ПУНИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА⁠⁠

ПУНИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА часть I

Северо-западный выступ Африканского материка от Сиртов до океана, иначе называемый «Малой Африкой», составляющий одно географическое целое с противоположным берегом Европы и островами, был областью, в которой достиг большого политического развития и мирового значения перекинувшийся сюда с востока семитический финикийский элемент, у себя на родине игравший лишь второстепенную роль, по сравнению с великими державами и культурами. Ни время, ни условия насаждения на Дальнем Западе колоний семитического востока нам неизвестны. Когда и кем основаны Утика (Аттика — «Старая»?), Гады (Гадир — «Крепость»), великий африканский «Новгород» (Карт-хадашт) — Карфаген и другие города «Ливиофиникиян», об этом существуют переданные древними авторами легенды, сомнительные синхронизмы и недоступные проверке комбинации. Теории, высказываемые новыми учеными, также не для всех убедительны, а данные археологии и недостаточны и относятся ко времени, уже далеко отстоящему от первобытных времен.

Возможно, что развитие финикийских выселений в западную часть Средиземного моря относится к большой древности. Если мы верно, вместе с Гутшмидом, толкуем Менандра и Дня, то Утика упоминается уже в X в., а город Авза основан Итобаалом тирским. Ассирийские походы могли содействовать дальнейшим массовым переселениям в Африку. Греки в VIII в. нашли уже здесь места занятыми. Соперничество двух колониальных наций обусловило появление сведений о западных финикиянах в греческой литературе; они делаются доступными истории с конца VII в. Греческому посредству обязан и латинский язык общим наименованием западных семитов Poeni и Puni; для восточных финикиян появляется впоследствии Phoenices.

Греческая опасность сплотила западных финикиян вокруг Карфагена и привлекла к союзу с ними этрусков. Сицилийские финикияне, близкие к вытеснению, удержавшиеся лишь в Панорме, Мотии и Солунте, воспрянули и перешли в наступление; Сардиния вошла в карфагенскую сферу: битва при Алалии в 540 г. отдала Корсику карфагено-этрурскому союзу. Образовалось огромное финикийское морское государство семитического племени, объединившее «Малую Африку», южный берег Испании и значительную часть островов. По договору с римлянами 509 (?) г. была «признана карфагенская монополия по ту сторону «Прекрасного Мыса» и неприкосновенность римского владычества в Лации. Урегулированы были отношения с Киреной: границей были признаны «Филеновы жертвенники».

VI и V века были временем большого развития карфагенского богатства и могущества. Во главе государства стояли выдающиеся деятели, отличавшиеся большими государственными дарованиями и энергией, каковы Малх, завоеватель Сардинии, и фамилия Магонидов, сознававшая необходимость великодержавной политики и для этой цели преобразовавшая войско из гражданского в наемническое, что было неизбежно при незначительности финикийского гражданского элемента. Магониды более полутора веков стояли во главе государства и имена их связаны со всеми выдающимися событиями его истории. При внуке Магона, Амилькаре I, Карфаген вел мировую политику и выступил энергично против греков с запада, в то время как персы пытались покорить их с востока, но на этот раз потерпел неудачу при Имере, одновременно (480) с Ксерксом, разбитым при Саламине. Тем не менее широкие предприятия Магонидов продолжаются, хотя и получают иное направление. Сын павшего при Имере Амилькара, Аннон I «превращает карфагенян в ливийцев», т. е. покоряет туземные племена внутренней части страны, образует африканскую провинцию, защищенную от набегов кочевников рядами укреплений, и отдает ее пунической знати, которая, сев на землю, обрабатывает свои латифундии при помощи рабов. Таким образом, на ряду с торговым классом и с ремесленниками, появляются в государстве крупные собственники-плантаторы, привязанные к земле и к благам мира. Этим Карфаген существенно отличается от Финикии, где владения прибрежных городов не могли распространяться вглубь страны. Благосостояние и богатство поместий картинно представлено у Диодора (XX, 8). Так как одновременно с этим политическим и экономическим переворотом замечается и другой — переход к крупной фабричной промышленности, то во избежание нежелательных для государства последствий появления обездоленных пролетариев, Аннон и Имилькон привели в исполнение мероприятие, грандиозное по замыслу и результатам — экспедицию на берега Атлантического океана для основания новых колоний, в которых могли бы найти себе приют обездоленные элементы гражданского населения. Аннон направился к югу, вдоль африканского берега и, доехав, кажется, до мыса Пальма в Гвинее или даже до Камеруна и экватора, основал шесть факторий. Имилькон прошел вдоль европейского берега до Эстримния, т. е. до Оловянных островов Scylly.

Конец V в. и весь IV в. были полны почти непрерывными войнами Карфагена с греками. Магониды стремились обратить Сицилию в провинцию, подобную Ливии, и натолкнулись на сопротивление Сиракуз. Война шла с переменным счастьем и, в конце концов, привела к расширению финикийской сферы. Однако, покорение востока Александром скоро отразилось и на западе. Агафокла и Пирра нельзя не признать типичными продуктами бурной героической эпохи Диадохов и Эпигонов, мечтавших о продолжении александрова дела в западной части культурного мира. Известно, что, несмотря на неоднократные поражения, Карфаген, одно время близкий к гибели, вышел из этой борьбы победителем — он не вошел политически в состав эллинистического мира и несколько лет был владыкой запада. Но это не могло продолжаться долго — борьба с прежним союзником Римом была лишь вопросом времени, и действительно началась всего через восемь лет после удаления Пирра.

В борьбу с Римом Карфаген вступил в расцвете своего могущества, как первая великая держава древности. Но это могущество было уже только кажущимся — время финикийской расы уже прошло, ее творческие силы иссякли, внутренние условия огромной республики были не таковы, чтобы побороть молодую энергичную и таящую в себе неистощимый запас свежих сил нацию. Первая Пуническая война, несмотря на неоднократные поражения римлян, окончилась для Карфагена потерей Сицилии, затем Сардинии и уничтожением флота. Карфаген перестал быть морской державой, и это еще более связало его с Ливией, и голоса аристократов-аграриев, стоявших за мир во что бы то ни стало и за отказ от мировой политики, стали раздаваться все громче, в то время как городское население, особенно ремесленники и купцы, лишившись рынков, находились в оппозиции. Гениальные Баркиды, ставшие во главе государства, могли опереться на эту часть граждан, и им удалось убедить народ в необходимости, отказавшись от создавания флота, создать большую державу на суше и возместить потерю островов присоединением новых областей в Ливии, а затем Испании, которая явилась бы и рынком для сбыта, и источником доходов (серебряные рудники). Предприятие Баркидов увенчалось успехом, но возбудило беспокойство римлян и повело к новой войне, в которой семитический мир выдвинул одного из гениальнейших людей — Аннибала, полководца и политику едва ли не более великого, чем Александр. Его планы были необычайно широки и поэтому не могли быть оценены современниками. Он один мог понять, что для победы над Римом необходим союз всех угрожаемых им народов, что настало время оказать всеобщую реакцию против всепоглощающего города, что разгромить его можно только в Италии, а не в Испании или Сицилии. Аннибала сокрушили и непонимание соотечественников, и энергия Рима, и усовершенствованная военная техника Сципиона. Карфаген сошел на степень обессиленного вассального города, унизившегося до изгнания великого Баркида и до содействия исконному врагу в разгроме естественного союзника — Антиоха.

Между тем назрели крупные события. Хотя карфагеняне, как и прочие финикияне, выжимая соки из туземного населения, не думали о распространении среди них своей культуры, но последняя сама проникала к ливийским племенам, сначала затрагивая, конечно, правящие сферы. Разрозненные племена соединяются под начальством предприимчивых вождей, вкусивших пунической культуры, ослабление верховного приморского города повлияло на образование более крупных царств внутри страны. Появляется в Сиге царство Сифака, для которого обаяние Карфагена было еще настолько велико, что он перешел на сторону этой республики, получив в жены дочь карфагенского вельможи (еще в 204 г.). Но его царство было недолговечным; более успешным конкурентом на объединение Нумидии оказался знаменитый Масинисса, приучивший, по Страбону, ливийцев к гражданскому общежитию и к войне, вместо разбоя. Опираясь на римлян, он мечтал создать в Малой Африке крупное государство типа эллинистических монархий, но основанное на пунической культуре, в его планы входили даже включение Карфагена и замена семитической республики ливийской семитизованной монархией. Многие карфагеняне, отчаявшись в возможности вернуть былое могущество, сочувствовали ему и предпочитали владычество единокультурного царя, получившего воспитание в их городе, подчинению ненавистному коварному Риму. Но последний не мог этого допустить — он спокойно смотрел, как Масинисса отбирал у Карфагена одну область за другою, но когда оставалось сделать последний шаг, час великого города пробил и страшное дело 146г. совершилось.

Масинисса не пережил крушения своих планов, но предвидел его, и под разными предлогами оттягивал появление своих войск в лагере Сципиона. В 148 г. его не стало; его царство было поделено между его сыновьями. Оно перестало быть опасным для римлян, но продолжало быть хранителем пунической культуры. Под римским владычеством и в покоренной провинции последняя не только не угасала, но получала новую жизнь и распространение. Утика была сделана главным городом; остальные пунические города сохранили в эпоху империи самоуправление с суффетами, частью финикийскими, частью уже латинскими монетами и т. п. Нумидийские цари получили от римлян уцелевшие от погрома пунические книги, которые способствовали большому проникновению в их среду семитической культуры и появлению литературных интересов (Гиемпсал); они принимают пунические имена, пользуются охотно пуническим языком для надписей (особенно много у их столицы Цирты; между прочим, в честь Микипсы), призывают семитических мастеров.

Внук Масиниссы и племянник Микипсы Югурта решился даже на отчаянную, последнюю попытку оказать реакцию Риму и образовать великую северо-африканскую державу пунической культуры. Неудачное, вмешательство Юбы I в войну помпеянцев с Цезарем имело последствием обращение Нумидии в провинцию, но, с другой стороны, постоянные сношения с Римом содействовали проникновению эллинистическо-римской культуры. Карфаген принципиально относился к эллинизму отрицательно, в этом отношении он не шел по стопам своей метрополии; его постоянные политические и торговые столкновения с греками, вызвавшие и самое образование западно-финикийского государства, не могли благоприятствовать развитию симпатий к греческой культуре. Правительство даже принимало меры для парализования ее соблазнов, в виде, напр., запрещения заниматься греческим языком. Нам известно, напр., что великий Аннибал, живший уже в то время, когда греческая опасность миновала и даже была необходима дружба с греками для отпора Риму, научился греческому языку в зрелом возрасте, да и то плохо владел им. Известный философ Асдрубал, ученик Карнеада, переживший падение Карфагена и написавший из Афин утешительное послание своим плененным согражданам, повидимому был греком, а не пунийцем. Конечно, без произведений греческой промышленности и искусства Карфаген обойтись не мог уже потому, что торговал ими в своей колониальной сфере; не обладая сам художественными произведениями, он получал их главным образом из Сицилии, и римляне нашли в 146 г. много награбленных с этого острова произведений греческого искусства. Точно также и в пунических гробницах всех эпох находят не мало греческих изделий; греческая марка была рекомендацией. Но переходили ли вместе с вещами идеи, для нас весьма сомнительно. Можно указать, пожалуй, на два явления, которые позволительно приписать влиянию греческого мира, — обычай сожигать трупы (с IV в.) на ряду с обще-семитическим погребением, и даже взамен его, и прекращение (с III в.) массовых, а может быть и вообще всяких человеческих жертвоприношений; влияние греческого искусства замечается и на туземных произведениях, особенно на монетах, тип которых заимствован из Сицилии и самая потребность в которых родилась благодарявнешним сношениям. Сношения с Сицилией имели последствием, между прочим, введение в Карфагене культа Димитры и Коры. По Диодору (XIV, 63) оно было обязано желанию умилостивить богинь, храм которых был разграблен в предместье Сиракуз во время несчастной войны с Дионисием I. Но культ этот был поручен грекам и оставался чисто греческим, не влияя на туземную религию; в этом отношении он не может итти в сравнение с ролью египетских культов в финикийской религии. Несмотря на непосредственное соседство с греками и на многолюдную греческую колонию и многочисленные памятники греческого искусства в своих стенах, Карфаген оставался восточным городом, и по облику, и по нравам своих обитателей.

И по падении Карфагена пуническая культура не без успеха конкурировала с греческой, хотя нумидийские цари относились к последней иначе, чем карфагенское правительство. Надписи их составлены не на греческом языке, а на пуническом и ливийском; цари носят также ливийские и пунические (Адгербал, Мастанабал и др.) имена, и между ними нет ни одного греческого. Пунические имена носят и те мелкие «цари» ливийских племен, надписи которых в честь финикийских богов найдены близ Цирты и, вероятно, один из потомков которых погребен в мавзолее в Тугге, еще относящемся к области туземного зодчества. Но замечаются уже признаки новых веяний. Масинисса поручает воспитание своих детей грекам, вступает в сношения с Родосом и Делосом; за его пожертвования в храм Аполлона на Делосе ему ставят статую; Тугга, правда, на ливийском и пуническом языках, ставит ему посвящение, как «богу» — совершенно подобно эллинистическим общинам монархии Селевкидов. Еще более ревностными покровителями эллинизма были Юба I и, особенно, знаменитый Юба II (25 г. до н. э. и 23 г. н. э.), воспитанный в Риме и женатый на дочери Антония и Клеопатры — Селене. Вместо обращенной в провинцию Нумидии он получил престол Мавритании, где также при прежних царях успешно привилась пуническая культура. И сам Юба был проникнут первоначально этой культурой, но двор у него был греческий; его столица Иол, переименованная в Кесарию, сделалась центром северо-африканского эллинизма с египетской окраской. Последняя представительница Лагидов, Клеопатра Селена унаследовала от своей матери и предков уважение к египетской религии и культуре; благодаря ей на монетах появляются Апис, систр и эмблема Исиды, воздвигается в Кесарии Исей, представлявший не только храм, но и богатое собрание памятников египетского искусства, часть которых в настоящее время хранится в музее г. Шершеля на месте древней Кесарии. Между прочим здесь найдена статуя последнего верховного жреца Мемфиса, юного Петубаста IV, умершего, вероятно насильственно, 1 августа 30 г. в день вступления Октавиана в Александрию. Возможно, что юной царице дорога была память последнего потомка вековой фамилии первосвященников, тесно связанных с эллинистической династией и одновременно с ней угасшей. Эта трогательная подробность привносит еще одну черту в картину этой интересной эпохи и этой великой культуры, принявшей в противоположном углу Африки такие сложные формы. Пунизм, эллинизм, египетские воспоминания, царство милостью Рима и служение верой и правдой Кесарю — все это слилось при дворе африканской Кесарии и сделало из Юбы II одно из наиболее интересных явлений истории. Это был едва ли не единственный представитель ливийской расы, оставивший по себе почетное имя в литературе и науке. Прекрасно научно образованный, имея возможность черпать и из греко-римских и из пунических источников, он проявил необычайно разностороннюю и широкую литературно-научную деятельность, главным образом в области истории, географии, естествознания, притом в совершенно александрийском духе. Казалось, что в Кесарии сочетался пунический Карфаген с эллинистической столицей Лагидов и Музеем. По латыни он писал в области естествознания и об арабском походе младшего Гая Цезаря, по-гречески — ассирийскую, ливийскую и римскую истории, труды по истории греческой живописи и театра, философские трактаты и эпиграммы. За его заслуги по изучению греческого искусства и аттических трагиков афиняне поставили ему статую. Плиний передает о его заслугах по исследованию области Атласа и островов, вероятно, Мадейры и Порто-Санто, и изучению их естественных произведений, причем были открыты новые виды растений и указаны новые пути и средства торговли. Несмотря на его иноземное происхождение из враждебного рода, мавританцы уживались с ним, а в Гадах и в Новом Карфагене выбрали его дуумвиром и патроном. Рим почтил его Sella curulis, венцом и скипетром. Сын и преемник его носил славное имя Птолемея и был последним отпрыском Лагидов и последним царем пунического мира. В союзе с римлянами он одолел новую ливийскую национальную реакцию в лице Такфарины, но и это не спасло его от корыстолюбия и самодурства Калигулы. С его смертью (40) или изгнанием прекратило свое существование последнее царство пунической культуры. Эллинизм, а за ним и романизм продолжают делать успехи; к III в. латинский язык берет верх, но и пунический, хотя и лишенный официальных прав еще в половине I в., не сразу сдается. Бл. Августин засвидетельствовал существование пунического языка для V в., т. е. он держался здесь гораздо дольше, чем в метрополии. В течение всего первого столетия, а местами до эпохи Антонинов, существовало в городах финикийское городское устройство, да и сам Карфаген был восстановлен Цезарем, кажется, как финикийский город, имевший значительный процент туземного населения и управлявшийся первоначально суффетами.