Русские художники. Маковский⁠⁠

Константин Маковский (1839 - 1919) - из плеяды таких творцов, у которых с детства всё в шоколаде. Папа - художник, основатель московского училища живописи, зодчества и ещё чего-то там. Кто мама в таком случае узнавать не особо принято, да и ни к чему (»занималась с детьми музыкой»). Хотя на самом деле она преподавала пение в консерватории.

В общем, сынишке в таком случае путь в инженеры резко оборвали интеллигентские привычки домашних.

Да и потом он как-то хоба! и стал придворным портретистом и живописцем. Много путешествовал и жил на широкую ногу. Что никак, как выяснилось, не мешает таланту. Ну штош, посмотрим.

Знаете, для нежителя наших родных болот эта картинка, может быть, ничем таким особенным в сердце и не отзовётся. Но! Мы, мурлоки, бредущие по сугробам по полгода каждый год, радостно можем заявить - это очень тонко и искусно, несмотря на молодость живописца, переданные гамма неба и наших дебильно-нездорово-жолтых домов, на которых и грязь видно, и трещины, и непонятно зачем эта краска в таких товарных количествах существует.

Кошмар!

Красота.

Я, как большой любитель исторических перипетий, никак не мог обойти стороной исторические полотна Маковского. Для меня здесь интереснее всего работа со светом и лицами - причем она как будто бы не совсем идеальна она специфична, она была бы реальной, если бы в четырех разных местах изображённого пространства горели дневным светом яркие светодиоды.

Ксения Борисовна, склонившаяся над Марией Григорьевной, чертами напоминает лермонтовских Тамар, зато свечением ангела не ниже старшего лейтенанта небесного воинства. Мужики, как и положено заговорщикам - злы, некультурны и просто быдло. Зато посмотрите, с какой любовью к академической анатомии выписана поднятая ладонь в центре наверху!

Кстати, про Тамар… Напомню, что Тамара - та ещё радость.

В глубокой теснине Дарьяла,
Где роется Терек во мгле,
Старинная башня стояла,
Чернея на черной скале.
В той башне высокой и тесной
Царица Тамара жила:
Прекрасна, как ангел небесный,
Как демон, коварна и зла.

Здесь мы видим классический патриотический сюжет, весьма характерный по духу для общественно-политических настроений указанных лет.

К упец Кузьма Минин произносит речь, трогательно находящую отклик в сердцах всех новгородцев, мол, пацаны и дамы, давайте скинемся на ополчение чтоб защитить землю русскою от инородцев и иноверцев (поляки-то католики, не забываем). Тут же ПО СЧАСТЛИВОЙ СЛУЧАЙНОСТИ рядом проходит крестный ход с иконой Казанской Богоматери из собора Иоанна Предтечи.

И воздух ясен и прозрачен, так, что голос Кузьмы гуляет из одного конца города в другой. И победили, ясное дело.

Максим Горький про это полотно писал:

Толпа льёт с горы лавиной — она чувствуется и за серой, угрюмой стеной кремля. Седобородый мужик истово крестится — он только что положил к ногам Козьмы икону в ризе, татарин в малахае смотрит из-за чьего-то плеча испуганными, но любопытными глазами на оратора-мясника; белоголовая девчоночка, держась сзади за шубейку матери, несущей к бочке свои платья, улыбается блеску кубков и братин, лежащих на земле. Отовсюду тащат яркие платья, ларцы, посуду из серебра; штоф, парча, шёлк валяются кучами под ногами людей. Красавица боярыня с жгучими глазами и матово-бледным лицом вынимает серьги из ушей, неподалёку от неё какой-то странник — плут и пьяница, судя по его лисьей роже, — подняв к небу руку, важно проповедует что-то. Позади Минина молодой стрелец, взмахнув в воздухе тяжёлой секирой, орёт во всё горло, и глаза его налиты кровью… Всюду возбуждение страшное, и выражено оно — на мой взгляд — ярко… Толпа глубоко народна. Видишь, что это именно нижегородский народ; весь Нижний встал на ноги и рычит и мечется с силой ужасной, готовый всё ломить сплеча.

Кстати, Маковский с ооооочень большим пиететом относился к исторической материальной культуре и сам, будучи коллекционером, благо, средства позволяли, всегда на своих работах был максимально точен. Граммофона на Мининым мы не увидим, и кед конверс тоже.

Ничего, сейчас мы историко-патриотический пафос слегка разбавим.

У меня тут никаких вопросов, как, например, никаких вопросов к чорному квадрату и томатному супу кэмпбеллс. Если я вижу что художник рисует с любовью к предмету и со знанием оного (а Уорхол, например, этого томатного супа в банках сожрал не один вагон), то я готов простить какие-то там отсутствия мастерства, академизма или ещё что-то там.

Но вы знаете, вот откровенно на удивление, в период творения таких работ Маковского по какой-то причине, несмотря на модную импрессионистскую манеру этой работы, он столкнулся с таким шквалом морализаторства, что я даже не и не знаю… Например, после как раз таких вот экзерсисов Александр Бенуа высоколобо характеризует всё творчество Маквоского в целом: Александр Бенуа оценивал всё творчество Константина Маковского "в целом:«Он вечно удовлетворял модным потребностям и постарался связать в одно целое национализм, реализм, академический псевдоидеализм и попросту великосветское изящество, что, положим, ему и удалось, но ценою его крупного дарования, загубленного в погоне за этим мелким идеалом».

Мне кажется, это что-то из разряда банальной зависти.

Кстати. Зацените, как увеличилась длина женских чулок за прошедшее время!

Сейчас её бы обозвали девочкой в гольфах.

А вот это мне максимально близко, потому что язык карикатуры у художников это всё равно что острый язык эпиграмм Пушкина - чтоб остроумно сделать нужен не только талант, нужно чутьё, интеллект и известная степень вредности, которая так привлекает дам юного возраста.

Я просто опишу, что к чему, и станет понятно, что Маковский был остроумным парнем!

Слева направо изображены: Ц. А. Кюи в виде лисы, виляющей хвостом; М. А. Балакирев в виде медведя; В. В. Стасов (на его правом плече в виде Мефистофеля скульптор М. М. Антокольский, на трубе в виде обезьяны — В. А. Гартман); Н. А. Римский-Корсаков (в виде краба) с сёстрами Пургольд (в виде домашних собачек); М. П. Мусоргский (в образе петуха); за спиной Римского-Корсакова изображён А. П. Бородин; справа вверху из облаков мечет гневные перуны, т.е. молнии А. Н. Серов.

Боярин Морозов - один из главных виновников Соляного бунта 1648 года, потому что именно этот известный в широких кругах казнокрад ввёл косвенный налог на соль, чем адски увеличил ярмо на простого человека. Напомню несведущим, что соль тогда было не чтобы яичко посолить и всякое такое, а потому что вообще-то это был единственный способ заготовить еды и не откинуть тапки нашей ласковой зимой, когда яблочко с осинки не сорвать во дворе. Вот этот неприятный с виду мужик, это Морозов и есть.

А сам обряд - какая-то несусветная глупость, даже не очень понятно в чем именно имеющая корни, будто после застолья к гостям выходила хозяйка дома в сопровождении красивых девок, наряженная как рождественская ёлка, и выносила ещё прибухнуть (будто они не этим только что весь вечер занимались), а полка тот пил, шла переодеваться, чтобы в новой одежде выйти с новой бутылкой пива к следующему гостю, и так далее. Совершенно идиотское действо. Особенно учитывая, что у богатых девчонок в 17 веке одежда была совершенно одинакового фасона, кроя, и различаться могла только элементами шитья, вроде как. Вот так тусовка. Лол.

Здесь искусно изображён сын Маковского, прическа которого сейчас немножко попадает под закон о запрете пропаганды таких причесок.

Лично мне больше всего нравится, что Маковский рядом с фруктами и малолетним сыном хранит (в довольно небрежном виде, надо сказать) протазан (это вон та заржавленная штука слева, которую половина контингента обзовёт копьём, а половина - алебардой), и саблю в ножнах. Ну а почему нет.

В семье Маковских эта картина называлась «Маленький вор»: "…здесь трехлетним малышом в одной рубашонке, взгромоздясь на кресло, я тянусь к хрустальной вазе с пышными фруктами, а рядом огромный рыжий сенбернар выжидательно насторожился, протягивая к вазе лапу. Этот сенбернар не был наш пес, его привозили на сеансы от В. Ф. Голубева, отца Вити Голубева, моего ровесника и приятеля с тех пор, как я себя помню…", – вспоминал Сергей Маковский.

Я предвидел вопросы об отсутствии пейзажных картин и подготовился - но реальность за пределами ухмылки такова, что Маковский был всегда очень конъюнктурным чуваком и понимал, что когда все пишут крутую природу не надо пытаться заработать этим же самым. И фигачил портреты генералов и жён генералов, мастерски увеличивая им грудь, добавляя румянец и убирая усики. И добился успеха.

А это, видимо, было для души, если вообще не в качестве зачета. Хотя мне и тут мастерство его очевидно - посмотрите на детальной избы, насколько аккуратно передано возвращение в мир растрёпанного и неаккуратного быта после базара.

И всё равно веет каким-то уютом, несмотря на общий детальный упадок.

Знаете, я примерно четыре года снимал команту в коммунальной квартире, пока учился в университете, и репродукция этой картины висела у меня на стене. Она никак не была подписана, и я, честно говоря, всё время думал что это типа иллюстрации к сказке, где сестрица Алёнушка с братцем Иванушкой на спине пытается увернуться от гуся-лебедя или бабы-яги.

А на самом деле это деревенские детки убегают от грозы. Сестра вон какая сметливая, по-крестьянски ловкая - и братишку несёт, и туесок с грибочками не забыла. Только как-то опасно прогибается старенькая досочка из мостков под детской ногой… Мастерское произведение. Буду в Третьяковке - непременно залипну.

Вот такой был художник Маковский. В приятной степени талантливый, в приятной степени конъюнктурный. Передал дух эпохи, передал дух своей живописи, и пожить успел не несчастную жизнь непризнанного гения, а вполне себе сибаритское существование поп-художника.