СССР. Завод «Хроматрон», Инструктивный Лагерь
Мне было восемнадцать лет. Я работал на заводе «Хроматрон» слесарем. В середине апреля 1986 года я пошел пить спирт за гаражи с другими слесарями из моей Бригады. Там был еще один хрен из заводского Комитета Комсомола - Трифонов. Ну мы, короче, вмазали технического спирта и разговорились. Я сказал ему, что в школе участвовал в художественной самодеятельности, и у нас были Лицейские Вечера посвященные Пушкину и Лицеистам вообще. Ну там стихи, сценки, «монтаж», все дела... Он сказал, что круто, и что у нас на «Хроматроне» тоже есть художественная самодеятельность, типа КВНа, только у нас все круче и можно даже матом со сцены. Я сказал, что – на фиг, что мне и в школе-то не очень, и что я вообще не комсомолец. Он сказал, что это фигня, и чтобы я завтра зашел в Комитет Комсомола, типа, просто так – побазарить. Потом я отнес Трифонова домой, а потом домой отнесли меня.
Наутро мы в Бригаде вмазали пива, и я пошел в Комитет Комсомола. Там был Трифонов, и еще один перец – Леха, и еще одна тела – Надя. Мы дернули красного, и Леха спросил меня – че это я не комсомолец? Я сказал, что смысла нет. И быть единственным некомсомольцем круче, чем не быть. Он сказал, что я Лох Чилийский Сумчатый, и что буду как Лох сидеть все лето на вонючем Заводе и нюхать кислоту и химию, а они с пацанами поедут вожатыми в пионерлагерь «Журавленок», и им будет круто. Тела была симпатичной и умной, и тоже сказала, что поедет наверное... Я спросил – можно-ли в «Журавленок» без Комсомола? Они сказали, что «фиг знает – попробуем». И я пошел к своим, в Бригаду. Там мы дернули спирта и слесаря сказали, что бы я ехал, и что на Заводе летом жарко и воняет кислотой. Потом мы отнесли друг-друга домой, потом - не помню.
Через два дня мне позвонила Надя и сказала, что она в «Журавленок» едет точно, и что Леха просил передать, что можно и без Комсомола. Тогда я пошел к Мастеру и сказал, что хочу ехать на лето вожатым. Мастер обрадовался и сказал, что я молодец, и что у него как раз разнарядка на цех, и нуже доброволец, а ни один му...к не хочет работать с детишками. Я сказал, что один хочет, и он сразу записал меня, и я пошел в Комитет Комсомола. Там был Леха, Трифонов и еще один крендель – Сэм. Я рассказал, что меня записали в «Журавленок» вожатым. Они обрадовались, мы вмазали не помню что, а потом мне радостно поведали, что сам «Журавленок» - фигня. То есть не фигня, конечно, а «круто», но что есть еще Инструктивный Лагерь, в котором из обычного беспартийного алкаша, меня превратят в Настоящего Пионервожатого.
Через неделю, было Комсомольское Собрание посвященное отправке в Инструктивный Лагерь. Мне позвонил Леха и сказал, что я должен быть. Я пошел. На повестке дня было три вопроса. Первый – кто собирается ехать в Инструктивный еще, кроме тех, кому положено ехать. Вызвалось человек двенадцать. Тогда Собрание постановило взять в долг в Спорткомитете предприятия шесть туристических палаток, из расчета по одной на два комсомольца. Телы-комсомолки сразу поинтересовались – как будем делить жилплощадь, и Трифонов сразу перевел тему, сказав, что ему вечером привезли две канистры «Апсны» из Краснодара, и он готов поделиться с Инициативным Комитетом Поездки в Инструктивный Лагерь из рассчета – три рубля за литр. Женщины возмутились, и Трифонов согласился на «по два-пятьдесят». После этого мы обсудили еще два вопроса – они были простыми. Второй вопрос был – сколько нужно спирта в поездку, и где его взять, и «если спирта мало, то что брать», а третий – почему одна из тел не дала Лехе в «ту поездку». Второй вопрос решили где-то за полтора часа, третий – не помню.
Утром я проснулся в Комитете Комсомола, разбудил Леху, какую-то телу и еще одного чувака – Карпуху, я его не помнил, потому что он пришел позже. А еще, он оказался Председателем Комитета Комсомола. Мы умылись и разошлись по рабочим местам. В Бригаде мне сказали что скинуться мне спиртом на поездку, но за это я выйду от Бригады на субботник в следующий четверг, и схожу на дежурство дружинником вместо сварщика Метелкина. Я согласился.
В четверг я сходил на субботник, а с пятницы на субботу на дежурство вместо Метелкина, за что в понедельник мне выдали пятилитровую канистру спирта с тремя литрами внутри. Я был благодарен Бригаде, потому что - ни субботник, ни дежурство столько не стоили – максимум поллитра. На что Бригада сказала мне, что они меня ценят, и что остальное – за мужество, поскольку тогда бы пи...ды от хулиганов получил бы не я, а сварщик Метелкин. Я потер фингал и поехал домой собираться. Вечером мне позвонил Леха и сказал, что «завтра в 8.30 у проходной», и что бы я не опаздывал, поскольку надо помочь Телам «допереть барахло».
В 8.15 я был у Завода. Там уже были Карпуха с палатками и Трифонов с какой-то огромной байдой завернутой в брезент. Еще через минут пятнадцать подъехали телы, и мы помогли им дотащить их багаж. У них были тяжелые сумки с вином и водкой. Оказалось, что они были из «неспиртовой» части предприятия, и им пришлось покупать свою долю за деньги. А еще приехала Надя, и я очень обрадовался, поскольку я понял, что она мне нравится, но все на нее сразу «наехали», поскольку она не была на собрании и не привезла бухла. Надя сказала, что у нее есть тридцать рублей и бутылка шампанского, но Леха сказал, что это не аргумент, поскольку в Инструктивном Лагере купить бухло негде, и что «и в Москве-то негде, поскольку Горбачев – сука, и бухла нет ваще», а шампанское она может себе засунуть. Тогда я заступился за Надю и сказал, что взял спирта и на ее долю и показал канистру и фляжку. Канистра уже была полной, поскольку у меня дома была «заначка», и хватило даже на еще одну трехсотграммовую фляжку, которую я сделал на заводе сам – своими руками. Мы развели и выпили эту фляжку, и все сразу простили Надю, а она поблагодариля меня и поулыбалась, отчего я решил, что она мне обязательно даст.
Потом, наконец-то приехал наш заводской «Икарус», мы с трудом набили его барахлом и поехали в Инструктивный Лагерь. Карпуха не поехал. По дороге мы пили и пели комсомольские песни, а Трифонов подрался с Сэмом на идеологической почве, потому что Сэм сказал, что Америка это круто, а Трифонов сразу вцепился ему в лицо. Но потом их растащили, Трифонов сказал, что сообщит про Сэма «куда следует», потом еще вмазали и уложили Трифонова спать на задних сидениях. А потом мне по скрету рассказали, что Трифонов – ГэБэшник. А потом мы приехали.
Мы разгрузили шмотки, бухло и Трифонова, и стали селиться. Те кто приехал просто «в гости», поселились на лужайке за забором Инструктивного Лагеря, а тем кто по настоящему собрался ехать вожатым – выдали ключи от палат в корпусе. Это были обычные пионерские палаты, в каждой стояло по шесть кроватей. Поскольку я и Леха перли Трифонова, нам сначала не досталось места, но потом мы поняли, что нам круто повезло, поскольку нам дали вожатскую двухместную комнату. Потом – не помню.
Вообще первые три дня из шести я помню плохо. Потому что мы пили мою канистру, потом канистру Лехи, потом канистру молдавского коньяка Трифонова, потом водку Сэма, потом бухло, которое привезли телы. Помню лишь, что по утрам надо было строиться в шеренги как пионеры, что надо было выполнять какие-то письменные упражнения и играть в шарады и еще какую-то фигню. Короче, на несколько дней мы сами стали пионерами и обучались так сказать «изнутри». А еще надо было проводить Веселые Старты и двое чуваков сломали ноги прыгая в мешках, после чего всем разрешили прыгать без мешков, потому что и так все пьяные. А еще мне пришлось переехать к Телам в палату «на время», потому что Леха приводил каждый вечер новую бабу и я им мешал. Он сначала просил меня выйти «на часок», но в первую ночь «часок» продлился до шести утра, и я спал на скамейке, за что получил выговор от начальника Инструктивного Лагеря за пьянство.
Тогда мы посоветовались и решили, что я буду спать пока в палате у Тел – там была свободная койка. Это было хорошо, потому что меня все жалели и позашивали мне все дырявые носки, а еще у Тел всегда было «красненькое». Было жалко одного – Надя спала в другой палате.
В пятницу, к вечеру, я наконец-то почистил зубы и поклялся больше не бухать – только «сухое». Потому, что осталось только «сухое». В этот день была «Зарница». Мы были «Красными» и бегали пьяные по лесу охотясь за флагом «Белых». Когда мы уже почти захватили флаг, началась драка – Трифонов подрался с одним из «Белых», выбил ему два зуба, а «белый» сломал Трифонову нос. Мы их разняли, и решили что в «Зарнице» победила дружба. А потом все ходили искать потерявшегося Сэма, которого в начале игры отправили в разведку. Потом нам надоело. А потом был обед.
На обеде обнаружилось, что почти у всех кончилось бухло, и Инициативный Комитет постановил отправить в город четверых «гонцов». Сначала «гонцы» должны были сдать пустые бутылки, а затем, добавив собранные «у кого сколько есть» наличные, и купить «что найдете». «Гонцами» выбрали самых молодых. В их числе оказался и я.
В результате, нас, «гонцов» стало шестеро. Посто потому, что вчетвером было не справиться. Бутылок набрали столько, что Инициативный Комитет ходил выпрашивать у Начальника Инструктивного Лагеря общественный «ПАЗик». Его набили стеклотарой и мы поехали в город. Пункт приема стеклопосуды мы нашли быстро – это было самое людное в городе место. Пока мы стояли в очереди, двое наших пошли искать – где достать выпить, а мы остались стоять. Примерно через час мы сдали бутылок примерно на двести восемьдесят шесть рублей. Сколько копеек – не помню. К ним мы добавили еще сто семьдесят рублей, собранных с общественности, и пошли искать товарищей, сгинувших в поисках алкоголя. Через минут пятнадцать мы их обнаружили стоящими в длинной очереди за «сухим». Они были грустными, потому что прошел слух что вина мало и на всех не хватит. А еще продавали только по две бутылки в одни руки, и мы поняли, что когда вернемся назад - нам будут не рады.
Выручил нас водитель «ПАЗика» - Семен Егорыч, который жил в этом городе. Он зашел в магазин с черного хода. Там тоже была длинная очередь, но раз в десять короче чем официальная, потому что в этой были только «блатные». Минут через десять Семен Егорыч вернулся и подогнал «ПАЗик», и они с грузчиком вынесли 10 ящиков «сухого» без одной бутылки. Из наших денег они с грузчиком, который тоже был «в доле», купили себе по две бутылки водки. На наш вопрос – почему нам «сухое», а им водка – мы получили простой и четкий ответ – «Водки нет ваще!». И мы поехали назал – в Инструктивный Лагерь.
Вечером было «награждение». Награждали всех, кто отличился за предыдущие дни. Я был очень удивлен, когда на сцену вызвали меня. Друзья меня вытолкали и мне вручили грамоту за первое место в «Конкурсе Современной Частушки». Я посмотрел в грамоту – там стояло мое имя. В нем была всего одна ошибка, из чего я сделал вывод, что эта грамота точно мне. На вопрос «Какого лешего?», мои друзья мне ответили, что конкурс действительно был, и я действительно сочинил самую смешную частушку, и что никто не помнит – какую, но все долго ржали. Я этот вечер не помнил вообще.
А потом мы пошли гулять на природу с Надей, и я понял что она мне не даст. Потому что выяснилось, что у нее был парень – «Брат Одного Очень Известного Футболиста, Тоже Очень Крутой Футболист, Но Алкаш». Но Надя сказала, что я очень хороший, и мы решили, что мы – Друзья. Потом я поплакал и мне стало легче.
Поздно вечером мы всей толпой пили «сухое» и вдруг вспомнили, что Сэм так и не нашелся со вчерашней «Зарницы». Как-то неприятно «засосало под ложечкой». Кто-то из Тел ударился в истерику. Было две версии – «Сэм Погиб Страшной Смертью» и «Сэму Надоело И Он Свалил В Москву». Победила вторая. Трифонов даже попытался вцепиться в лицо какому-то полузнакомому му...ку, который по незнанию, в шутку, предложил помянуть Сэма сухиньким. Трифонова оттащили, благо он был не крупным и тут появился Сэм!
Оказалось, что он заблудился. Потом долго ходил по лесу. Потом вышел к деревне километрах в тридцати от Инструктивного Лагеря, но была уже ночь. Потом он ночевал у бабки. Потом он познакомился с «местными» и ему наваляли. Потом они с «местными» подружились и пили бабкин самогон. Потом они нашли машину, но не нашли водителя, потому что тот пил с ними. Потом Сэм работал весь день у бабки и она за это дала ему с собой самогона, который он принес нам. Дальше мы не слушали...
Наутро было закрытие Инструктивного Лагеря. Было весело и грустно. Многие телы плакали. Если честно – у меня тоже защекотало в носу. Мы очень сдружились за эти несколько дней. И я и Сэм, и Леха, и Телы... Через пару месяцев даже оказалось, что две телы забеременели. Одна из них потом родила. Отца не нашли. Он был с другого предприятия, а беременная смогла лишь сказать, что его зовут «то-ли Андрей, то-ли Сергей». А потом приехали автобусы и мы вяло грузились. Выяснилось, что вещей у каждого, на самом деле, не так и много – основным грузом по приезду был алкоголь. Собрались все быстро и мы уехали на завод. Первые полчаса ехали молча. Грустили. А потом Леха достал «заначеный» из моей канистры спирт и мы снова пели комсомольские песни. Не веселился только Трифонов. Его на заводе ждал выговор, за то, что он потерял «наглядную агитацию», конкурс по которой мы проиграли. Наглядной агитацией оказалась та самая огромная завернутая в брезент байда, которую Трифонов приволок в автобус перед поездкой. Ее мы забыли в «Икарусе» и водитель сделал из нее на даче парник.