Везение
Хочу рассказать вам один эпизод из нашей семейной истории. Дело собственно не в нем… Мало ли что на войне и после происходило. А в нас, нынешних.
По призыву Василеостровского Райвоенкомата в июне сорок первого мой двою-родный дед Иван Федорович попал в лётное училище. Выпуск был ускоренный.
И в начале сорок второго – старший сержант И. Ф. Марченко, получив воинскую специальность стрелка-радиста, прибыл на Ленинградский фронт в эскадрилью ночных бомбардировщиков «ПЕ-2».По всем фронтам и в тылу на вес золота была пластинка Утесова с песней:
Мы летим, ковыляя во мгле,
Восемнадцать пробоин в руле
Бак пробит, хвост горит, но машина летит
На честном слове и на одном крыле.
Песня американская, она так и называется «Песенка американского летчика», но на этом разница и кончалась. Советские ночные бомбардировщики «ПЕ-2» и по летному классу, и по судьбе американским и английским бомбардировщикам аналогичны.
Ивану повезло. Он попал в экипаж уже прославленного капитана Гречишникова, о котором ходили легенды. Не было в бомбардировочной авиации фронта другого такого бесстрашного и удачливого командира, как капитан Гречишников.
Орденоносец, красавец, погибель медсестёр, зенитчиц, парашютоукладчиц, буфетчиц, вообще, всего женского личного состава из аэродромной обслуги.
Во главе эскадрильи «пешек» экипаж Гречишкина бросали в самое пекло. И отовсюду он, когда на «честном слове», когда, вообще, неизвестно как, но возвращался.
После очередного успешно выполненного задания, фотография легендарного экипажа была помещена во фронтовой газете.
В Биржевом переулке Васильевского острова, откуда деда провожала на фронт вся тогда ещё многочисленная родня, уцелевшая в первый страшный год блокады женская и детская составляющие, сильно поредевшей родни, зачитывали до дыр экземпляры газеты, откуда на восхищённых близких и знакомых смотрел улыбающийся Иван.
Бесстрастная военная статистика сообщает, что в начале войны, когда преимущество в воздухе асов «Люфтваффе» было бесспорным, техники, выпускавшие экипажи в полёт, видели своих лётчиков не более трёх раз. В среднем, три вылета - и сбит. Экипаж Гречишкина продержался довольно долго.
Сбили их при возвращении из дальнего полета. Фашистский снаряд прямым попаданием разнес часть плоскости. Весь экипаж ПЕ-2 ранен.
Машина пошла к земле. Это только в песне можно вернуться на одном крыле… Неимоверными усилиями, не давая самолёту сорваться в штопор, Гречишников развернулся и направил горящего «Петлякова» в скопление вражеских войск.
О подвиге написал сначала один фронтовой корреспондент, а потом историю подхватили газеты всей страны. Летчикам экипажа Гречишкина присвоили звания Героев Советского Союза. Всем. Посмертно.
В доме номер шесть по Биржевому переулку получили похоронку через месяц. Те, кого не выморил голод, не рыдал – не было сил.
И только трёхлетний блокадный карапуз Славка, племянник Ивана, мой дядька, расхаживая по комнате, бубнил себе под нос: «Дядя Ваня жив, дядя Ваня жив…»
И он, действительно, остался жив!
Его спасло то, что возвращавшийся с задания самолет, без бомбового груза и почти без топлива, в воздухе не взорвался, а начал разваливаться на куски. Стрелок радист Марченко находился в боевой рубке в хвосте самолета. Хвост отвалился до падения машины, и Ивана выбросило на густую крону дерева. Он успел увидеть неподалёку от себя яркую вспышку взрыва самолета, врезавшегося в немецкую колонну. Очнулся в плену.
Про плен он не рассказывал. Он, вообще, был человек немногословный. Знаю только, что за плечами у него Бухенвальд, два побега, и опять-таки немыслимое везение – не расстреляли ни немцы, ни наши. Освободили из лагеря американцы. Затем лечение, проверки в «Смерше» и НКВД.
Словом, в родное окно, на первом этаже дома, что на Биржевом, Иван постучал лишь через год после Победы. Тихо постучал…
Вокруг стола, накрытого по этому случаю скудным ассортиментом, полученным по карточкам, расхаживал Славка. Тоже выживший, и, даже слегка отъевшийся, в единственных своих штанах, на одной помочи. Чинно заложив руки за спину, он бубнил: «Я же говорил, что дядя Ваня жив…»
Однако, фактически, получалось, то, что он жив - неправильно. Начались мытарства. Звания Героя лишили - герои в плен не попадают!!! Если бы он был покойник – оставался бы героем. Уцелел, возможно, - предатель. Поэтому на работу не принимали. Перебивался случайными заработками. Иногда подступало отчаяние – оттого, что выпало счастье остаться живым! Но даже от отчаяния нельзя было Ивану ни запить, ни руки на себя наложить. К тому времени родилась – Татьяна, моя тётка. Дочку и семью надо кормить.
И опять – таки невероятное везение! Случайно на улице встретил того самого корреспондента, который первым написал об его экипаже во фронтовой газете. Не знаю, каким уловками этот корреспондент выманил у бывшего стрелка-радиста его историю возвращения с того света. Клещами надо было из Ивана Марченко тянуть каждое слово.
Но после того, как услышанное корреспондентом, прозвучало со страниц выходившего тогда альманаха «Подвиг», судьба Ивана переменилась.
Героя, правда, не вернули, но орден Отечественной Войны дали. На работу приняли. И квартиру выделили… В общем, почти хеппи энд… И дядя Ваня помер, в счастливом убеждении, что справедливость существует!
P.S.
Прошлым летом я был у своей знакомой в пионерлагере, где она с доперестроечных времен работает директором. Пионеров, как явление природы, нынче ликвидировали, но «беспартийных», освобожденных от идеологии, детей разных возрастов и разных мастей паслась в бывшем пионерском лагере куча.
И я, придурок, по просьбе директрисы решил выступить перед этой оголтелой массой с - рассказать про деда и его удивительное везение.
Но оратор то я никакой! С чего начать не знаю. Потому решил, для начала, прозондировать, так сказать, аудиторию, на предмет, чего они о войне слышали.
В случайном порядке опросил человек двадцать старшеклассников и задал им два вопроса: «Кто такой Жуков? И как зовут твоего прадеда?».
О том, что Георгий Константинович Жуков - маршал Советского Союза, Герой Великой Отечественной Войны, т.е. ожидаемый мною ответ, я получил только от одного очкастенького паренька. Остальные говорили очень интересные и новые для меня вещи. Например, один сказал, что Жуков – строитель, который построил в Петербурге проспект. Другой утверждал, что Ваня Жуков – сын сапожника, о котором написал то ли Гоголь, то ли Чехов.
Зато имена американских кинозвезд знали все!
Так отчего же это мы, в погоне за рыночной демократией, их освободили? На чей нравственный опыт станут они опираться в трудную минуту? Кого позовут на помощь словами поэта «Предки мои, в жестоком бою, поддержите меня подмышки!»? Ван Дамма или рейнджера Уокера, Зорро или Бетмана?
Чего же это мы такое натворили? Что произошло со страной? Ведь это еще только цветочки – ягодки впереди! Пока еще аукается, как откликнется?
Правда, мой сын, на нашей традиционной прогулке по аллее героев в Парке Победы, у бюста капитана Гречишкина, взором увлажняется.
И дома, семейный альбом с фотографиями военных лет, где есть и капитан Гречишкин, и его прадед Иван, и многие другие, менее известные, но не менее героические, наши родственники, с большой гордостью и даже восторгом, листает. Да много ли таких, как он?…
И как ему жить потом, среди тех, кто не уверен, что во второй мировой войне победили наши деды, если и слышали, то их это, что называется, не колышет… Потому и свастику на стене в метро намалевать можно, и по звезде на могиле из рогатки выцелить, а то и пивную бутылку о могильный камень разбить…
Жутковато делается. И понятно: нужно предпринимать что- то радикальное, в этой области. Всем нам. Всем, кто помнит. У кого душа болит. Пока не поздно. Пока еще можно успеть…
С уважением А.И. Марченко.
