поэтическая пятиминутка.
там, где небо без меры хмурится, снег роняя на сопок свод, где метели бегут по улицам, кто-то тоже себе живет, ходит в садик и на работу, и видит мир в непроглядной тьме. где-то с радостью, где с заботами, в общем все, как у всех. везде. там пять лет своих первых крошкою, без передних зубов совсем, к маме липнув щекой, ладошкою, ни печалей и ни проблем, прожила лупоглазик - Оленька, мамы - Лёлька, собакам - друг, вечным жителем подоконника, не пускающим книгу с рук. пирожки от бабули сладкие, вечера за одним столом...
но была в ней тоска украдкая, молчаливая, лишь о том, что в краю этом снега, наледи и медвежьих огромных лап, в мире, где все друг с другом ладили, не хватило для Лёльки пап. одного, хоть какого, выдал бы ей суровый чукотский бог, через лед бы дорогу выдолбил к Лёльке папе. таких дорог очень много! у всех же в садике есть свой папа, еще какой! вот у Юльки соседки - Вадиком он зовется, большой рукой как посадит ее на спину и через вьюгу несет сквозь снег. объяснил бы хоть кто причину ей, отчего же не как у всех? почему нету папы в домике? где уютно так и тепло.
вот, притихши на подоконнике, Лёлька дышит и трет стекло - может там, через ветры с бурями, папа к ней напролом идет? снег замерзший стегает пулями, папа сильный и пятый год он дорогу к ней тундрой, стужею пробивает, и скоро да! лучшим папой, пускай простуженным, постучит! и зайдет сюда! станет лед отбивать с порожка и, маму крепко к себе прижав, он оттает, пусть понемножку, но оттает же! чай из трав мама сварит ему, а бабушка сладкий-сладкий пирог спечет. он усядется тут, на краешке подоконника, чтобы все рассказать о дороге снежной, и как он к дочке своей спешил, как во льдах не терял надежду и просто шел из последних сил. и обнимет он Лёльку-Оленьку, понесет на руках легко...
засыпает на подоконнике Лёлька мамина. молоко разливается, там за окнами снег кругом, только снег один. и никто через сопки сонные, через сотни усталых льдин, шаг за шагом, за каплей капелькой, через земли и небосвод, не идет к своей дочке маленькой
двадцать пятый
холодный
год
но была в ней тоска украдкая, молчаливая, лишь о том, что в краю этом снега, наледи и медвежьих огромных лап, в мире, где все друг с другом ладили, не хватило для Лёльки пап. одного, хоть какого, выдал бы ей суровый чукотский бог, через лед бы дорогу выдолбил к Лёльке папе. таких дорог очень много! у всех же в садике есть свой папа, еще какой! вот у Юльки соседки - Вадиком он зовется, большой рукой как посадит ее на спину и через вьюгу несет сквозь снег. объяснил бы хоть кто причину ей, отчего же не как у всех? почему нету папы в домике? где уютно так и тепло.
вот, притихши на подоконнике, Лёлька дышит и трет стекло - может там, через ветры с бурями, папа к ней напролом идет? снег замерзший стегает пулями, папа сильный и пятый год он дорогу к ней тундрой, стужею пробивает, и скоро да! лучшим папой, пускай простуженным, постучит! и зайдет сюда! станет лед отбивать с порожка и, маму крепко к себе прижав, он оттает, пусть понемножку, но оттает же! чай из трав мама сварит ему, а бабушка сладкий-сладкий пирог спечет. он усядется тут, на краешке подоконника, чтобы все рассказать о дороге снежной, и как он к дочке своей спешил, как во льдах не терял надежду и просто шел из последних сил. и обнимет он Лёльку-Оленьку, понесет на руках легко...
засыпает на подоконнике Лёлька мамина. молоко разливается, там за окнами снег кругом, только снег один. и никто через сопки сонные, через сотни усталых льдин, шаг за шагом, за каплей капелькой, через земли и небосвод, не идет к своей дочке маленькой
двадцать пятый
холодный
год
