире, открывай рот шире." Ну, я и открыл.

Хуйрургиня лезет петлёй мне в зево, чё-то орудует пару секунд (чесслово, я думал, прошло минут двадцать!) и кааааак дёрнет на себя и вниз! Я только успел сказать "Хрпблблблйоплбл!" и рыгнуть вхолостую, а по простыне покатился кусок сырого шашлыка в кровавом антураже... "Гланда" -- неожиданно понял я.

"Сейчас вторую..." -- улыбнулась жёлтым глазом хуйрургиня. Я в тот момент даже не охерел от новостей. Уже было всё равно.

И первый акт трагедии продублировался. Я уже задыхался, стараясь не захлебнуться кровью. Хрипел в попытках орать и объяснить этим курам принципы гуманизма. Потом просто засипел. Воздух со свистом прорывался сквозь бульканье и мычание. В горле ощущалась Мать Всех Ангин -- саднило и драло до потных ногтей! Меня рвало, но нечем было, я отплёвывался кровавыми вафлями и хрипел, хрипел, хрипел...

В следующий момент хуйрургиня заискивающе декларировала:"Ой. Я левую миндалину не полностью вырвала. Потерпи ещё, пожалуйста." А я чё? Я привязан к пытошному креслу в самом эпицентре межъягодичного пространства во власти тьмы и боли. Куда я нахуй денусь?

Сука додёрнула остатки моей личной плоти. А я уже дышал только на морально-волевых...

Как отвязывали -- не помню. Помню лишь ссыкотное облегчение, когда стали снимать с шеи простыню, вымазанную кровью и слюнями. Под руки отвели в палату, где я ёбнулся на скрипучую койку. Мне под щёку подложили полотенце и настоятельно рекомендовали не глотать, а сплёвывать... Я уснул.

Утром на обход пришёл главврач -- молодой парень. Раньше и не видел его. Спрашивает:"Ну чего? Как дела?" Я решил, что молчать будет невежливо, и прохрипел, не узнавая собственного голоса:"Намана". Тот заулыбался. "Молодец!"

Первые три-четыре дня не мог даже попить без бензопилы в горле. Губы от спиртовой дезинфекции облазили слоями, как кожа гадюки по весне. Потом неделю питался только водой и йогуртами. Чуть позже смог съесть киви. Суп сумел отведать уже после выписки -- это две недели спустя.

Прошло пару лет и законодательно запретили операции по удалению гланд. Но с той поры горло у меня и не болело ни разу -- мог жрать самые холодные штуки в мире: лёд, снег, оймяконское мороженое, абсолютный ноль и сердце бывшей.

У меня всё.

Пы.Сы. Не всё. Пока я был в операционной, из тумбочки спиздили конфеты, печенье и литровую коробку яблочного сока.