Смерти нет⁠⁠

Мне приснился кошмар. Мне приснилось, что смерти больше нет. А потом я проснулся, и всё оказалось еще хуже.

Парализованный страхом, я долго сидел на кровати и обливался холодным потом в ожидании.

Они придут, я знал, они придут и заберут у меня все. Они отнимут страх, заберут совесть, непокорность, свободу мысли и фантазию. Все до чего доберутся. Ничто не сможет спасти меня от пустоты и равнодушия, от вечности. Верил бы в бога — молился, мог бы умереть, бросился бы с крыши, но смерть не освободит меня. Её больше нет.

Книга лежала на столе, нас разделяло два шага и одновременно, целая вечность. Я не осмеливался прикоснуться к ней. Просто смотрел. В восхищении, в волнении, не в силах справиться с дрожащими руками, я любовался. Я помнил тот день, когда дед подарил её мне. Деда давно уже нет, его забрали, уничтожили, не физически, нет, духовно и морально, как личность он больше не существовал. Но книга все еще жила, её страницы несли на себе печать воспоминаний, отголосок тех дней.

***

Смерть умерла с субботы на воскресенье, в апреле 2153 года. Как то сама собой, эта дата засела в моей голове. Тогда еще не было рокового объявления по радио, мир еще не торжествовал победу и люди спокойно спали в своих постелях. Но именно в ту ночь во всех больницах и моргах, остановились часы. Мой дед, которому шел уже девяносто первый год, тоже оказался в списке «счастливчиков», уже тогда он сказал мне: «Бойся мой мальчик, человека в вечности прибывающего». Мне было двадцать четыре, я его не понял. Через неделю он подарил мне сборник поэм Лермонтова, простую книгу в мягком переплёте, посоветовав почитать на досуге.

С того момента прошло более пятидесяти лет, прежде чем я открыл её. И долго пребывал в смятении, пытаясь понять, что же заставило его подарить мне именно эту книгу?

***

Мир погряз в бессмертии. Люди не рождались, люди не умирали, люди не жили. Все мы в скуке коротали вечность. Эйфория быстро прошла. Счастье обернулось кошмаром. Старики не умирали, страдали от немощности и беспомощности. Младенцы не росли. Лишь астрономы дарили надежду, уверяли, что скоро на нас упадет астероид, нарушит магнитное поле земли, и мы погибнем вместе с нашей планетой. Это звучало даже романтично.

***

—Ты знаешь, они запустили проект «Эдем», — сказал мне дед в очередное, серое, пустое утро. —Я есть в списках, так что можешь, наконец, порадоваться, больше я тебя обременять не буду. – Он как-то странно улыбнулся, снял с полки свой любимый томик Брэдбери «451 градус по Фаренгейту» и сел в кресло читать. Проект «Эдем» обещал рай на земле для всех, и как ни странно, так и случилось. Вот только ответьте мне, вы хотели бы жить в раю вечность, зная, что есть ад? Умные люди устранили эту проблему достаточно быстро. Счастье теперь, можно было купить в любой аптеке и вколоть себе через шприц в вену.

***

— Руки на стол, руки на стол я сказал! — дуло автомата упиралось мне в затылок. Голос искаженный пластиковым шлемом, глухим эхом отдавался в ушах. От страха у меня скрутило желудок, пот струился по лицу водопадом. Инквизиторы орали, перекрикивая друг друга, трещали автоматные очереди, выпущенные в потолок. Я боялся. Не хотелось прожить остаток вечности, со свинцом в животе.

— Встать! Руки! Я должен видеть твои руки! — кричал голос.

Я встал, чувствуя, что сейчас упаду. Положил руки на столешницу, кто-то сзади резко ткнул меня лицом в стол.

—Вы арестованы по подозрению в умышленном нарушении Мирового Протокола.

Сознание покинуло меня как раз вовремя, чтобы не видеть лиц сослуживцев. Одно порадовало, больше мне сюда возвращаться не придется.

Боль текла  по телу, по нервам; в сознание вбивались словно гвозди, слова:

— Когда вы последний раз видели Иллариона Карпова? Где и при каких обстоятельствах, он передаёт вам печатную продукцию? Вы распространяете запрещенные тексты?

Илларион Карпов. Мой дед. Странный человек, частично парализованный бунтарь – самоучка. Некогда преподаватель химии в средней школе, потом рабочий на заводе по переработке отходов, а ныне не кто иной, как государственный преступник, разыскиваемый за хранение и распространение книг и иной печатной продукции.

Он долго смеялся и качал головой, когда объявили о «зачистке библиотек». Он всегда уважал Брэдбери, но все же не мог подумать, что его идея все же станет реальностью. Мир без книг. Страшно представить. И к чему собственно это, скажете вы? А вот к чему, в книгах все еще умирали люди. О да, странная мечта человечества о бессмертии сбылась, но кто-то продолжал жаждать смерти, нарушая идиллию. В книгах умирали красиво, благородно и люди возвели смерть в культ. Общество же искореняло всё, что напоминало о смерти. Рай есть вечность, вечность есть рай.

Очередной удар, выбил из меня сдавленный стон.

— Последний раз повторяю, где твой дед? — в руках инквизитора появился шприца и в затуманенное болью сознание ворвалась паника. Нет! Не хочу! Пожалуйста, нет!

— Не знаю, клянусь господом, ничего не знаю, умоляю вас, не надо! Я не видел его с тех пор, как он сбежал с осмотра в клинике, умоляю, не надо…

—Ты распространитель?

— А даже в руках не держал, клянусь!

Парень с белым, неестественно белым лицом, пустыми глазами и щуплым телом подростка, не торопился мне верить. Дубинка опять опустилась на спину, я взвыл. Следующий удар пришелся по лицу, потом в живот. Со всеми этими увечьями мне еще предстояло жить.

***

Истории с хэштегом “Смерти нет” самое распространенное чтиво. А еще мыльные оперы про любовь. Навещая меня в больнице, жена пересказывала мне их в двадцатый раз, со счастливой улыбкой и горящими глазами.

— Мишенька ты не представляешь, они поженились! Хулио и Мирамель! Такая свадьба была… такая…вот бы и нам такую! — Она перестала улыбаться, присела на край кровати и участливо посмотрела мне в глаза. — Я принесла тебе хорошую весть! Деда твоего нашли, теперь все наладится, милый. — Она гладила меня по руки и уговаривала: — Они сделают его счастливым и нас тоже, вот увидишь. На следующей неделе он вернётся домой и ты его не узнаешь!

Я кивал головой, как китайский болванчик. Улыбался, хотя готов был заплакать. Интересно дед успел спрятать книгу? Сберег ли он последний в этом мире сборник Брэдбери?

Моя жена, мой дед, мой лучший друг Лешка Воробьёв, с которым вместе ходили на рыбалку и стреляли уток, все они не живут. Они так приторно счастливы, что я их ненавижу. А рыбалка и утки теперь противозаконны.

***
Я шел по улице и оглядывался. У меня подгибались колени от страха. Я не мог совладать с собой. Я наглотался таблеток, но мне всё равно казалось, что они везде, из-за каждого куста смотрят на меня и ждут. Книга во внутреннем кармане куртки, жгла мне грудь. Я побоялся оставить её дома. Последнее время жена все чаще роется в моих вещах, перебирает ящики со старым тряпьём, может и найти ненароком. Я боюсь её. Она так смотрит участливо, а в следующую минуту уже бежит звонить по телефону и все болтает без умолку, несет всякую чушь. А они слушают, я уверен, они слышат каждое слово.

Я почти бежал по проспекту, сердце билось в дверь грудной клетки слишком громко, а что если ОНИ услышат его стук? Я дрожал, одной рукой прижимая драгоценную вещь к груди. Она мой страх, ужас, но она моё спасение. На лицах людей вокруг я видел лишь безмятежность. Я знал, именно с такими лицами они бросали книги в огонь, бумага горела, а они улыбались. Не заметив, я сшиб какого-то беднягу с ног, но тот лишь растянул губы в улыбке и снял в приветствии шляпу. Я шарахнулся от его радушия, как от чумы, и бросился прочь.

***

Нашего соседа вчера забрали. Ночью. Опять выжгли домофон, менять придется. Сосед наш, он писатель, раньше сочинял детские книжки и его не трогали, а потом взялся дурак, писать о войне, ну той, Великой Отечественной. Мы с ним пили как-то, и он мне говорит:

—Знаешь, дядя Миша, — это он меня так называет, — Доблести охота! Подвигов для души и тела, чтоб проняло до слез читателя!

Вот дурак! Кричал на всю улицу, вот и докричался, в ту же ночь забрали. А жена сказала:

—Инквизитор — это призвание, не каждому дано терпения, нести людям истину и свет счастья.

И как только, такая сложная фраза, могла родиться в её голове?

Я так разозлился, что хотел её задушить, а потом вдруг вспомнил, смерти же нет.