Совещания⁠⁠

Часть 3: Инструктаж

Дым гаванской сигары медленно поднимался к потолку, растворяясь в тягучем воздухе кабинета. Генерал-лейтенант сэр Хейстингс Лайонел «Пуг» Исмей стоял у карты мира, проводя пальцем по линии Транссибирской магистрали. Перед ним сидели двое в штатском — Эдвардс и Грэм. Их имён не существовало ни в одном списке делегации.

— Обстановка ясна, джентльмены, — голос Исмея звучал ровно, как доклад метеоролога. — На кону будущее всего Тихоокеанского региона. Наши американские союзники, в своём стремлении к абсолютной победе, играют на руку Москве. Их непреклонность продлит агонию Японии ровно настолько, чтобы Сталин успел выполнить условия Ялты и вступить в войну. Если русские получат Курилы и Сахалин — это стратегическая катастрофа.

Он сделал короткую паузу.

— Ваша задача — обеспечить два условия для капитуляции Токио до того, как советские дивизии пересекут границу. Первое: нейтрализовать главное препятствие здесь, в Потсдаме. Госсекретарь Бирнс. Его жёсткость делает текст Декларации неприемлемым для японцев. Его нужно вывести из игры. На сорок восемь часов. Не больше.

Исмей перевёл взгляд на Эдвардса, старшего.

— Самое простое - пищевое отравление ненадёжно: человек может работать над документами с температурой и в уборной. Нам нужно полное отключение — физическое и ментальное. Несчастный случай. По пути на ужин автомобиль резко затормозит, неплотно закрытая дверца распахнётся. Удар о косяк — сотрясение мозга, диагноз ясен. Наши врачи подтвердят: постельный режим, никакого света, никаких документов. Никакого участия в переговорах. Вы понимаете: ни грамма лишнего усердия. Речь идёт о временном отстранении.

Эдвардс молча кивнул.

— Второе условие, — Исмей посмотрел на Грэма, — японцы должны увидеть правду. Они по-прежнему верят в посредничество Москвы. Мы развеем эту иллюзию.

Он вынул из папки тонкий лист.

— Меморандум Форин-офиса. Подлинные детали ялтинских договорённостей, сроки вступления СССР в войну, его территориальные аппетиты. Оформлено так, будто Сталин уже всё решил, а японские попытки переговоров цинично отвергнуты. Документ получит их военный атташе через швейцарского курьера. Легенда проста: британский чиновник, больше боящийся советской экспансии, чем японского милитаризма. Японцы проверят сведения по своим каналам — и картина сложится.

Он отложил сигару.

— Синхронизация решает всё. «Инцидент» с Бирнсом - двадцать четвёртого. Утечка в Берне — не позднее суток спустя. К моменту, когда в Токио осознают наш подарок, здесь Стимсон уже представит новую, более гибкую редакцию Декларации. С намёком на сохранение императора. Намёком, которого им так не хватало.

Исмей задержал взгляд на обоих оперативниках.

— Мы не меняем историю. Мы лишь убираем с её дороги несколько камней. Англия не допустит нового доминиона у своих восточных рубежей. Действуйте.

Часть 4: Бункер

Воздух в подземном бункере Имперской ставки в Токио был спертым и тяжёлым, пахнущим бетонной пылью, дешёвым табаком и несмываемым страхом. Полковник Танака, начальник отдела советской разведки, стоял по стойке «смирно» перед узким столом, за которым сидели самые могущественные люди Японии: военный министр генерал Анама, начальник Генерального штаба генерал Умэдзу и несколько других высших офицеров. На их лицах застыла скучающая усталость людей, вынужденных выслушивать очередную никчемную формальность.

Танака чувствовал, как под мундиром у него холодеет спина. Он знал, что его доклад — это приговор. Приговор их иллюзиям.

— Ваше превосходительство, — начал он хрипло. Разложил на столе несколько графиков и папку с аэрофотоснимками. — Разрешите представить сводные данные нашей агентуры в Маньчжоу-го и наблюдений за Транссибирской магистралью за последние шесть недель.

Анама нетерпеливо махнул рукой, давая говорить быстрее.

— Мы фиксируем беспрецедентную активность, — Танака указал на ломаную линию на графике. — До мая переброска носила эпизодический характер. Сейчас — это сплошной поток. Ежедневно на восток отправляется не менее двадцати пяти эшелонов. По нашим расчётам, за это время на Дальний Восток было переброшено тридцать полносоставных дивизий РККА. Три армейских объединения. Танковые корпуса. Целые склады боеприпасов и горючего.

Он положил на стол увеличенный аэрофотоснимок.

— Вот станция Чита. Обратите внимание на порядок разгрузки. Техника и личный состав не распределяются по казармам. Они немедленно формируются в ударные колонны и выдвигаются к заранее подготовленным позициям в непосредственной близости от границы. Это не оборонительное развертывание. Это концентрация для прыжка.

В комнате повисло молчание. Умэдзу мрачно разглядывал снимок, но первым нарушил тишину Анама.

— И что? — его голос прозвучал грубо и громко. — Красная Армия понесла тяжёлые потери. Им нужно восполнять части на Дальнем Востоке. Они укрепляют свою оборону. Это логично.

— Ваше превосходительство, — голос Танаки дрогнул от отчаяния, — масштабы и характер не оставляют сомнений! Они создают ударный кулак невиданной мощи. Они готовятся не к обороне, а к широкомасштабному стратегическому наступлению! Все наши аналитики сходятся во мнении, что удар можно ожидать в середине августа.

Генерал Умэдзу нахмурился и медленно, с насмешкой, покачал головой.

— Полковник, вы читали слишком много американских газет. Вы позволяете панике затмить ваш разум. СССР связан пактом о нейтралитете. Наши дипломаты ведут с ними переговоры. Зачем им готовить наступление, если они согласились быть посредниками?

— Но именно поэтому! — почти выкрикнул Танака, забыв о субординации. — Они ведут переговоры, чтобы усыпить нашу бдительность! Чтобы мы не усилили Квантунскую армию, пока они наращивают свою группировку! Это классическая маскировка! И они не согласились…

— Довольно! — резко оборвал его Анама. Его лицо побагровело. — Вы предлагаете нам, основываясь на ваших графиках, обвинить в предательстве единственную державу, которая ещё может спасти Японию? Вы предлагаете нам оскорбить СССР и похоронить последний шанс на почётный мир только потому, что вы насчитали много поездов?

Анама встал, опершись руками о стол. Его тень гигантской наплыла на полковника.

— Вы не понимаете стратегической картины, полковник. Даже если ваши данные верны — а я в этом сильно сомневаюсь — что они меняют? Ничего! Если мы сейчас признаем СССР врагом, у нас не останется никаких вариантов. Никаких! А сейчас у нас паритет - войска Сталина ослаблены и он не рискнет напасть на Квантунскую армию. Наш единственный путь — продолжать переговоры через посла Сато. Любые другие действия — это самоубийство.

Танака стоял, опустив голову. Он всё понимал. Это был не спор о разведданных. Это была схватка разума с верой. Фактов — с отчаянием. Признать правду значило для этих людей рухнуть в пропасть, где на дне не было ничего, кроме национального позора и гибели. Гораздо легче было верить в спасителя-Сталина, даже если все доказательства кричали об обратном.

— Ваш доклад принят к сведению, полковник, — ледяным тоном произнёс Умэдзу. — Можете быть свободны. И заберите ваши… картинки.

Танака молча собрал свои бумаги. Снимки, снимки, на которых ясно читалось будущее Японии, для его начальников оставались всего лишь «картинками».

Он вышел из душного бункера в летнюю ночь, понимая, что его страна, связанная по рукам и ногам собственными иллюзиями, продолжает стремительное падение в пропасть. А те, кто мог бы её спасти, отчаянно закрывали глаза.